Аз есмь-3. Государыня

Ты не просил венца и не просил пощады, Но получил ее — и власть над всей страной. И выше нет тебя. Но ты один пред Богом И платишь верой, счастьем и душой. Корона — это крест. Жестокий, беспощадный, Ты ей отдашь и кровь, и жизнь, семью и честь. Всегда, всегда один. И, не прося пощады, Не склонишь головы. Пусть бед твоих не счесть… Пусть за спиной шипят. Тиран ты или гений, Герой или изгой, властитель, лиходей… Судить уже другим. Потомкам делать выбор. Ты — принимаешь бой. Один — за всех людей. Сулейман посмотрел на небо. Звезды мягко подмигивали ему с небосклона. Велик Аллах в милости своей… Дозволив Сулейману родиться сыном султана, Он не пожелал смерти ничтожного. Ребенок мог быть убит, как множество султанских сыновей с незапамятных времен, но старший брат, Мехмед, решил пощадить его жизнь. Хотя… можно ли назвать это жизнью, когда всю ее ты провел в одном и том же месте? И не он один. Здесь же живет его брат Ахмед. Все они — братья великого султана, только от разных женщин. * * * Жить, не выходя за ворота дворца, не видя ничего, кроме одних и тех же стен, не имея даже детей… Нет, наложницы-то у него были, но все они были бесплодны. Специально подбирались. Что ж, значит — это судьба. И все же… какое-то смутное беспокойство грызло Сулеймана с тех пор, как старший брат ушел в поход на поляков. Словно за плечом стояла смутная темная тень и шептала что-то искушающим голосом… Тьфу, шайтан! Не стоит бодрствовать в предрассветный час. Слишком темные мысли приходят в голову в это время. Разве это справедливо, что рожденный чуть раньше становится султаном, а чуть позже — никем? Он жив только волей Аллаха. Ну и еще немного — брата. Но когда Мехмеду это надоест? А верить в его доброту не получается. Особенно сейчас, когда он вернулся из похода с неудачей — и ходит, словно грозовая туча. Темный и страшный… Сулеймана передернуло, словно им опять было по пять-шесть лет, когда старший брат крепко поколотил его за сломанную игрушку. Побои и омерзительное чувство собственной беспомощности запомнились мальчику очень надолго… А если Мехмед решит, что братья ему ни к чему? Удачливый султан может позволить себе соперников, такого не свергнут. Неудачливый же… Как правило, он не может позволить себе даже жизнь. И, словно отвечая темным мыслям, за дверями послышался шум. Сулейман вздрогнул, всем телом повернулся туда… Но сделать ничего не успел. В комнату влетел растрепанный ошалевший евнух. — Мой повелитель! — Что случилось? — Мой повелитель! Бунт!!! — ЧТО?! А вот то. Мехмед действительно вернулся из похода «на щите». И то, что физически он не умер, значило мало. Он потерпел поражение. Он был вынужден возвращаться домой во главе разбитого войска — и этого янычары ему не простили. И не было рядом Фазыл Ахмеда. Не было… Некому было заметить напряжение в войске, некому подсказать — и конец оказался закономерным. Янычары подняли бунт — и результатом его стало падение султана раз… цать на собственную саблю. Что ж. Не первый и не последний случай в империи. На освободившийся трон уселся султан Сулейман. По номеру — второй. И — увы! — далеко не Великолепный. Не Сулейман Кануни. Вовсе даже нет. Но и ему требовалось доказать свое право — делами. Походами, сражениями… Европу ждали новые потрясения. И не только Европу. * * * Милостью Божьей император Священной Римской Империи Леопольд Первый читал письмо. И оно откровенно радовало — свежие вести с поля битвы всегда радуют. Тем более — такие. Османам нанесено серьезное поражение у поляков. Русский царевич Алексей — имена ж у этих