Вика
Я прихожу в себя одна, лежа на большой постели. По стенам небольшой комнаты горит приглушенная подстветка, а свеча на столике оплавилась и догорает. Теперь она кажется не волшебной, а источающей удушливый запах, пропитавший меня насквозь. Телефон в сумочке булькает входящим сообщением.
«В комнате есть душ и полотенца»
О, да! Именно эти слова подбрасывают меня на постели, как разжавшаяся пружина. Я спешно начинаю собираться, натягивая свое белье. Сейчас почему-то не до слез. Меня ждет Людмила, а еще… я изменила мужу. Кровь оглушительно бухает в висках, а ненависть к себе растет и крепнет.
Одевшись, я не смогла оглядеть комнату, потому что она теперь свидетель моего безумства, а упреков мне вполне хватает и собственных. Пишу сообщение Людмиле, что жду ее на улице у входа и буквально пробегаю по коридору, не глядя ни на что вокруг себя. Как там у классика? «Прочь из Москвы, в деревню…» Туда бы мне сейчас и горящими от стыда щеками в снег!
Господи… Что я натворила? Всего лишь секс, а меня разрывает на части. Стою на шершавом ветру и разглядываю вечерний город напряженно, словно разбросанные огни дадут мне ответы. Почему он? Как я могла довериться чужому мне человеку вот так, с первого «нюха»? Пустить в душу, под кожу, плавиться в его умелых руках как крошки шоколада на горячей пенке латте? Кожа помнит его поцелуи, горячие, жадные, немного грубые и хочется еще… Стыдно за свою реакцию на обычные ласки, как малолетка, дорвавшаяся до мужика, охала и стонала, запоминая каждой клеточкой тела эту близость.
Зачем я согласилась? Как теперь я выгляжу в глазах мужа и глазах этого самого Шварца? И это если не вдаваться в подробности, что Шварц этот может быть вовсе не Шварцем, а кем угодно! Моя расписанная и выверенная до мелочей жизнь пошла под откос, в пучину непонятных случайностей, и паника заставляет тело дрожать. Меня необратимо расплескало от его ухаживаний, а теперь вот …интим. Пустые, ни к чему не обязывающие разговоры, сетевая болтовня, узнавание вкусов и предпочтений, осторожное прощупывание почвы разве могли привести вот к такому финалу? Скорее моя истосковавшаяся душа и потребности молодого тела пробили стену принципов и морали.
Как бы волнительно и горько мне сейчас ни было, сделанного не воротишь. Бессмысленно вот так стоять на ветру и удивлять охранника у входа.
- Ты как? – спрашивает Людмила, вышедшая на улицу.
Она с интересом рассматривает меня, разыскивая эмоции на моем лице.
- Нормально. – отвечаю, пытаясь скрыть, что на самом деле творится сейчас в голове.
- Не жалей, глупая. Это всего лишь мужчина. – гладит она меня по плечу. – Давай, забирайся.
Люда открыла мне дверцу такси, и я уселась, стыдливо прижав к себе сумочку. Не стоило никого делать свидетелем этого разврата. Теперь буду мучиться еще и от того, что она знает…
- Слушай, так нельзя. На тебе лица нет! Все же хорошо или как?
- Слишком хорошо… - отзываюсь понуро, глядя невидящими глазами на горящую желтыми огоньками панель приборов водителя.
- Вот есть теперь, с чем сравнить, да и… как сказать. Ну, было и было. Зачем тебе эта паника? – она безуспешно пытается меня разговорить.
- А если не будет уже как прежде? Если это сравнение привело меня туда, куда я не собиралась?
- Чему быть, того не миновать. Подумай об этом завтра, когда выспишься. – выдает спокойно. – Мне вот мужик Пушкина цитировал, ничего же, пережила?
- Капец… Может, ты и права. – риторически выдаю, не веря ни единому собственному слову.
Мы добрались молча, и я кивнула лишь на прощание, скрываясь в подъезде. Как ей завтра в глаза смотреть? Быстро поднявшись, тихо закрываю входную дверь и замираю в коридоре. Привычно брошенной обуви Лешки нет, да и куртки тоже… Вот где волноваться нужно!
- Леш, ты не дома? Я вот только явилась… - интересуюсь у мужа, потому что обычно он предупреждает, если задерживается или уезжает.
- Уехал, Вик. С Серегой. Вроде контракт наклевывается. Все в порядке? Как на работе? – спрашивает ни к чему не обязывающим тоном.
- Д-да… в порядке. Ладно. Спокойной ночи, - желаю.
Коротенько и по делу. Хорошо, что он не видит сейчас, какая я прибыла домой. Уж в лицо-то врать ему еще паршивей…
Наскоро приняв душ, смывая с себя тягучий сандаловый аромат, я укладываюсь в свою постель. Сна нет, только душевные терзания. Как я могла, а? И телефон предательски молчит. Да, Шварц замолчал! То строчил мне послания на ночь глядя, а тут напомнил про душ и был таков…
Несколько лет назад
- Давай, Вичка, я верю в тебя! – орет Лешка, румяный и взбудораженный, болеющий за меня на районном студенческом кроссе, размахивая моей розовой шапкой.
На старт! Внимание! Марш!
