Глава 2
Гость
Сен-Лизье, улица Нобль, вечер того же дня
Анжелина нашла своего сына сидящим на высоком деревянном стульчике между кухонным столом и плитой, около которой хлопотала Октавия. Прежде чем поздороваться со своей дорогой подругой Жерсандой, молодая мать поспешила поцеловать малыша. Наступал вечер, и Анри де Беснак лакомился гороховым пюре. Вокруг шеи у него был повязан белый хлопчатобумажный нагрудник. Анри ловко держал в руке свою серебряную ложку.
— Здравствуй, мой малыш! — воскликнула Анжелина, радостно улыбаясь. — Какой ты красивый!
Анжелина залюбовалась своим ребенком. Волосы Анри уже начали виться на затылке. На этот раз они были расчесаны на пробор, и мягкие локоны обрамляли еще кукольное личико малыша.
— Я выкупала его, — сказала Октавия. — Так велела мадемуазель. Представляете, у нас сегодня гости.
— Кто же? — спросила Розетта, пристально глядя на тарелку с тонко нарезанными тартинками. — Не люблю, когда у вас собирается общество. Я всегда смущаюсь.
— Сегодня у нас собирается светское общество, моя болтушка, — усмехнулась служанка. — Мадемуазель не терпится кое-кому представить нашу Анжелину.
Анжелина с трудом сдержала вздох отчаяния. Она не оделась как следует к ужину, который считала вполне обычным. Она не думала, что увидит здесь знатных гостей. Тем не менее она, всецело занятая своим сыном, не придала особого значения словам Октавии. Для Анжелины наступил благословенный момент, когда она могла прижать Анри к груди и коснуться губами бархатистой кожи его круглых щечек. Но к бесконечному счастью все же примешивалась капля горечи, поскольку она помнила о том, что мальчик никогда не будет называть ее мамой.
— Ну, Октавия, давайте, колитесь! — смеясь, настаивала Розетта. — Кто он, этот гость мадемуазель Жерсанды?
— Октавия! Октавия! — подал голосок Анри. — Я хочу пить.
— Сейчас я дам тебе воды, мой дорогой, — тут же откликнулась Анжелина. — А когда ты поешь, я поиграю с тобой в кубики. Помнишь, позавчера мы построили с тобой башню, а ты — бум! — взял и разрушил ее?
— Ты поиграешь с ним завтра, Анжелина, — возразила Октавия. — Не заставляй мадемуазель ждать. А ты, Розетта, останешься в кухне и будешь мне помогать. Мадемуазель сама составила меню.
— Хорошо! — согласилась Розетта с обычной готовностью. — Уж лучше хлопотать по хозяйству, чем сидеть в кресле и держать язык за зубами.
— Да, особенно сегодня вечером. К нам на чай пришел лорд, английский лорд… Лорд Брунел!
— Лорд? — переспросила Розетта.
— Это дворянский титул в Соединенном Королевстве, — объяснила Анжелина. — Но что он делает в нашем городе?
— А как ты думаешь? — Октавия усмехнулась. — У мадемуазель сохранились кое-какие связи. В основном эпистолярные, как она говорит.
Розетта присвистнула, пораженная словом «эпистолярные». В этот момент в доме раздался звук колокольчика.
— Ах! Мадемуазель зовет меня, — проворчала Октавия. — Я сейчас вернусь.
И энергичным шагом Октавия вышла из кухни. Дверь открылась и закрылась. Но почти сразу же Октавия появилась вновь.
— Мадемуазель требует тебя к себе, Анжелина, — прошептала она. — Господи, тебе надо было надеть красивое платье!
— Но я даже предположить не могла, что придет этот господин. Меня никто не предупредил. Или это очередная ловушка мадемуазель Жерсанды?
— Ловушка? Да что ты такое говоришь! Нет, вовсе нет! Когда он явился, она удивилась не меньше меня. Я была просто ошарашена, уверяю тебя. На улице остановился фиакр, и кучер указал этому господину на наш дом. Лорд Брунел путешествует на поезде. Он собирается на воды в Люшон, понимаешь ли. А по дороге он решил навестить мадемуазель.