варваров! — разбил их войска под Каменцом. Это просто отлично. А вот что с этим делать? Ну, для начала написать Вишневецкому. Узнать точнее, что и как, ну и прощупать почву на предмет союза. Османы сильно обгадились, теперь они начнут искать, где бы отыграться. И в Польшу они не пойдут — добычи мало, а у волка зубы острые. Они пойдут на Европу. А вот куда? Леопольду очень не хотелось встревать в новую войну, намного лучше будет, ежели… И опять же, насолить Франции… С Людовиком у него была откровенная неприязнь, чего уж там. Крит. Некогда венецианский остров, ставший пару лет назад турецким. Хотя кое-какие порты и укрепления у венецианских дожей на нем остались. Вот если им подкинуть денег и войск, негласно, конечно, да поднять там бунт… Что мы получим в этом случае? Турки ринутся на Венецию. Не затопчут, так попинают, что уже неплохо. Священная Римская Империя останется в стороне, а вот Людовик наверняка поможет венецианцам, хотя и скрытно. Ему слишком сильные мусульмане ни к чему, хоть он с ними и дружит. И на это время он оставит в покое Нидерланды, которым может помочь уже Леопольд. Не просто так, конечно, в обмен на некоторые преференции с их стороны… И опять же исподтишка насолить Людовику. Леопольд подумал и направился составлять письмо Михайле Корибуту. Осторожно, полунамеками… впрочем, поляку хватило. И пришедший ответ Леопольд прочитал с не меньшим удовольствием. Точно такое же. Тонкими намеками, которые остались бы неясны, попади письмо не в те руки, его величество Михаил Корибут Вишневецкий сообщал, что Русь этой весной собирается сильно… э-э-э… вызвать недовольство османов. Так что ежели их внимание сначала отвлекут, то потом, когда османы обратят свой гнев на Русь, им можно будет ударить в спину и вырвать себе вкусные кусочки. Надо сказать, что Леопольд был сторонником мира, но для своей страны. А уж коли пришлось жить в такое непростое время… Ну так пусть за его страну воюют другие! Турки, русские… лишь бы не он! Говорите, Крит? Что ж, мы им немножко, да поможем… Тем более, там сейчас все как сухое полено. Только искре проскочить — и вспыхнет. Грех не попользоваться. Решено. Пишем Джованни Пезаро. * * * — Соня, плясать будешь? Софья поглядела на брата такими глазами, что Алексей устыдился. Плясать… Да у сестренки уже не круги под глазами, а глаза над кругами. И что больше — сказать сложно. А что делать? К походу просто так не подготовишься, а ведь вся техническая часть на Сонечке. И не только это. Динамит готовить надо? Со взрывателями? Еще как надо! Но Софья держит все под строгим контролем. Пушки нужны? С нарезными стволами? Казнозарядные пищали нужны? И побольше, побольше! Хорошо хоть там сейчас Ордин-Нащокин надрывается. Воин Афанасьевич и днюет, и ночует в кузнечных мастерских, но и там пригляд нужен. Царевичева школа… Там Алексей все взял на себя — и тут же осознал, что это — кошмар! Чего только одно снабжение стоит? А еще куча писем, которые приходят от выпускников со всех сторон и концов Руси. Софья их как-то систематизирует, составляет картотеку, записывает все и раскладывает по каким-то особым признакам. Но ведь даже прочитать все письма — и то! Сколько времени надобно! Тетка Ирина! Тоже головная боль есть. С приютом она справляется на совесть, но где же без бед? То драки, то склоки, то религиозные скандалы… вот намедни опять писала на священника жалобу. А как быть? Люди из татарского полона возвращаются, к ним подход особенный надобен. А этот ретивый дуралей взял да заявил одной девице, что грешница она, мол, и блудница. И гореть ей адовым