Сабинянские воины

Глава 7. Проступок. Часть 1

Я проснулся в сизых утренних сумерках. Справа от меня мирно посапывал Треххвостый. Он так и не прикрылся одеялом. Его спящее лицо казалось совсем детским; спутанные светлые пряди от дневных хвостов разметались по изголовью. За ним высился холмик из тряпья, внутри которого уютно угрелся Ержи.

Я осторожно выбрался из постели, отодвинул внешний полог «стены» и ступил босыми ногами на вытоптанную траву, мокрую от росы. На дворе было пусто и тихо, если не считать легкого ветерка и щебета первых птиц. Я сбегал к отхожему месту и вернулся, подпрыгивая на замерзших ногах. Снова забрался под уютное одеяло, но вскоре понял, что столь рано покинувший меня сон уже не вернется. Тогда я встал, обулся, натянул кофту и осторожно высунулся за занавеску во внутренний «коридор». Там было еще темно, но кое-что уже можно было разглядеть. Пол был земляным, как и в нашем «боксе»; грязноватые края занавесок лежали на нем складками. Они были разных цветов и размеров, что делало коридор похожим на длинные линии вывешенного на просушку белья. Похоже, местами на занавесках и впрямь сушились нательные обмотки и покрывала. Кое-где вдоль тряпичных стен стояли сандалии. Вдруг я заметил среди них пару кроссовок. Не успел я решить, кто из наших спит в этом боксе, как щель между холстинами просунулась холеная женская рука явно не сабинянского происхождения. Следом показалась голова Йоки. Судя по всему, «женская половина» начиналась сразу за этим коридором.

- Ой, привет! Смотрю, тебе тоже не спится – прошептала она.

- Да вот, решил пройтись, посмотреть, как тут внутри.

- А я давно не могу уснуть. Все думаю, куда мне пойти сегодня. Знаешь, тут все все время куда-то движутся. Никто не стоит на месте. Это прекрасно!

Она осторожно выбралась в коридор.

- Поскольку транспорта почти нет – лошадей и мулов тут всего несколько десятков на всю страну, потому что пастбищ мало – то все таскают на себе, - шепотом сообщила она. - И поэтому приходится все время ходить туда-сюда между стойбищами. В одном месте не хватает зерна, а в другое нужно мясо и молоко отнести. А так как холодильников нет, а многие продукты - скоропортящиеся, то приходится спешить. Наверняка наши господа экономисты сочтут эту логистику нерентабельной: большинство людей все время находится в движении, бегают туда-сюда с тележками и котомками. Ну а может, в этом движении – смысл жизни? Ты не находишь?

- Тут все так не похоже на нашу жизнь, что я уже перестал удивляться, - ответил я. – Только знаешь, остальные, наверное, хотят еще поспать, а мы мешаем. Может, выберемся отсюда?

Но это оказалось не так-то просто. Мы направились вдоль коридора сначала в одну, а затем в другую сторону, но в обоих случаях он начинал поворачивать и разветвляться, и в конце концов упирался в тупик. То есть в занавеску, за которой тоже кто-то спал. Тогда я предложил вернуться и выбраться через нашу комнату. К счастью, мы узнали его благодаря приметным сандалиям с красными деревянными бусинками на завязках, которые стояли около соседнего отсека. А около входа в комнату Йоки не было ни одной пары обуви, хотя, когда мы уходили, там были нечто вроде плетеных лаптей и еще одна пара классических местных «сапог-мешков» из кожи.

- Ну надо же, девушки уже ушли… Кен и Абий их зовут. Они говорили мне, что утром их отправляют на коровью ферму, там не хватает рук. Но я не знала, что они уйдут так рано.

Она подняла занавеску. Внутри на двух боковых матрацах лежали аккуратно сложенные одеяла и прочее постельное тряпье. Посередине валялось йокино одеяло, а в ногах его лежал ее рюкзачок.

- А ты не запомнила вчера вечером дорогу? Как тебя сюда привели?