— А по-французски-то он говорит? — забеспокоилась молодая женщина.
— Разумеется, но со странным акцентом.
Анжелина поправила одежду: длинную юбку из цветастой ткани и белую блузку с кружевным воротником. Она также подколола волнистые пряди, выбившиеся из пучка, закрепленного несколькими шпильками.
— Мадемуазель Жерсанда рассердится, увидев мой наряд, — вздохнула она. — Ну что ж поделаешь!
Вскинув голову, Анжелина направилась в гостиную. Окна, из которых открывался прелестный вид, были широко распахнуты. Заходящее солнце окрашивало в розовые тона заснеженные вершины Пиренеев, величественно возвышавшиеся на линии горизонта.
— Ну наконец, моя крошка Анжелина! — воскликнула старая дама, небрежно помахивая веером. — С великой радостью представляю тебе своего бесценного друга, лорда Малькольма Брунела!
Величавый мужчина лет семидесяти встал и галантно поклонился. Высокий, с широкими залысинами, он носил очки в золотой оправе. В костюме-тройке из бежевого льна и белоснежной рубашке он был самим воплощением элегантности.
— Рад познакомиться с вами, юная леди, — сказал лорд, лукаво улыбаясь.
Анжелина протянула свою тонкую, как у ребенка, руку для поцелуя, как молодую женщину учила делать ее благодетельница.
— Моя дорогая подруга Жерсанда столько писала мне о вас! — продолжал лорд. — И она не солгала, вы действительно красивы.
Смутившись, Анжелина поблагодарила лорда вполголоса, садясь на обитый дорогой тканью табурет, стоявший около столика, на котором возвышались хрустальный графин и два фужера.
— Мы с Малькольмом пили арманьяк, — жеманно произнесла Жерсанда де Беснак, словно помолодевшая от радостного возбуждения, которое вызвала у нее нежданная встреча. — Так мило с его стороны приехать в Сен-Лизье…
— Из Лондона. Да, это было долгое путешествие, — подхватил гость. — До Дувра на пароходе, затем на поезде. Париж, Бордо, Тулуза и, наконец, маленький вокзал на берегу реки.
Типично британский акцент лорда Брунела заставил молодую женщину непроизвольно улыбнуться. Но лорд даже не догадывался, что больше всего Анжелину позабавила его манера произносить слово «Тулуза».
— Я так счастлив, что ужинаю у своей подруги, — добавил лорд.
— А я как счастлива! — воскликнула старая дама, надевшая по этому случаю бриллиантовые серьги и роскошное изумрудное ожерелье. — В последнее время я стала часто скучать.
Неисправимая кокетка, Жерсанда де Беснак продержала своего гостя в одиночестве ровно столько времени, сколько ей понадобилось, чтобы надеть свои самые красивые драгоценности и напудриться.
— Но вы не одиноки! — удивился лорд. — У вас есть ваша гувернантка Октавия и маленький мальчик, которого вы усыновили. Прекрасный ребенок… И мадемуазель Анжелина…
— Мне так не хватает этой барышни! Теперь, когда она получила диплом, она ездит по деревням и помогает женщинам рожать, так что у нас нет времени, чтобы поболтать о нарядах, безделушках… Но я горжусь ею.
В гостиную вошла Розетта, хотя ее никто не приглашал. Молодая служанка задыхалась от возбуждения, она хотела собственными глазами увидеть гостя, казавшегося ей необыкновенным персонажем. Ее осиная талия была перехвачена белым фартуком, который дала ей Октавия, а свои косы она спрятала под безукоризненно чистым платком. Розетта подошла к столику, делая вид, что собирается убрать грязную посуду.
— Мадемуазель Жерсанда, мсье лорд, я вас приветствую! — произнесла она, делая некое подобие реверанса.
— Но… Подай нам арманьяк! — возмущенно сказала хозяйка дома. — И если тебе так хочется понаблюдать за нами, принеси приборы, фарфоровый сервиз с голубыми розами на фоне цвета слоновой кости. А приборы серебряные с гербом!
— Кто это? — спросил лорд Брунел с неподдельным интересом.