пламенем, покамест она вот эти условия не выполнит… Девчонка мало в петлю не полезла. А царевну Ирину, разъяренную не на шутку, едва успели остановить. А то ей-ей, вбила бы в умника немного соображения, чем под руку подвернулось. А это ведь вовсе не к лицу царевне! Да и где видано, чтобы царевна попа по церкви поленом гоняла? Повезло, что сильного скандала не случилось. Но попенка пришлось быстро оттуда отсылать. И с патриархом говорить всерьез. Да, люди возвращаются на родину. Да, духовное утешение и помощь им как никогда нужны! Но думать же надо, кого туда посылать! Не взгальных балбесов, а утешителей! Целителей души, как выражалась сама Софья. А вот и из Царицына грамотки. Куча всего… записи, расчеты… И тоже надобно Софье смотреть. Потому как без нее это строиться не сможет. Каналы… Откуда только сестренка о таком знает? Впрочем, это уже вопрос философский. Все равно ничего не скажет. Но делать-то надобно! Так что пришлось выписывать инженеров в Нидерландах, у Вильгельма. Опять-таки по просьбе Софьи. Якобы там они самые лучшие. Ладно… А есть и еще небольшая кучка всяких дел. Торговля, Строгановы, Урал… Как Софья умудрялась все помнить — Алексей просто не понимал. Вообще. — Что там? — Племянник у нас. — Марфа? — Жива-здорова, довольна по уши… — Как племянника назвали? — Собираются покрестить Георгием, в честь Победоносца. Ну и опять же турок разбили… — Это они разбили. У нас проблем с ними еще будет… Софья прикрыла глаза ладонями, посидела так несколько секунд. Георгий… как же это по-польски? Кажется, так же, как и на русском. Или нет? Уже ничего голова не соображает. — Лешенька, как же я рада. Хоть где-то хорошо… Брат вздохнул, обошел стол и решительно обнял сестру за плечи. — Так, пошли отсюда. — Куда? — Погуляем немного. А то ты уже вся зеленая. — Неправда. Уши розовые. — И немытые. Царевич едва увернулся от меткого пинка, которым собралась его наградить разозленная сестра, и понесся по коридору. — А вот и не догонишь! А вот и не догонишь! — Погоди у меня! — Софья подхватила юбки и пустилась в погоню, забыв о том, что она — царевна и так носиться ей не подобает. И вообще… Сначала братцу по ушам — а потом разберемся! Вот! За поворотом Алексей притормозил и ловко поймал сестренку. Придержал так, чтобы Соня до него не дотянулась. — Развеялась? Или еще погонять? — Зар-раза! — Два уха, два глаза… Завидно? Я-то свои мою! Софья фыркнула, понимая, что брат валяет дурака, чтобы хоть немного ее отвлечь. Но ведь и она не каменная! Детское тело брало свое! Ей бы в куклы играть, а она вот… Да, такой диссонанс. Разум взрослого человека в теле ребенка. И иногда она дурачилась, смеялась и плакала по-детски, безоглядно. Забывая про все. Надо. Иначе сойдешь с ума. На дворе стояла середина марта — скоро Алеше выступать в поход. — Я с ума сойду, пока тебя опять не будет! — А не нас? Алексей хитро прищурился. Со стороны виднее — и в том числе заметно, какими глазами смотрит на его сестренку Ваня Морозов. И одергивать его совсем не хочется. Он… правильный. Да и Софье… не век же в девках вековать? Это разбазаривание ценного ресурса, вот! Опять же он точно знает, что друзья его не предадут, а значит — поженить их, и точка. — Вас. Обоих, — хмуро отозвалась не заметившая ловушки Софья. — Ты, главное, со снабжением разбирайся… — Сам же знаешь — все сделаю. Софья смотрела прямо в глаза брату, для чего ей приходилось чуть задирать голову. Хоть и было ей уже шестнадцать — Алешка ее чуть не на две головы перерос. Эх, где тот мальчишка, с которым они в тавлеи играли? Хоть еще и поигрывают они иногда, а