4
Не верьте холодным скучным моралистам, усердно запугивающим вас страстями, – только с помощью чувств природа подталкивает человека к уготовленному ему пути. Доверьтесь восхитительному голосу страстей – и он непременно приведёт вас к счастью
Маркиз де Сад, «Философия в будуаре, или Безнравственные наставники»
Замок Фрай не понравился Марго с того самого момента, как она его увидела. Неуклюжее, грубо слепленное из камня, дерева и цемента строение выглядело так, будто его спланировал слабоумный архитектор, а выстроили косорукие рабочие. Двери в парадное являлись, скорее, воротами, в которых могли преспокойно разминуться две гружёные повозки, а лестницы соединяли этажи под невообразимыми углами, угрожая сбросить неосмотрительного человека – вернее, Изгоя, – если тот окажется недостаточной ловким. Воду для ванной здесь носили вёдрами, а из дыры в полу, заменявшей туалет, всегда ужасно несло.
Марго догадалась о том, что канализации как таковой не существует, ещё до того, как Йорг Фрай, её жених, подтвердил это.
- Да, – согласился он, чуть нахмурившись. – Всё стекает в большую яму под замком, и когда она начинает слишком вонять, её чистят.
- Даже так! – Марго вскинула брови и прищурила глаза, демонстрируя презрение и удивление одновременно. – И кто именно?
Интонации, по мнению бывшей принцессы, вполне определённо указывали жениху на то, что ответственные за уборку работники проспали свою вахту не менее полугода назад, однако он, похоже, воспринял вопрос всерьёз.
- О, этим занимаются «заучки»! – Последнюю фразу он произнёс с нескрываемой гордостью, синхронизируя слова с великолепной белозубой улыбкой. – Заучки?
Йорг коротко рассмеялся.
- «Заучки», «нулевой параметр», «очко» – их называют по-разному. Они действительно полные ничтожества во всём, и чистить выгребную яму – их подлинное призвание. В любом случае, для любых иных работ они не обладают ни должной квалификацией, ни хотя бы физической силой.
В душе Марго всколыхнулось любопытство.
- Точнее не скажешь. А почему всё-таки – «заучки»? – Она вдруг заподозрила, что перечисленные Йоргом названия выдуманы не в Резервации. – О, их нам присылает Орден, его Святая инквизиция! Формулировки придуманы не Фраями, поверь мне!
Широко улыбаясь, Йорг взял девушку за локоть и подвёл её к окну. Спальня Марго находилась на третьем этаже, в северо-восточном углу замка, и оттуда открывался отличный вид на строительные работы у ближайшей стены.
- Видишь? Стена деревянная, это просто бревенчатая клеть, набитая камнями и землёй, а перед ней – сухой ров. – Она кивнула и попыталась выдернуть руку, но Йорг лишь ухватил её сильнее, а другой рукой обнял за талию. – Отец хочет построить настоящую каменную стену, как в Каптайле и командорствах, а ров наполнить водой.
Марго, которой прикосновения жениха вдруг сделались неприятными, промолчала. Женщина должна подчиняться своему мужу, и сейчас Йорг ей на это недвусмысленно намекнул. Про себя же она предположила, что Йозеф Фрай, барон Резервации, видимо, не слишком верит в таланты своего сына, полководческие и административные, и хочет оставить ему в наследство надёжную крепость.
Страх сжал её сердце холодной рукой. «Не исключено, что нам придётся выдержать осаду», – подумала она.
- В Ядовитых землях сейчас неспокойно, – подтвердил её догадку Йорг. – Поговаривают, там разгорелась настоящая война, и неизвестно, чем всё закончится. На всякий случай мы укрепляемся.
Он указал ей на тот участок, где ров уже засыпали и на его месте вырос участок новой стены – сложенный из грубо отёсанного камня, он возвышался над землёй на четыре метра и продолжал расти. В лучах заходящего солнца, тускловатых и нежарких, виднелись полуголые фигуры строителей, таскавших камни; один помешивал цемент в яме, заменяющей корыто; за всеми наблюдал опиравшийся на короткое копьё стражник в кольчуге и шлеме.
- Посмотри на этих людей; большая часть из них имеет какие-либо задатки к волшебству: способность передавать мысли на расстоянии, обычно, правда, небольшом, двигать предметы – это вроде как называется «телекинез», – даже предвидеть будущее.
- Как интересно, – сказала она грудным голосом и устроилась поудобнее в объятиях Йорга. – Стражник, конечно, в гораздо большей мере отличается от обычного homo. Он – ликан. Как и мы с тобой, бесценная моя.
Последняя фраза прозвучала нарочито и даже фальшиво, но Марго, улыбнувшись, позволила Йоргу поцеловать себя в шею.