— Розетта, — сказала Анжелина. — Она работает у меня. И мы с ней подруги. Я сказала бы даже, что она мой ангел-хранитель.
— Как я сегодня счастлив! — вздохнул лорд. — Сколько красивых дам меня окружает!
— Вы должны были привыкнуть к обществу красивых дам при дворе королевы Виктории! — заметила Жерсанда.
Последние слова поразили молодую повитуху, осознавшую, что лорд Брунел принадлежит к совершенно иному миру, исключительному, по ее мнению. Она вспомнила о портрете королевы Виктории, которым восхищалась, просматривая «Иллюстрасьон», любимую газету Жерсанды де Беснак.
— А вы действительно были близки к королеве? — спросила Анжелина, забыв о робости.
— Я присутствовал на ее коронации в 1837 году, равно как и моя супруга, — объяснил Малькольм Брунел. — Роскошная церемония! Все пэры королевства собрались вокруг молодой восемнадцатилетней государыни. А платья, мои дорогие! Какие чудесные платья были на благородных дамах!
— Рассказывайте, мой друг, рассказывайте! — воскликнула старая дама. Ее глаза цвета лаванды блестели от радости.
— Бархатные, муслиновые, парчовые… А какие кружева! — произнес лорд мечтательным тоном. — Наша королева, которая была также императрицей Индии, сумела придать двору блеск, достойный вашего короля Людовика XIV, короля-солнце. И это сохранилось до сих пор, хотя нравы стали менее строгими, а декольте — более глубокими.
Открыв рот, Розетта упивалась его словами. Лорд Брунел рассмеялся.
— Вы в совершенстве владеете нашим языком, мсье, — заметила Анжелина.
— Надо говорить «милорд», — мягко поправила ее Жерсанда.
— Вполне подойдет и «мсье», — заметил англичанин. — Отвечая на ваш комплимент, мадемуазель, скажу, что наша королева Виктория с юности овладела итальянским, греческим, латинским и французским языками. Я счел необходимым в совершенстве знать французский язык, поскольку, выполняя свои обязанности, был вынужден часто бывать в Париже.
Октавия, сгоравшая от нетерпения в кухне, тоже решила заглянуть в гостиную. Она вошла, держа за руку Анри. Мальчик был тщательно умыт и переодет в небесно-голубую рубашку и бархатные брючки.
— Наш малыш соскучился по вам, мадемуазель, — почтительно сказала Октавия.
— Какой прелестный ребенок! — умилился лорд.
Он внимательно вглядывался в черты лица Анжелины и мальчика. Если он и нашел сходство, то счел разумным промолчать.
— Иди сюда, Анри! — воскликнула Жерсанда. — Ты хорошо поужинал?
— Да, мама, — ответил ребенок, с любопытством глядя на благородного гостя.
— Теперь ты можешь поиграть на ковре, а потом ляжешь спать. Октавия, подай нам аперитив. Я выпью портвейн. А вы, дорогой друг?
— Портвейн, охотно.
— Я тоже выпью немного! — воскликнула довольная Розетта.
Она очень хотела побыть в обществе своей хозяйки, лорда Брунела и мадемуазель де Беснак. Розетта уже представляла себя в длинном парчовом платье, отделанном золотыми кружевами.
— А ты, вместо того чтобы зыркать по сторонам, иди на кухню! Будешь мне помогать! — прикрикнула на нее Октавия. — И вместо портвейна получишь воду, разбавленную сидром. С тебя будет достаточно!
— Я пошутила! — солгала Розетта, сожалея о том, что должна идти за Октавией в кухню.
И все же Розетта удостоилась чести подать знаменитый аперитив, что и сделала с образцовой прилежностью.
— Вам еще подадут тартинки, — сообщила она, — к редису.
— Спасибо, это мое любимое лакомство, — обрадовалась Жерсанда.
Вечер обещал быть оживленным и очень приятным. В открытые окна просторной гостиной врывался ветерок, наполненный ароматами цветов, которые первыми расцвели в городе. В золотисто-розовом небе стремительно порхали ласточки, испуская пронзительные крики. Они то камнем летели вниз, то взмывали ввысь, в зависимости от своих безумных прихотей.