все не по-прежнему. Уже мужчина. Не волчонок, но волк. Пусть пока и не осознающий остроты своих клыков. — Верю. Я никому так не верю, как тебе, сестренка. Софья молчала. А что тут скажешь? Доверие оправдаю? Это и так понятно. В воздухе пахло морозом. Ну да, пришел марток — наденешь семь порток. — Государь. Там у ворот… вот! — Благодарю. Алексей привычно кивнул казаку, принесшему грамотку, развернул свиток. — Сонь, в школу астронома нашли. — Вот как? — Правда, он себя астрологом называет… некто Сильвестр Медведев. Софья потерла лоб. Сильвестр. Медведев. А, ну да! — Он же пытался к нам пролезть! Только пришлось вежливо выпнуть! — Почему? — А им тетка Татьяна чуть не увлеклась. — Но сейчас-то можно его вернуть? Софья задумалась. В принципе… Можно, чего ж нельзя — сейчас Татьяне ни до кого, кроме ее любимого Степана, а уж монах по-любому казаку проиграет. Удаль не та. — Если он грамотный и знающий — так почему бы и нет? — Вроде как знающий. Посмотришь? — А куда ж я денусь? Давай, как обычно! Брат и сестра переглянулись. Прошли те времена, когда Софья сидела под столом у братика. Прошли… сейчас она там банально не помещалась. А потому для царевны была сделана специальная ширма в кабинете у брата — кто не знал, так и не догадывались, что там ширма, а не стена чуть вперед выдвинулась. За ней девушка и обреталась, по мере надобности подсказывая брату. Хотя Алексей и без подсказок отлично справлялся. Умница… * * * Поль смотрел на парнишку, стоящего перед ним. Чистый выговор, улыбка, серьезные глаза… Весь Азов знал, что такое царевичевы воспитанники. И даже чуть опасался их. — Значит, хотите что-то на моем корабле везти? — Хотим. И надобно будет отвести под это две каюты. — А что это — знать мне не надобно? — Многие знания — многие горести. — Выговор юнца был безупречен, ей-ей, не видя собеседника, Поль подумал бы, что перед ним соотечественник из провинции Коньяк, но и только-то. — А чем это может грозить моему кораблю? Парень задумался на миг. — Пожалуй, что ничем. Это не принесет вреда судну. Но груз надобно будет доставить в целости и сохранности. — Чем плох трюм? — Крысами и сыростью. В точку. Что было — то было. — Я обязан подчиняться князю Ромодановскому. — Но ведь лучше, когда человек понимает свою выгоду? — Мальчишка глядел лукаво. — А ежели все будет исполнено хорошо — я обещаю обо всем рассказать царевичу. Полагаю, что его личная благодарность… — Как же… Мальчишка усмехнулся: — Мсье Поль, принцы на Руси и принцы в прекрасной Франции — весьма разные. Когда вы познакомитесь с царевичем, вы сами поймете. — Когда я… что? — Государь обязательно прибудет в Азов. И пожелает проверить, как все готово для перевозки груза. А потому — мне не хотелось бы его разочаровать. А уж как Полю не хотелось! Корабль предстояло вычистить от мачт до трюма, отмыть, переоборудовать пару кают… — Когда это будет? — Полагаю, что достаточно скоро. Через месяц, возможно, два. Как только степь станет проходимой, к нам пожалуют гости. — М-да… — Мсье Поль, я не буду лезть вам под руку. Но мне хотелось бы помочь. Бывший боцман тяжело вздохнул. Да, этот юнец не лез нагло. Но непреклонности в его голосе хватило бы на десяток крепостных таранов. — Что ж, пойдем… помощник. Зовут-то тебя как? — Петр. По-вашему — Пьер, наверное. Петька, а это был именно он, улыбнулся уголками губ. Ни к чему давить, приказывать, ругаться, показывать свое превосходство. Вежливость и только вежливость. Поль Мелье и сам отлично справится, недаром же Ромодановский его хвалит: и корабль у него вычищен, и команда сработалась, да