- Тут нет ничего странного, дорогая, ведь ликантропии сопутствуют относительно высокие показатели психополя, ничуть не ниже, чем у любого телепата. Однако же ликаны являются отдельным видом, более высоким, как мы полагаем, более приспособленным, чем люди, к реалиям Резервации, ведь именно ликаны изначально являются её правящей элитой.
Марго задрожала; о своей болезни – иначе её не называли – она знала лишь, что та проявляется во время припадков, случающихся обычно в полнолуние. В такие ночи – даже чередующиеся с ними дни – она необъяснимым образом менялась, не столько физически, сколько психологически. Ей хотелось убивать, терзать окружающих зубами и отсутствующими у неё когтями; нюх её обострялся, а зрение, наоборот, теряло цветность, становилось едва ли не чёрно-белым.
- Я думала… – Бывшая принцесса осеклась и умолкла. – Ты думала, это просто агрессия. Но агрессия – это власть, это сила!
Самодовольный голос Йорга вернул её к действительности.
- Мы – то есть ликаны – очень быстро организовались и стали доминировать над людьми; жалкие чары ссыльных не имели на нас влияния, и они уступали нашему напору. – Через его руки в Марго вливалось приятное тепло; она размякла и почувствовала себя по-настоящему хорошо, пожалуй, впервые с момента приезда в замок Фрай. – Так расскажи мне о «заучках».
Руки Йорга скользнули по её талии – и ниже, вдоль крутых уже бёдер. Горячие пальцы собирали платье в складки, постепенно обнажая ноги.
- «Заучки», – возбуждённо шептал он. – Они совершенно бесполезны, ведь их обычное занятие – интеллектуальный труд. Учёные, изобретатели, поэты, разного рода безумцы, мнящие себя гениями – у всех у них практически отсутствует психополе.
- Ох! Да постой! – Она вырвалась и отступила на два шага. – А кто архитектор этого замка – ликан или «заучка»?
Йорг надвигался на неё, распалённый вожделением. Марго отскочила за кровать, поступать так, когда мужчина претендует на «излишества», научила её мама.
- Говори, Йорг, я хочу услышать ответ! – Голос её стал взвизгивающим; юноша пришёл в себя и застыл с недоумевающим выражением на лице. – Ликан, конечно! Мой прапрадед, Станислав Фрай…
Она так и думала. Сознание, затуманенное яростью, порождает хромые мысли – и замок, разумеется, стал воплощённым порождением безумия. «Как много общего у дома с его обитателями?» – так формулировался вопрос, занимавший в это время Марго. Вопрос, ответ на который она полагала жизненно важным. «Сейчас я кое-что узнаю о своём женихе», – сказала она себе мысленно.
- Теперь выйди отсюда, Йорг Фрай, ведь ты ещё не супруг мне, – с холодной горечью произнесла она. – Выйди, иначе мы поссоримся на всю жизнь, и та, вероятно, не затянется надолго.
Недоумение отразилось на лице Йорга; он казался разочарованным.
- Ну, девочка, – ласково начал он. – После свадьбы я твоя, но сейчас придерживайся правил и законов. Таковы обычаи, и я не дам себя опозорить!
Глаза её бешено сверкали, и Йорг предпочёл не рисковать. Зачем доходить до крайностей, если скоро всё изменится и Марго станет его женой?
- Как знаешь. – Он пожал плечами и вышел. – Как знаю.
Сказав так с неожиданным для самой себя унынием, она села на кровать, а потом, завалившись набок, закрыла лицо руками и расплакалась.
- Как знаю, как знаю, – повторяла она раз за разом, как мантру. – Как знаю.
Сжавшись калачиком, Марго рыдала; девичьи слёзы окончательно смыли то, что ей самой казалось чувством, постепенно зарождающейся любовью к Йоргу.
И тогда она начала думать о побеге.
5
Духовенство является не служителями церкви, а в полном смысле чиновничеством, тою же бюрократией, только в ином мундире
Георгий Гапон
Несколько дней пути по отвратительным дорогам Северного Пограничья ушло у Робина на то, чтобы достичь родного командорства. Завидев, наконец, до боли знакомые башни и стены из тёсаного камня, он не смог сдержать крика ликования и пришпорил своего и без того уставшего коня.
Ещё до заката Робин достиг предмостного укрепления; его личность идентифицировали. Подкованные копыта прогрохотали по перекинутому через ров с водой мосту, и экзорцист благополучно въехал в замок.
Кто именно распространил информацию о его камнепреткновенской неудаче, Робин не знал, но каждый монах, даже братья-слуги, завидев его, насмешливо фыркали, а то и смеялись, прикрыв для проформы рот.
Поставив коня в стойло и сдав оружие в арсенал, он направился в столовую. Несмотря на поздний час, в огромном, почти пустом зале находилось несколько десятков человек. Когда Робин вошёл, все разговоры стихли, и глаза присутствующих уставились на него. Красный до корней волос, он прошествовал с деревянным блюдом, нагруженным едой, за пустующий стол экзорцистов и сел там.
