ГЛАВА 5. БЕС. АССОЛЬ

2529 Words
Сдёрнул ткань с её груди и сжал сильнее зубы, услышав её выдох. Да, маленькая, с тобой я тоже иногда забываю дышать, чтобы потом корчиться в смраде твоей лжи и предательства. Приблизившись так, чтобы жадно втягивать в себя запах её тела. Ни капли духов. Как я люблю. Сжал упругую грудь, склонившись к самому её лицу, провёл большим пальцем по вытянувшемуся, упершемуся в мою ладонь розовому соску. - Ложь...ты вся соткана из лжи, девочка. Языком по её шее. От ключицы вверх, к подбородку, не сдержав рычания от вкуса её кожи, от которого в позвоночник выстрелило смертельной дозой адреналина. - Нежная...до ошизения нежная снаружи, моя Ассоль. Прикусывая острый подбородок, подняться к губам, чтобы обвести их языком, прижимаясь ноющим членом к её животу. - И такая испорченная, такая развратная, конченная дрянь внутри. Опустив одну руку между её ног, чтобы впиться зубами в раскрывшиеся губы, когда мы выдохнули оба...когда мои пальцы скользнули по влажной расщелине вверх и вниз - Но ты права. Отстранившись, чтобы ворваться между мягких губ языком. - Ты, как всегда, прочла меня верно. Раздвигая складки её лона, надавливая ладонью, заставить её выгнуться, подставив второй руке грудь, которую стискиваю, приподнимая вверх...моя фантазия. Мое наваждение всех этих лет сейчас оживает, сводя с ума, снося башню и вызывая животное желание разорвать её на части. - Это определённо мой любимый способ. Пальцами скользнуть в её плоть, сплетая язык с язычком Ассоль...выдыхая в её рот собственную агонию по этому телу. *** Этот взгляд...как же я с ума сходила по этому дикому взгляду, когда похоть граничит с безумием и все тело колотит от потребности, от примитива на грани инстинктов. Отдать ему все. Отдать ему каждый клочок своего тела, отдать каждый клочок души, быть грязно им оттраханной, так порочно и так пошло, как ни в одном, даже самом откровенном порно, потому что все по-настоящему. Смотрит на мою грудь, и я вижу, как застыл его взгляд, как дергается кадык, потому что он судорожно сглатывает слюну. Он всегда так реагировал на меня...всегда – мучительно остро, заражая вожделением на грани фола. Заражая своей первобытной дикостью. Этот рывок платья вниз хаотично, лихорадочно и мой выдох нетерпения. Сжимает меня так сильно, так требовательно, и я плыву...сколько лет я жила без этого ощущения? Без этого наркотика, по которому ни одной ломке не сравниться. Ни одно прикосновение не возбуждало, ни одного оргазма за все эти проклятые годы. Как ни старалась, как ни пыталась даже в голове воспроизвести секс с ним…мне были нужны его пальцы. Запах, голос. Он. И вот она, эта бешеная дрожь, эта реакция на касание грубой и шершавой подушки пальца, цепляющей ноющий сосок, заставляющий выгнуться навстречу и, прикрыв веки, мучительно застонать от наслаждения. Когда коснулся губами, заколотило все тело, мурашки обожгли каждый миллиметр кожи, и я впилась руками в его волосы, вдавливая лицо себе в шею, подставляясь горячим губам, голодному языку. Нет, это не ласка, он пожирает меня, он дрожит всем телом вместе со мной. И даааа, не надо меня целовать. Кусай. Хочу боли. Много боли. Хочу, чтоб разорвало от нее...чтоб заглушила ту суку внутри, извечно вгрызающуюся в меня мразь, обгладывающую мои кости. Коснулся пальцами между ног, и я запрокинула голову, гортанно застонав. Невольно впиваюсь ногтями в его запястье и чувствую, как накрывает ...как бешено начинает пульсировать там, внизу, как я истекаю влагой ему на пальцы, и…мне не стыдно. Я снова стала женщиной. Рядом с ним. Резко вошел внутрь, накрывая мой рот губами. И я тут же сорвалась, глотая его хриплый выдох-стон мне в рот. Очень быстро, резко, остро и безжалостно, сжимая со всей силы его запястье, сокращаясь в каких-то болезненных спазмах, режущих наслаждением слишком сильно, слишком рвано. Так, что вместе с хриплым криком вырывается рыдание. И, приоткрывая пьяные глаза, все еще содрогаясь в последних судорогах, глядя пьяными глазами в его бешеные глаза, простонать, испытывая мстительную боль от предвкушения его боли. Намеренно выискивая больное место, прицеливаясь, чтобы до мяса, чтобы его вывернуло, как и меня когда-то. - Трахай, как хочешь... и куда хочешь...