и вообще — ему б не боцманом быть — капитаном. По уму и знаниям достоин, просто для Франции дворянством не вышел. Ну да на Руси оно куда как лучше обстоит. Царевич — по уму судит, не по чинам да званиям. А он, Петька, просто подскажет, как надо перевозить взрывчатку. И ни к чему Полю знать, что перевозят на его корабле. Вовсе даже ни к чему. Он уедет, а им на Руси жить… Долго, конечно, шила им в мешке не потаить, но чем позже соседи о тайном оружии узнают, тем лучше для русских. Но и до конца таить не удастся. Им идти на Керчь, им драться с турками, пусть и одряхлевшими, но все равно зубастыми… Что-то ждет «троянских коньков» впереди? * * * Селим-Гирей смотрел на своего брата Сулеймана. — Значит, у нас теперь новый султан. — Да, брат. Поправлять калгу Селим не стал. — Значит, весной нас ждет поход… куда? — Сейчас взбунтовался Крит. И султан хочет окончательно бросить на колени венецианцев. — Можем ли мы это себе позволить? Селим-Гирей знал ответ, но ему хотелось послушать и брата. И услышал он отражение своих мыслей. Степь стонет. Русские захватили Азов и рассылают отряды во все стороны. Освобождают рабов, вырезают селения, уводят в плен татар… Это обязательно надо прекращать! Или хотя бы осадить Азов. Чтобы русичи оттуда не выбрались! Селим-Гирей понимал это. Только вот объяснить султану не смог бы… Не прийти по его приказу? Это самоубийство. Пойти на Крит за султаном? Но тогда у него будут внутренние проблемы. Селим-Гирей вздохнул — и решился: — Отпиши султану. Мы придем, как только разобьем русских свиней, засевших в его крепости. Или пусть пришлет подмогу. Хан понимал, что султан может прогневаться. Но… разве у него был выбор? Врага нельзя оставлять за спиной. А умного врага вообще нельзя оставлять в живых. * * * — Ванечка, взрослый ты стал. Ваня Морозов с улыбкой смотрел на маму. Взрослый, да. А вот матушка ему теперь совсем иной кажется. И искорки веселые в глазах посверкивают, и во вдовьем уборе кое-что новое появилось. Вроде бы и черный он, и строгий. А все ж есть возможность носить его красиво. Он знает, на девчонках в царевичевой школе еще и не то показывали. — Правильно, матушка. А потому тебе бы еще одного ребенка завести. А лучше двух? — Стара я уже, сынок. — Да неужто и Матвей так думает? Ваня смотрел подчеркнуто невинными глазами. Можно подумать, шило в мешке спрячешь! Да вся дворня знает! И он тоже знает и не осуждает. Отец уж сколько лет тому умер, да и до того лежал… матушке самой сильной стать пришлось, опереться не на кого было. А сейчас она себе чуть волю дала. И то — не по блуду. Просто полюбила. Хотя Аввакум и ругается. Нечего, мол, втайне грешить! Жениться надобно! Но покамест Феодосия тянула с этим решением. — Сейчас не о том речь. — Матушка, хоть и пыталась казаться строгой, но предательский румянец сводил все впечатление на нет. — А о чем, матушка? — Жениться тебе пора. Ваня внутренне подобрался. Да, чего-то подобного он и ждал. Но — не хотел. На всю Русь святую православную была только одна женщина, которую он хотел бы назвать своей женою. Царевна Софья. Только вот пока за него царевну не отдадут. И просить не стоит, только что в ссылке окажешься. А вот как матери об этом сказать?.. — Мам… — Завтра же могу тебе десяток невест показать. И все счастливы с нами породниться будут. — Я… — Ты не хочешь. — Феодосия смотрела серьезно. — Ты, как и я. Я ведь твоего отца любила. Не потому за Матвея замуж не иду, что сладко в грехе жить. Боюсь я, что все между нами — мара, морок туманный. Проснуться боюсь, взглянуть — и разлюбить. Как тогда мужу в глаза