В обладавшем великолепной акустикой зале стояла настолько полная тишина, что когда он откусил от луковицы, звук донёсся, должно быть, до самых дальних уголков. Братья молчали, а Робин, делая вид, что ничего не замечает, продолжал есть: чёрный хлеб, жареная рыба, овощи – обычная для члена Ордена пища.
Постепенно события вернулись в обычную колею: послышалось шуршание одежд, затем – тихие поначалу разговоры, даже шутки.
Шутки о том, как лучше догнать бегущую ведьму.
Так и не сказав никому ни слова, Робин покончил с трапезой и оставил помещение.
Он прошествовал в свою келью; сосед его, Паэн, ещё не спал – он читал в свете единственной свечи – вернее, притворялся, что читает – потрёпанный томик Устава. Паэна, восемнадцатилетнего парня, наставником которого долго являлся Робин, недавно посвятили в рыцари, и он, покинув касту послушников, имел полное право не прислуживать Робину.
Тесную келью с небольшим окошком, в которой едва умещались две кровати, Паэн тоже перестал убирать, отчего в ней царил непривычный беспорядок. Скоро их расселят, они получат новых соседей – и это недоразумение устранится само собой.
Робин решил обойтись без выговоров – на его уста вообще будто наложили печать молчания – и начал распаковывать личные вещи. Не прошло и минуты, впрочем, как терпение Паэна, обычно и вовсе отсутствующее, иссякло.
- Расскажи, Робин! Расскажи, как это? – Взбудораженный голос свежеиспечённого рыцаря привёл Робина в бешенство. – Что – «это»?
С трудом преодолев желание сломать приятелю нос, Робин, так и не оборачиваясь, начал раздеваться. Мылись они подчас прямо в келье, используя мыло и небольшую деревянную бадью с водой, и ничего нового в этом не было.
Может, всё-таки было, ведь он чувствовал себя куда более скованным, чем обычно. Проклятье, да он покраснел как варёный рак! Лишь бы Паэн не заметил, иначе это попросту уничтожит его доброе имя!
Робин услышал, как Паэн разочарованно чертыхнулся – это ему тоже сошло с рук, он ведь теперь рыцарь, в конце концов – и отбросил книгу, потом сел на кровати. От резкого движения свеча едва не потухла.
- Робин, да брось! Говори, что случилось на самом деле?
Тут, наконец, до Робина дошло. Наверняка, среди монахов ходили слухи – непомерно раздутые и преувеличенные, – давным-давно уже скрывшие под своим весом изначальное зёрнышко правды. «Буйные же всходы дают сплетни, – подумал Робин. – Вероятно, все только и говорят о моём романе с ведьмой – и о том, как я промахнулся в ответственный момент; а может, по их мнению, я даже предал Орден».
Медленно-медленно, не скрывая своего причинного места – и быстро закипающего гнева, – обернулся он к Паэну.
- Брат Паэн, как экзорцист – рыцарю, говорю вам: если вы желаете разговаривать с моим голым задом, говорите и с обнажёнными гениталиями.
Паэн вскочил; молодые люди стояли теперь лицом к лицу, готовые схватиться. Внешне и характером они разительно отличались: широкоплечий, ростом ниже на полголовы, Робин имел более высокий ранг экзорциста и обладал опытом многочисленных схваток; всегда рассудительный, этот белокурый парень безмятежно рассматривал приятеля своими холодными голубыми глазами, словно собирался в него выстрелить; Паэн же, высокий и, скорее, крепкого, нежели атлетического телосложения, отличался порывистостью характера и, как ему неоднократно пеняли, непродуманностью поступков и несдержанностью речей; русые его волосы обычно пребывали в беспорядке, а взгляд тёмных глаз не знал покоя.
Наконец, Паэн отступил и склонил голову в знак смирения – видимо, дисциплина, прививавшаяся им с раннего детства, на сей раз возобладала над холерическим темпераментом.
- Простите меня, брат-экзорцист.
Робин кивнул.
- Хорошо, брат-рыцарь. Я не доложу о вашем проступке. – Он усмехнулся. – Я видел её не более десяти секунд – и всё это время принимал оказавшийся более чем некстати сигнал Вызова.
Сказав так, Робин вновь обернулся к Паэну спиной и продолжил натираться мылом. Он опять – в который уже раз за прошедшие дни! – вспомнил Имоген – и опять она предстала перед ним как наяву – бегущая, с колышущимися грудями и развевающимся облаком чёрных волос, постепенно скрывающаяся за пеленой дождя.
Он ещё не закончил мыться, когда в дверь постучали.
Случилось то, чего Робин боялся – и вместе с тем с нетерпением ожидал ещё с самого момента прибытия. Его вызывали к командору.