Нисколько не боясь досадить экстравагантной хозяйке дома, Анжелина села на ковер рядом с Анри и принялась вместе с ним играть в кубики. Она соорудила пирамидку, которую ребенок тут же сломал с радостным смехом.
Это умилительное зрелище растрогало Малькольма Брунела. Он закурил сигару и, держа бокал с портвейном в руке, любовался молодой женщиной и малышом.
— Ваша жизнь спокойна и полна радости, — наконец, обратился он к Жерсанде. — Я уеду, нисколько не волнуясь о вашей судьбе, мой дорогой друг.
— Для полного счастья не хватает только моего сына Жозефа. В последнем письме я рассказывала вам, как мне хочется найти его, восстановить наши отношения. Теперь его зовут Луиджи. Он музыкант. Где он сейчас бродит? В каком краю?
— Если на то будет воля Божья, он вернется к вам. Я понимаю ваше нетерпение, знаю, что вы не перестаете надеяться, — заметил лорд. — Я верю в Провидение. Вы вновь увидите вашего Жозефа. В своих письмах вы упоминали невероятный случай, благодаря которому он встретился с Анжелиной. В этом надо видеть знак судьбы.
Лорд неумело выговорил имя молодой женщины и тут же рассыпался в извинениях.
— Мне немного трудно произносить ваше имя.
— Ну, оно не сложнее имени Виктория и других имен вашего дорогого Альбиона, — заметила старая дама.
— Мою прабабушку звали Дезирадой, — сообщила молодая женщина. — Это от нее я унаследовала столь редкий цвет глаз.
— Право, я никогда прежде не видел глаз цвета аметиста, — согласился гость. — Дезирада, Анжелина…
Лорд старательно выговаривал имена, стараясь не искажать звуков, что рассмешило Жерсанду.
— Как я рада вас видеть, мой друг! — вздохнула она. — Вы приготовили для меня чудесный сюрприз. Какой же вы внимательный! Ведь вы подумали обо мне, когда ехали в Люшон, город, славящийся своими водами. Впрочем, наша повитуха прекрасно знает этот город, не так ли, Анжелина?
— Повитуха? — переспросил лорд Брунел.
— В нашем краю меня все так зовут. Это слово означает «акушерка». Мадемуазель наверняка говорила вам, что я акушерка.
— Да, разумеется. В Англии, вас, несомненно, называли бы Энджи. Вам подошло бы такое имя.
Тон, которым лорд произнес это уменьшительное имя, восхитил хозяйку дома. Она повторила вслед за ним: «Энджи» и захлопала в ладони.
— Очаровательно! А как оригинально! Что ты об этом думаешь, Анри? Анри, Энджи! К тому же это рифмуется.
Анжелина в недоумении пожала плечами. Но малыш в то же мгновение громко воскликнул: «Энджи!», показывая пальцем на свою настоящую мать.
— Я люблю тебя, — добавил он со счастливой улыбкой. — Давай еще немного поиграем…
— Конечно! — воскликнула Анжелина, ощущая себя на седьмом небе от счастья.
Октавия и Розетта бесшумно вошли в гостиную и стали накрывать круглый стол. Вскоре натертая до блеска деревянная столешница была покрыта узорчатой скатертью. Они поставили фарфоровые тарелки с цветущими розами и золотой каймой, а также тонкие хрустальные бокалы и разложили серебряные столовые приборы. Из кухни доносились дразнящие ароматы, что только усилило эйфорию лорда Брунела.
— Во Франции понимают толк в еде, — заявил лорд. — В прошлом году я тоже ездил на воды, только в Виши. Там я нашел великолепный ресторан. Мадемуазель Энджи, не могли бы вы мне порекомендовать какое-нибудь хорошее заведение в Люшоне?
— Боже, нет! Мне это трудно сделать, милорд, — ответила Анжелина, грациозно вставая. — Я провела в Люшоне только один вечер и одну ночь при весьма тягостных обстоятельствах. Мадемуазель смеется надо мной, утверждая, что я хорошо знаю город.