смотреть буду? Ваня взял ладонь матушки в свои руки. — Мам… ты ведь счастлива. Ты изнутри светишься. Такое не погасишь… — Боюсь я покамест. Да только и ты тоже светишься, сынок. Особливо как из Дьяково возвращаешься или едешь туда. Там она живет? — Там, — таиться смысла не было. — И кто ж она? Ваня вздохнул. Мать не торопила, но смотрела так, что и без ответа ее оставить не получится. Понимала, что таиться он не станет — хватит. И то сказать — возраст. Других уж давно оженили… но и неволить сына? Нет, так она не поступит. Даже если девочка из безродной семьи — все равно ее примет. — Сонюшка. — Ох… Феодосия даже за сердце схватилась. Заболело вдруг. Никогда ничего такого не было, а тут словно иголкой острой кольнуло. Одна была в Дьяково Сонюшка, лишь одна. Остальных девушек Ваня мог и Софьями, и Соньками величать, а Софьюшкой или Сонюшкой — только одну. Царевну Софью Алексеевну. Да что греха таить — думала Феодосия и о таком повороте. Но… — А она знает ли? — Она меня как брата любит. — Синие глаза сына были грустными. — Ребенок она еще… — Да уж шестнадцать ей минуло! Другие в таком возрасте детей на руках качают! — Она — не другие. Она — единственная… И столько тоски у него было в голосе, что Феодосия поняла — это все. Конец. Ни на ком другом она сына не оженит. Хотя… конец — не венец! Она и сама под венец шла не особенно смышленой… потом поумнела. Может быть, Софья сейчас и не догадывается о Ванечкиных чувствах. И такое может быть. — А она кого еще любит? — Нет, мам. Меня и Алексея. А других людей для нее словно бы и нету. — Это уже лучше, чем ничего. А ты ей о своих чувствах говорил ли? — Так ты не против? Улыбка стала ему ответом. Против? Сынок, да для твоего счастья я землю с небом смешаю! Горы переверну, моря осушу… а тут всего лишь такое! Да, она царевна, да, пока жив Алексей Михайлович — ее за тебя не выдадут. Но потом-то? Неужто Алексей Алексеевич, царем став, другу не поспособствует? — Я хотел вернуться из Крыма и поговорить с ней. Боярыня подумала немного: — Может, оно и правильно. Не грусти, сынок, она тебя уже любит… — Как брата. — Остальных она и так не любит, сам сказал. А ежели любовь есть — она обязательно себя окажет. — Не будешь никого иного мне сватать? — прищурился Ваня. — Не буду. Ни к чему. Феодосия была далеко не глупа. Если сейчас она примется активно женить сына — он ее врагом станет, не простит мечты разрушенной. А вот ежели она чуть подождет… Коли Софья Ванечке от ворот поворот даст — тогда и женить его куда как легче будет. А коли согласится и любовью на любовь ответит — так лучшей невестки и пожелать нельзя. Умна, красива, царского рода… единственный недостаток у нее — тоща больно. Ну да хорошая повитуха с детьми поможет. И мать ласково улыбнулась сыну, показывая без слов: — я довольна твоим выбором, мальчик мой. * * * Софья и не знала, какие грандиозные планы строятся в голове у боярыни. Она разглядывала мужчину, стоящего перед Алексеем, для чего в ширме давно были проделаны специальные отверстия. Сильвестр ей нравился — по внешнему виду. За это время он не сильно изменился, разве что стал осанистее и приучился держать себя достойно. Высокий, на вид лет тридцати, с отличной осанкой, маленьким животиком и ухоженной бородкой. Руки тоже ухоженные, волосы кудрявые, глаза темные, яркие, властные… Звездочет… Первое впечатление — неглуп, коварен, опасен. Второе? Да то же самое. Тогда, несколько лет назад, его сюда направил Алексей Михайлович. Сейчас же с ним беседовал царевич. Наследник престола. — Что ж. Рекомендации у тебя наилучшие. — Братец