- Думала, что запомнила… Знаешь, наверное, тут просто изменилась форма коридора. Помню, мы шли довольно долго прямо, а сейчас вижу, что посередине появилась перегородка. Зато убраны занавески по обеим сторонам, и там теперь проходы.

Похоже, внутреннее пространство дома и впрямь организовывалось по принципу, который так любят модные дизайнеры – оно все время трансформировалось в зависимости от текущих потребностей. Каркас состоял из вертикальных жердей и укрепленных между ними перекладин, к которыми были пришиты или привязаны холщовые полотнища. При необходимости они опускались, образуя закрытые ячейки для сна. При необходимости – поднимались, отодвигались или сворачивались, образуя проходы и коридоры. Я решил узнать ширину дома и заглянул за занавеску, которая служила задней «стенкой» йокиной комнаты. Как я и предполагал, там был еще один коридор, но короткий: направо он сразу упирался в очередную занавеску, а налево продолжался еще на длину трех отсеков и тоже заканчивался. Все это было похоже на динамичный лабиринт, который постоянно менял свою конфигурацию без какого-то особого плана (впрочем, может, план и был). Местные обитатели, вероятно, знали наизусть каждую занавеску и не способны были заблудиться, чего нельзя было сказать обо мне. Идти напролом через занавески было нельзя: за каждой, вполне возможно, спали люди. Я прошел вдоль стен коридора и прислушался: везде слышалось чье-то дыхание. Лишь в одном месте было тихо. Я рискнул отодвинуть полог и заглянул туда. Там было светлей, чем в коридоре: видимо, противоположная внешняя стена была уже близко. В этой ячейке не было ни людей, ни матрацев. На земляном полу были аккуратно составлены несколько печек и сложены разобранные на части трубы. Наверное, в холодное время их переносят в жилые отсеки, решил я. Посередине комнатки лежало что-то вроде сколоченного из досок поддона. Приблизившись, я понял, что это дверца в подпол. Она была закрыта на цепь, сомкнутую с помощью большого амбарного замка (причем вряд ли то и другое было местного происхождения). Приподняв крышку, насколько позволяла цепь (сантиметров на десять), я увидел черную щель. Из нее разило сырым душным холодом.

- А может, девушки ушли через этот люк? – простодушно предположила Йоки, забравшись вслед за мной. – Так им было бы быстрее, чем по коридорам плутать.

- Может быть. Интересно, где этот ход выходит на поверхность? Вблизи стойбища я что-то никаких люков не видел.

- А может, он идет прямо до соседнего стойбища? Может, они все подземными ходами соединены? – шепнула мне в ухо Йоки. – Так удобнее, особенно когда дождь или холодно.

- Ага, а по верху они ходят просто напоказ, или для отвода глаз нашим спутникам-шпионам, - сказал я, округлив глаза.

Йоки хмыкнула. Тут мы услышали легкое движение за занавеской – как будто кто-то прошел по коридору. Хотя мы ничего такого не сделали, но все равно стало немного не по себе: вроде как нас сюда не приглашали.

- Пойдем назад, - я тронул Йоки за локоть.

Мы вернулись в коридор и с удивлением обнаружили, что он стал длиннее: справа и слева от нас занавески были уже убраны. Там, откуда еще десять минут назад доносилось посапывание, теперь было пусто, и лишь свернутый в углу тощий матрасик намекал, что здесь мог кто-то спать. Как они успели сделать это так быстро, да еще и совершенно бесшумно? Я недоумевал. Теперь коридор тянулся на семь-восемь отсеков, а справа от нас еще и поворачивал. Повсюду за занавесками слышался легкий шелест ступающих ног. Еще немного, и я позабуду, откуда мы пришли, подумал я - так быстро тут меняется пространство. Куда ж теперь идти? Ага, вот эту занавеску я, кажется, помню: на ней еще было большое темное пятно. Точно: отодвинув ее, мы вновь попали в комнатку, где спала Йоки. И вдруг откуда-то сбоку просунулась рука в браслетах из стеклянных бусинок. Мы замерли. Рука отодвинула занавеску и… комнатка вдруг превратилась в торец очередного коридора! А перед нами возникла Сэн. Во второй руке она держала веник и совок.