только дай мне порошок, Сашааа. Или, - пытаясь отдышаться и все еще потираясь о его пальцы, - ты думал, что, как всегда, бесплатно? Оооо, ты действительно так думал? - выдыхая ему в рот, глотая слюну пересохшими губами, - Ерунда для тебя...один маленький пакетик. Ничто для рыбного короля, а?   *** Грязь...когда-то она просила испачкать её в ней. Когда-то жалобно выстанывала своё желание схлестнуться со мной в этой зловонной жиже нашего с ней болота разврата и греха...а сейчас она толкнула меня в неё с циничной, словно приклеенной к этим чувственно изогнутым губам, улыбкой. Только что, кончив так громко...так охренительно сладко, что у меня свело скулы выдрать хотя бы часть этой эйфории, обрушить её внутрь себя, ломая кости и рёбра. Только что, кончив с жадным и громким дыханием...эта тварь столкнула меня в самую вонючую грязь лицом, заставив на мгновение остановиться, застыть, потому что я вдруг понял, что не могу вдохнуть, словно нос и лёгкие забились этой грязью, не позволяя даже сделать вдоха. Проклятая дрянь, в очередной раз решившая показать мне моё место. В висках ревёт диким зверем. Воет в исступленном порыве злобы, в желании разорвать на ошмётки эту продажную суку, не оставив от неё даже кусочка. И хлёсткой пощёчиной по лицу, усмехнувшись, когда вскрикнула, приложив ладонь к щеке. Дрянь! Оттолкнул к самой стене со всей дури, с удовлетворением глядя на то, как ударилась и застонала, роняя голову на грудь. Но тут же вскинула её, и я едва сдержал рычание в жажде придушить эту тварь. Свернуть ей шею одной рукой, сломать эту надменную пустую куклу. Подошел к ней и, грубо схватив за голов, опустил её на колени, с силой надавив на плечо. Расстегнул ширинку брюк, чувствуя, как начинает колотить в ярости. В ненависти к этой суке. - Чтобы получить дозу у рыбного короля, ему нужно отсосать, Асссссоль, - её имя вырывается с парами той само ненависти, перемежаясь с шипением, - и только если хорошо постараешься...моя маленькая шлюшка...я подумаю над твоей оплатой. Надавив на её скулы пальцами так, что вспыхнули болью зеленые глаза, ворваться в этот алчный рот, сжав ладонью затылок у своего паха. На всю длину. ДААА. Так, что дёрнулась, пытаясь освободиться. Так, что я головкой чувствую стенку ее горла. Судорожные глотательные движения. Острыми ногтями царапает мои бёдра, ожесточённо пытаясь вырваться. Отчаянно. Безуспешно. Отстранить её от себя, наклонившись к широко открытому рту с дрожащими губами. - Старайся, сучка, и, может, я тебе дам дозу. И снова вонзиться между губ, чтобы начать иметь её рот. Всё, как она хотела. Грязно и беспощадно. Не позволяя освободиться, не позволяя сделать даже глоток кислорода. Исступленно толкаться быстрыми глубокими движениями, сцепив челюсти и выдыхая сквозь зубы. Глядя на её глаза, наполненные слезами, на заплаканное лицо, испачканное слюнями, шипя, когда эта дрянь вдирается в мои бёдра ногтями. Сопротивление. Война. Так вкуснее, оказалось, девочка. Ломать тебя вот так...в бою. Всё быстрее и быстрее, чувствуя, как подкатывает оргазм, как бьётся волнами приближающегося наслаждения. Всё сильнее поджимаются яйца в дичайшей потребности разрядиться...чтобы наконец кончить в горло. Прижав её голову к себе. Кончить с животным рыком от той сладкой боли, что разорвалась в спине, что побежала огненной лавой по позвоночнику вверх к самому мозгу, создавая ощущение, будто плавятся кости от кайфа. С последним содроганием оторвать её от своего паха, отталкивая к стене, чтобы целое мгновение смотреть на задыхающееся лицо, зарёванное и грязное, на горящие презрением и ненавистью глаза. - Ты плохо старалась, девочка. Может, в следующий раз. И выйти из чёртовой клетки, заправляя рубашку в штаны и не оглядываясь.         *** Очередная заметка об обдолбавшемся ублюдке, сбившем насмерть молодую мать с коляской. На заднем фото – врезавшаяся в фонарный столб отцовская иномарка носатого сопляка в новомодных шмотках и с расфокусированным взглядом, а рядом – кадр счастливой улыбающейся семьи во время выписки из роддома. Ублюдок ещё даже не понимает, в какую задницу он попал…впрочем, он вообще сейчас ничего не понимает и ещё долго не будет в силу своего состояния. Не понравилась мне его ухмылка, хамская, искривлённая выпестованной добреньким папочкой уверенностью, что любимый отпрыск останется безнаказанной. А зря. Как любил частенько поговаривать Кощей, против лома нет приёма…а после он всегда добавлял с мерзкой улыбкой: окромя другого лома. Пришла пора предоставить обнаглевшему сыночку депутата самое лучшее лечение от любой зависимости. Смерть. Последний взгляд на фото: ни хрена профилактические беседы таким не помогут. Не осознает. Да и я предпочитал всегда применять лишь стопроцентно действенные методы. Позвонить своим ребяткам и попросить мальчонку-то на кусочки мелкие разрезать и родителю заботливому отправлять. По куску в коробке в день. Пусть пазл соберёт. Мелкую моторику в его возрасте полезно развивать, может, мозги на место встанут, и перестанет воспринимать свою корку как официальное разрешение на у******о. Бросил газету на стол, думая о том, что она тоже ещё не понимает. Моя девочка. Моя Ассоль была точно такой же наркоманкой ещё совсем недавно…единственное отличие её от этого придурка состояло в том, что она прекрасно осознавала, что убивает. Как осознавала и то, кого убивает. Выбрав для этого действа самый изощрённый, самый жестокий способ, моя маленькая девочка из сказки Грина с самыми зелёными на свете глазами и самым красивым именем прикончила меня с таким хладнокровием, которому мог бы позавидовать любой серийный убийца. Моя девочка, которая не искала каждый раз новые никчёмные жертвы, предпочитая максимально долго измываться над одной- единственной, держать в постоянной агонии её и только её. Меня. Ведь это гораздо вкуснее и сложнее – искать каждый раз всё более замысловатые и сложные способы там, где другие предпочитают использовать проверенные методы. И я не знаю, когда перестану ненавидеть её за это. Не за предательство, мать её, не за обман, не за то, что едва не убила на пару с монстром, а за то, что у меня были они. Эти грёбаные годы сказки. За то, что мне есть с чем сравнить, и теперь, лишившись её…лишившись той иллюзии счастья, что когда-то у меня была, жизнь стала бесконечной дорогой в Ад. Всё же лучше не знать некоторых вещей, чтобы потом, потеряв их, не подыхать от чувства пустоты, возникшего с их исчезновением. Когда-нибудь я покажу ей, каково быть абсолютно пустым внутри. Совсем скоро. Совсем скоро я сам вычищу в неё место для всех своих демонов и буду смотреть, как эти твари, алчно роняя слюни вгрызаются в остатки её души, чтобы начать своё чудовищное пиршество. Чем больше воспоминаний, тем страшнее ненависть. Тем она непримиримей и беспощадней. Ненасытной тварью, готовой выжрать все внутренности, вонзается ядовитыми клыками в самое сердце, требуя возмездия. Желая смотреть, как она будет извиваться от моей боли. От той самой, которой заразят её мои демоны. Да, девочка. Твоя отрава должна вернуться к тебе, иначе все эти годы были напрасной тратой моего времени. Времени, вырванного с мясом у твоей психованной матери. А ведь она всё ещё сопротивляется…и я готов у***ь её прямо сейчас за эту непокорность…и за то, что продолжаю восхищаться ею за это. За то, что даже скрытая от всего остального мира, упрятанная за решётку, обезоруженная и униженная…эта маленькая сучка умудряется колоть словами так, как другие не смогут самым острым лезвием ножа. Телефонный звонок отвлёк от мыслей о ней. Моя проклятая смертельная болезнь. О чём бы я ни думал, всё заканчивалось ею. Именем её. Воспоминаниями о ней. Она. Она. Она. Везде только она. Как гангрена, которую не излечить, только ампутировать, чтобы продолжать жизнь. Только вот я не мог пока сделать этого, так как знал – ни хрена не получится. Без этой суки продажной мне и дня не провести. А поэтому пока только терпеть. Стиснув зубы до крошева, так, чтобы самому слышать их скрип, и ждать