лениво цедил латинские слова. Сильвестр поклонился — без особого раболепия, но уважительно: — Государь, я счастлив, что вы соизволили обратить на меня свое благосклонное внимание. Ишь ты… Не государь царевич. Государь. Прощупывает? Алешка тоже обратил на это внимание. — Мой отец — государь. Я — лишь царевич. Но я прощаю твою ошибку. — Звезды говорят, что вы будете великим государем. Брат с сестрой совершенно одинаково ухмыльнулись. Нет, ну до чего же все предсказуемо! — Что дальше будет — одному Богу ведомо. А гадания — дело злое и Ему неугодное, — отбрил Алексей. — Сие не гадание, государь! Сие есть точная наука! — Да неужто? — прищурился Алексей. — Ну-ка, погляди сюда? Звездные карты составляли все ученики школы. И читать по ним учились тоже, и звезды распознавать. А что? Дело полезное! На них же не только влюбленные смотрят, по ним еще ориентироваться можно. — Что сие за звезда? — Сие есть Венера, богиня любви, государь царевич. Софья поставила себе галочку. Неглуп, два раза намекать не требуется. Только вот ум — он как нож. Можно хлебушек порезать, можно человека. — А это? — Сие созвездие Козерога, государь. — Ага. А солнцестояние у нас когда? Алексей немного погонял Сильвестра по курсу прикладной астрономии и кивнул. Можно брать. Софья тоже не возражала. Хотя девочкам она все равно поручит понаблюдать. А то и не просто… Какова самая большая проблема любой школы? Да кадры! Найти учеников сейчас можно! Но ты найди для них учителя! Пусть будет Сильвестр. Честно говоря, Софья бы и Василия Голицына к делу приспособила, но Алексей был решительно против. Да и Ваня чего-то разозлился, особенно когда узнал, как вербовали умника. Ничего, они в поход уйдут — там посмотрим. Странные они, мужчины… * * * — Марыся, я должен уезжать через две недели. Ты готова? Мария Луиза зло сверкнула глазами. После того как ее уличили в покушении на жизнь королевы, она жила в фамильном поместье Вишневецких. Муж приезжал к ней время от времени, но в остальном… Тюрьма. Роскошная, но тюрьма. — Разумеется, я готова сменить одну тюрьму на другую. — Ты зря так говоришь, родная. Конечно, зря. Но это понимал Ян. А Марысе, которая привыкла к роскоши, блеску, пышности, простые покои казались нищими и убогими. Ей-то хотелось… но не давалось. Разве это справедливо?! Ян умен, силен, прекрасный полководец…. Он мог бы стать прекрасным королем! А вместо этого — что? Ничего. На троне чем дальше, тем прочнее сидит Вишневецкий! Узурпатор и негодяй! А уж его русская девка… Марыся невольно сжала руки в кулаки. — Ян, неужели ты не понимаешь?! Меня просто убьют там! — А что мешало это сделать здесь? — логично поинтересовался муж. Марыся топнула ножкой. — Здесь я дома у Вишневецкого! Шляхта не простит ему… — Шляхта, родная моя, от него в восторге. Хоть он и не дает им много воли. Кстати — у него родился сын. Очаровательный крепкий мальчик. И королева здорова. — Ты им тоже доволен?! — Он хороший король. Лучше, чем мог бы быть я. Марыся заскрежетала зубами, а Ян еще добил: — Не стоит быть неблагодарной, дорогая. — Я еще и неблагодарна?! Ян, все, что я делала, все ради тебя! — Измена мне с королем Франции — тоже? — Ложь!!! Марыся негодовала, но все отчетливее понимала, что эта сплетня — ноги бы вырвать негодяям, которые ее пустили! — крепко проросла в сознании супруга. Да, доказательств не было. И именно поэтому Марыся была еще жива. Но не было и прежнего доверия. Она бы все исправила. Она бы восстановила его, она бы вновь подчинила мужа, но… О, это гадкое «но»! Она была практически бессильна именно потому, что жила