- Доброе утро, - слегка поклонилась она, заметив меня. – Я уже заходила, но ты куда-то ушла, поэтому я пока решила пойти подметать в другом направлении.

- Уфф, у вас тут все похоже на какой-то фильм ужасов по меняющийся лабиринт, - пошутил я.

- Да, я видела что-то подобное, но уже не помню, как назывался, - улыбнулась Сэн. – Я бы с радостью поддержала для вас атмосферу таинственности, но увы – дом нужно проветрить и подмести. Так что скоро почти все занавески поднимутся, и загадочность как рукой снимет.

«Интересно, а в комнате с люком, который ведет в подземелье, занавески тоже поднимут?» - подумал я. Вслух я сказал, что надо бы разбудить Ержи, чтобы он не испугался слишком резких изменений. Однако, выглянув в наш первый коридор, я понял, что у меня нет шансов что-либо тут найти: за каких-то пятнадцать минут пространство успело измениться до неузнаваемости. Коридора больше не было, а было большое – наверное, занимающее в длину почти весь дом - помещение с висящими то там, то здесь одинокими полотнищами занавесок, которые уже ничего не перегораживали. Единственное, что вдалеке можно было заметить несколько закрытых «кабинок». Либо там прятали что-то секретное (вроде подземных ходов), либо за ними спали мои товарищи, и деликатные хозяева не стали их будить. О коридорной архитектуре теперь напоминали только ряды жердей и перекладин. Оказалось, что они не везде идут параллельно-перпендикулярно: попадались и «неправильные» повороты. Вот уж где бы я точно заплутал. Но не похоже было, что эту сложную планировку задумали специально: скорее всего, дом собирали из жердей постепенно, наращивая объем по мере увеличения числа постояльцев. Сумерки постепенно рассеивались, и я смог разглядеть потолок. Это было просто нагромождение из жердей и досок, положенных в два ската, причем везде – под разными углами. Видимо, нам повезло, что сегодня не было дождя: вряд ли это хлипкое сооружение защитило бы от воды. «Возможно, в случае дождя под ним делают какие-то навесы», - рассудил я.

Будучи оголенными, опорные жерди оказались сплошь утыканными гвоздями: видимо, на них ночлежники сушили свое нательное тряпье. Кое-где еще висели всевозможные мешочки, кошелечки на шнурках и котомки. Логично было предположить, что воровства здесь не боятся. Кроме нас, под навесом виднелись еще несколько человек: они прибирали скудный скарб и подметали. Вдруг внутрь ворвался луч света - это кто-то поднял один из наружных пологов. Затем поднялся второй, за ним третий. Вскоре почти вся внешняя стена дома исчезла, оставив на память о себе ряд жердей, которые чернели на фоне розовеющего неба и леса. Нетронутой оставалась лишь одна «кабинка» у наружной стены: я без труда догадался, что это и было мое ночное пристанище.

Как и следовало ожидать, Треххвостого внутри уже не было: его матрасик был аккуратно скручен у изголовья. Зато Ержи, похоже, не чувствовал всеобщей суеты: он сладко сопел, закрывшись одеялом с головой. Я осторожно потряс его за плечо.

- Все уже встали, - сообщил я, когда Ержи повернул ко мне заспанное лицо. – Торопись, а то, того гляди, и дом разберут.

Выйдя наружу, я убедился, что был недалек от истины: действительно, несколько мужчин как раз в этот момент разбирали торцевую часть конструкции. Среди них мелькали знакомые белокурые хвосты. Наш товарищ по комнате уже успел восстановить свою щегольскую прическу. А рядом – вот его я не видел вечером – был товарищ Треххвостого, обладатель двух кос. Должно быть, это его звали Гором.