нужного часа. Вот только я всё же решил, что мы с ней проведём это время как можно веселее и красочнее. Для меня. - Саша, - тихий мелодичный голос Марины заставил встрепенуться, вернуться из кошмара собственных мыслей в другой кошмар, в тот, что длился в реальности, - здравствуй, как ты? - Живой пока, - услышал короткий смешок, так обычно я отвечал ей на этот вопрос, - как у вас дела? - Хорошо. Дети на каникулы, наконец, ушли. - Выдохнула? – неясное чувство вины, совершенно не к месту, но появилось. Потому что обещал ей быть рядом в эти дни и всё же не смог, - в больницу зачем ездила. И снова еле слышный смех. - Ну кто бы сомневался, что Саша Тихий всё узнает о детях даже на расстоянии. - И не только о них, Мариш. Я в курсе и всех твоих дел. - Даже не знаю, меня это пугает или радует? - Тебе это должно придавать чувство безопасности. А вот мне почему-то хочется положить трубку, а не продолжать этот разговор. Грёбаное ощущение предательства. И самому себе молча приказать запихнуть все эти ощущения глубоко в задницу, потому что нельзя изменять тому, кто тебе никогда и не принадлежал. Как потерять случайно найденный чужой кошелёк с деньгами. - И оно есть. Только благодаря тебе. Саш, - перешла на шёпот, и я понимаю, что кто-то из детей подошёл к ней, - я соскучилась по тебе. И дети. Особенно Марик. - И я соскучился, - не лгу, представил искрящиеся карие глаза пацана, и внутри волна тепла прокатилась, - ты так и не сказала про больницу.  Она тяжело вздохнула. - Никаких шансов у меня, да? - Никаких. Говори. - Марика на обследование отвозила, - и я сквозь зубы чертыхнулся. Как забыть мог? Ведь выбивали его долго. Сам лично или же через Стаса договаривался с лучшими профессорами страны, чтобы консилиум собрать для мальчика. И забыл. Потому что на неё переключился. Потому что всё как десять лет назад – стоит ей появиться, и исчезает весь остальной мир. Чёрт бы её побрал за это моё бессилие перед ней. Ведь не Марине слово давал. Марку. В глаза его серьёзные, так похожие на отцовские, смотрел и обещал. - Я прилечу завтра. - Не надо, дела свои закончишь, тогда приезжай, - и, наверное, я мог бы полюбить эту женщину именно за это. За готовность понять что угодно и в каких угодно условиях. Если бы умел любить. А я не умел. Неа. Ни хрена не умел. Только подыхать живьём по одной-единственной твари, которую ни простить не могу, ни понимать не собирался. - А ты приедешь ко мне? Спросил и замер сам. Потому что в этот же самый момент понял, что это идиотская идея. И нет в ней смысла. Марина с детьми тут, на острове. И она. Но тут же разозлился сам на себя. Какого чёрта меня вообще это волнует? - Скажи Марику, что я его здесь буду ждать по окончании обследования. Компенсация моего отсутствия. Чтобы не было дороги назад. Потому что слишком много чести для одной конченой шлюхи, если я откажусь от своей семьи ради неё. Какими бы гвоздями она ни была ко мне прибита…какой бы болью эта связь не отдавалась во мне каждым напоминанием, каждой треклятой мыслью о ней. - Хорошо. Марина старается, но не может скрыть ноток радости, а во мне то самое чувство вины раздулось настолько, что кажется, ещё немного – и взорвётся, заляпав весь кабинет липкой противной смесью из отвращения к самому себе и тихой злости на неё. Злости за то, что я бы отдал не половину своей жизни, а все девяносто процентов, чтобы те же самые слова, ту же радость услышать от другой. От той, что плюётся ядом, который источает сам звук её голоса. От той, что жалит взглядом, беспощадно прожигает даже плоть своим презрением. До самой кости. пока не начинаешь задыхаться не только от боли, но и от вони собственного палёного мяса. На том конце провода какое-то шуршание, звуки тихой борьбы, и я невольно улыбаюсь, зная, что через секунду услышу звонкое: - Маааам, ну дааай…Пап, привет, я соскучилась. Когда ты приедешь домой? - Ты сама приедешь к папе, малышка. И я тоже очень соскучился по тебе.  
Free reading for new users
Scan code to download app
Facebookexpand_more
  • author-avatar
    Writer
  • chap_listContents
  • likeADD