безвылазно в замке Вишневецких. А муж был по уши занят подготовкой войска! И ведь старался не за страх, а за совесть! За ее помилование! А потому и виделись они редко и мало! И как в таких условиях мужу лапшу на уши вешать?! Нереально! Тут нужна медленная и тщательная обработка по методу турецких одалисок, а что может она? У нее нервы постоянно натянуты, она невольно ссорится с мужем, он приезжает еще реже… Она ведь не железная! Ее тут могут просто отравить и сказать, что грибочки попались ядовитые или дичь несвежая! Никаких сил не хватит! — Надеюсь, что ложь. — Ян. Неужели ты не понимаешь? Это все Михайло, он хочет разлучить нас с тобой… — Зачем? Правильным ответом было: «чтобы ты не стал королем». Но не говорить же такое мужу? — Потому что ты единственный, кто может претендовать на престол! Ты имеешь даже больше прав, чем он! И если бы не эта его русская дрянь… — Знаешь, Марыся, если бы кто тебя отравить вздумал — я бы убил негодяя. Мария споткнулась на полуслове. — Король простил тебя. А королева его просила о твоем помиловании. Так что не говори о ней плохо. Я не знаю другой настолько милосердной женщины. Этого Марыся уже вынести не могла: — Ну, так и убирайся к ней! Видеть тебя не хочу!! Негодяй!!! — У тебя две недели на сборы. Что ты выбираешь — ехать на Русь или оставаться здесь? Ян вышел. Мария в гневе запустила в стену вазу. Потом еще одну. И подушку… А потом рухнула на кровать в спальне и разревелась. Ее нагло переигрывали на ее же поле. И развернуть ситуацию в свою пользу не представлялось возможным. Если только на Руси? * * * — Ваше высочество, мой муж ведь не поедет воевать? Бася, отлично прижившаяся в школе, быстро нашла общий язык с Софьей. И иногда они даже гуляли вместе по саду. Царевна усмехнулась: — Бася, милая, зачем он там? — Но ведь Собесский идет…. — А Ежи останется здесь. — А если он будет просить? Софья посмотрела на женщину. Да, вроде как Бася ее старше, а все равно — дитя ведь. — Бася, а ты ему сказала, что непраздна? — Не… что? — Ребенка ждешь? — для ясности Софья заговорила на польском: — Spodziewasz się potomka? — Ваше вы… — Ну, я. Ты же не думала, что в моем доме от меня такое скрыть можно? — Я… не… А кто еще?.. — Царевны. Девушки, думаю, догадываются. Но сказать мужу должна ты. — К-конечно. Бася залилась краской от ушей до выреза на платье, но взгляда не отводила. — Он ведь не уедет? — Пока не родишь — точно никуда его не пошлю. Обещаю. Софье щедрость далась легко. Ежи был в чем-то незаменим. Отличный вояка, способный за месяц сбить из толпы разгильдяев подобие полка — незаменимый кадр для школы. И верхом, и с саблей, и дрессировщик для подростков… Учитывая, что Степан Разин явно перебирался на Украину, а по итогам похода обязан был там окопаться и постараться стать гетманом всея Украины, либо сразу, либо сначала поставить туда Ивана Сирко, а потом стать его преемником, Ежи становился жизненно необходимым. Конечно, кого-то Степан пришлет сюда вместо Фрола, но ведь доверенный человек нужен! И Софья собиралась оставить Ежи на этой должности. Во всяком случае, на следующие лет пять. — Благодарю, ваше высочество. — Бася… — Сонечка, спаси тебя Бог! Бася уже вполне чисто говорила по-русски. И Софья нахально использовала ее в качестве учительницы польского. А что? Опять же манеры знает, при дворе была принята… Кадры — наше все! Из-за куста за женщинами внимательно наблюдал Сильвестр Медведев. Вглядывался, задумчиво навивал на палец локон. Странное это место… Царевны спокойно прогуливаются по саду, делами занимаются… Ему будет о чем доложить учителю.