- Дом переезжает? – спросил я по-английски у пробегавшего мимо мальчика.

Я тут же подумал, что ребенок, возможно, еще не успел овладеть иностранными языками, как его родители, и что я вряд ли получу ответ. Однако мальчик секунду подумал и ответил тоже по-английски:

- Нет, просто на другом стойбище сегодня прибавится людей, а жердей и досок там не хватает. Тут есть лишние – мы их снимем и отнесем туда.

И он побежал помогать взрослым.

- Абсурд! Они все время куда-то идут и что-то куда-то несут, - услышал я из-за спины голос Марка. У него были мокрые волосы – видимо, уже успел окунуться в ручей. – Даже для традиционного способа производства их экономика является абсолютно нерентабельной. Обратите внимание: они не делают никаких долговременных запасов. Никакого хозяйственного плана. Потребовалось зерно к завтраку в точке А – его тут же тащат из точки Б, причем ровно столько, сколько требуется на одну порцию каши. Не больше. Хотя можно было бы заранее продумать, кому, где, когда и сколько потребуется того или иного ресурса, заранее все спланировать, определить людей, которые будут таскать, наладить снабжение. Тогда бы не пришлось все время суетиться, как муравьям.

- Ну, в целом они что-то планируют, - сказал я, вспомнив свою интерактивную схему. – Но, видимо, всего предусмотреть не удается. Сказывается отсутствие связи – интернета, мобильников.

- А может, – он сощурился, глядя на восходящее солнце, - это и есть их цель?

- Какая цель?

- Не давать людям ни минуты покоя. Загружать всех беспрерывными задачами, как разумными, так и не очень. Чтобы они не успевали задуматься о том, как им тяжело живется.

- Тогда бы они не успевали и познать в совершенстве нашу литературу, философию, социальную проблематику, все на свете языки, историю американского кино, последние исследования в сфере IT и еще многое, многое другое, - усмехнулся я. - Я не представляю, как они справляются с этим даже без учета беготни. А с беготней это и вовсе похоже на чудо.

Мимо пробежала Мария, неся в руке котел. Если бы не одежда, я, пожалуй, не узнал бы ее: такое умиротворенное у нее было выражение лица. Почти как у местных женщин.

- Пожалуй, нам тоже пора присоединиться к суете, - сказал я. – Отвратительно чувствую себя, когда все вокруг работают, а я отдыхаю.

- Это нервы, - смеясь, отмахнулся Марк. – Здесь рабочих рук и без вас достаточно. Не будем отнимать у сабинян смысл жизни.

И он неторопливо направился к пригорку, намереваясь, видимо, снова развернуть свой блокнот. Я же поспешил за Марией. Оказалось, она шла за водой к ручью. Еще вчера я приметил наверху, под скалистым выступом, выдолбленную водопадом естественную ванночку. Забрав у Марии котел, я направился к ней. Борта ванночки были аккуратно выложены камушками, а сама она была полна сверкающей на солнце, кристально чистой водой. Журча, она переливалась через край и бежала к следующей ванне, расположенной ниже по склону. Та была раза в три больше и предназначалась для омовений. Как раз сейчас группа сабинян, окружившая ее, добродушно наблюдала, как Тим в страхе собирался прыгнуть в ледяную воду.

- Если кажется холодно, то можно попробовать чуть позже, когда солнце взойдет, - советовал мальчик лет двенадцати.

Ни единой нотки насмешки не слышалось в его голосе: он, очевидно, действительно сочувствовал Тиму. Зато Ченг, случившийся тут же, был куда более суров и настаивал на немедленном мужском самоутверждении бедного американца:

- Дорогие друзья, для такого молодца, как наш Тим, это не холод!

Наконец, Тим решился и прыгнул в воду с небольшого валуна, возвышавшегося над ванной. Поднялся столб брызг, скрывший его с головой. Но, когда вода улеглась, оказалось, что там совсем неглубоко: Тим стоял в ванночке по пояс, сжавшись от холода. Ченг рассмеялся. Один из молодых мужчин, с узелком волос на голове, заботливо подал голос:

- Вылезайте, а то ноги замерзнут.