Ох, не для себя я тогда неслась, сломя голову, поджигая легкие холодным майским воздухом. Впервые в моей жизни пошел снег на девятое мая, а нас выпихнули на кросс. И вот я несусь, в мокрых кроссовках, вспотевшая, и спотыкаюсь у самого финиша. И пересекаю черту кубарем, ободрав коленки, подхватив впоследствии простуду… Тогда мне казался мир совсем другим.
- Мо-ло-дец!!! – скандировала наша факультетская группа, а Лешка бережно нес меня на руках, рыдающую в голос, прижимая к себе и украдкой целуя в макушку.
А каким мне казался мир? Чего я ждала от него три года назад? Мы поженились потому, что привыкли быть вместе. Любили? Скорее горели. Страсть ведь плохой советчик? Но мне казалось, что Лешка лучший для меня, а я для него. Мы были яркой парой на курсе. Оба стройные, симпатичные, любили болтать, ходить в гости, гулять и тусить до утра.
- Леш, тебе не кажется, что у нас, как у Булгакова? Одна мистика впереди. Как мы вместе будем? – мечтательно спрашиваю, разглядывая ночное небо.
Отблески города полыхают где-то внизу, а мы сидим на козырьке лифтовой шахты на крыше многоэтажки в центре с термосом горячего глинтвейна и пакетом ирисок. Лешка долго возился, но все же вскрыл замок на лифтерской ради нашего романтического приключения в полночь.
- Нет. Я хочу с тобой жить. И вместе нам будет хорошо. – удивленно отвечает он, переводя взгляд на меня. – Профессии востребованные, будем работать. Переделаем все в квартире, ну, или другую купим. Путешествовать будем. Ты же хотела в тропики?
- Ага, к индейцам… - усмехаюсь.
- Да, на фига к индейцам. В Азии намного интереснее и море теплое. А потом ребенка заведем.
- Ты хочешь ребенка? - спрашиваю, скорее от удивления, нежели от реального желания заводить малыша. Я сама еще не выросла.
- Хочу, я ж нормальный. С тобой, правда, хочу, а не в принципе. – как-то тише сказал он. – А ты нет?
- Я тоже, но что, если я тебе надоем? – не унимаюсь, кутаясь в Лешкину огромную курточку.
- Тебя же я не мучаю этими вопросами, - огорчается он. – Не знаю, как будет, но мы так и не узнаем, если не попробуем.
Мы обнимаемся и нежно целуемся под московским небом, молодые, глупые и обнадеженные, преисполненные юной наивности и непосредственности, искренние и чертовски простые. Кажется, что и небо, и блики города на нем, и даже сам огромный город только для нас двоих. Как же это было…наивно! Как по-детски просто и безапелляционно!
Пережив два выкидыша на ранних сроках, я быстро спустилась с небес на землю. Пожалуй, если бы не работа, то меня бы развезло на долго, но я не позволила себе расклеиться. Я же Виктория, победа! Тогда это представлялось спасением.
Сейчас же, то ли эмоции совсем засохли, то ли что-то окончательно вышло из строя, но от слова «победа» горчило во рту. Какая, к черту победа, если все развалилось на глазах? Я сплю с другим мужчиной, вместо того, чтобы спасать свой брак. И это совсем не победа, это потаскушничество, укладывающее меня на лопатки одной только своей сутью.
«Ты занимаешься самобичеванием? Знаешь, я тоже. Наша встреча…одно из самых ярких событий в мои последние годы. Хочу тебе позвонить. Если ты не одна, просто прими вызов и слушай.»
Неужели ожил мой незнакомец? И ведь приму я этот чертов вызов! Что мне остается?
- Привет. – абсолютно незнакомый бархатный голос. – Почему не спишь так поздно? – голос кажется таким далеким, с множеством шумов и помех связи.
- Не могу уснуть.
- Все думаешь?
- Да, угадал.
- Ты замужем.
- Опять угадал.
- Замужество – не болезнь. Я тоже думаю о тебе. – он помедлил. – Считаешь, что мы не правы?
- Не знаю даже… слишком… - осекаюсь, потому что слезы встают в горле комком и не дают вздохнуть.
- Слишком хорошо или слишком неправильно?
- Все слишком! Я даже не знаю, с кем изменяю своему мужу! – выпаливаю на эмоциях, растирая слезы по лицу и понимая, что вот именно сейчас я веду себя как сопливая щуренка, оказавшаяся посреди глубокой воды и пугающаяся собственной тени.
- Если тебя это успокоит, то я тоже не искал о тебе информацию. Мне важен сам человек, а не его социальная роль или статус. И ты, незнакомая мне во всех отношениях, сегодня оказалась лучшей.
Простые слова бросают меня на дно огненного котлована. Становится жарко и душно. Отбрасываю одеяло, продолжая жадно слушать мужчину.
- Как тебя зовут на самом деле? – спрашиваю, катастрофически запоздало. – Мое имя ты знаешь.
- Шварц. Фамилия настоящая, не сомневайся.
- Давай-ка спать. Мне на работу завтра.
- Мне тоже. – вздыхает. – Спокойной ночи, моя королева.
Шварц… Это же фамилия, а не имя. Наверное, это то, чем он готов поделиться со мной, не больше. Может, так комфортнее? Отсутствие условностей тяготит лишь формально, от собственного социального опыта. На самом деле мне не особо интересно, кто он. Тело упрямо помнит, какой он, запах, движения рук, тяжесть тела.