Тим поскорее выбрался, дрожа и стуча зубами.

- Я думал, тут не так холодно, - поспешил он оправдаться, когда заметил меня.

Стоило ему вылезти, как его место в ручье занял парень с узелком. Он даже не снял своих обмоток. Спокойно и не торопясь он опустился на колени, скрыв голову под водой, а затем так же неторопливо поднялся и одним махом выскочил, упершись руками в края ванны. Следом за ним, повинуясь какой-то неписаной очередности, стали окунаться все остальные. Как всегда – молча, едва переговариваясь своим тихими согласными звуками.

Наполнив котел, я потащил его к кухне. С другой стороны за дужку схватилась Мария – и очень кстати, а то бы я все расплескал. Хоб уже давно, видимо, крутился у огня: два котла у него уже кипели. Марино успел занять свое место у дровокольной чурки, и старательно приканчивал вчерашние остатки неколотых бревен. Он уже немало поднаторел в этом занятии. Хоб, не здороваясь, сунул мне мешок с измельченной травой и какими-то семенами.

- Закидывай в кипяток, - сказал он деловито. – С утра людям хорошо сперва попить горяченького. А там и завтрак поспеет.

- Да-да, конечно… А я думал, что чай – вон в том котле. Там тоже какая-то трава.

- Нет, там у меня варится шампунь для волос, - невозмутимо ответил Хоб и тут же рассмеялся. – Всякие коренья, которыми хорошо мыть голову. Это для наших женщин, ну и модников из числа мужчин. – Он скосил глаза на пробегавших мимо двух парней, чьи головы были украшены сложными прическами. - Как ты знаешь, у нас тут культ безопасности для окружающей среды, - он потешно округлил глаза. - Ну так вот, если вот этим жмыхом, когда остынет, - он показал на зелено-желтую кашицу в котле, - намазать волосы, а потом подержать голову в бурном ручье, чтобы смылось, но и волосы будут чистые, и рыбы очень довольны. Они любят поедать этот жмых. Перед обедом как раз остынет, и все желающие помоются. А потом и кушать. Красота!

Я успокоенно вздохнул, принявшись закидывать в котел пучки травы. Что поделаешь – да, я очень мнителен, и мне важно чувствовать себя при деле. Наверное, стоит позавидовать Марку, который в этом не нуждается. Но тут уж каждому свое. Мария, устроившись поблизости, чистила морковь и вчерашние неизвестные клубни. Вдалеке прошла Йоки в компании с Сэн и другой женщины: они весело смеялись, тряся мокрыми волосами. Похоже, там, за цветущими кустами, был другой ручей, где купались женщины. Вдруг, откуда не возьмись, появились Треххвостый и Двукосый (пока я не был убежден, что его зовут Гор, я решил называть его так). Каждый нес на плече по довольно крупному бревну. Когда они успели? Ведь совсем недавно они разбирали жерди. Но эти бревна явно были не от дома. Они были слишком толстыми и, видимо, недавно спиленными. Сбросив ношу с глухим стуком на траву, Треххвостый вытащил из-за спины одноручную пилу длиной примерно с локоть, присел на одно колено и принялся отпиливать от бревна небольшой кусок. Да так проворно, словно в руках у него была бензопила.

- Может, помочь? – неуверенно спросил Марино, восхищенно следя за ним глазами.

- Ага, когда я в изнеможении упаду, - весело ответил Треххвостый, пытаясь перекричать визг своей пилы. – Подозреваю, что скоро это случится!

Я в этом сомневался. Поодаль устроился Двукосый и взялся за второе бревно; у него был точно такой же инструмент.

- Вы и спилили их одноручными пилами? – решился спросить я.

- На что только не пойдешь в жажде самоутверждения! – лучезарно улыбнулся Треххвостый, подкидывая отпиленную чурку поближе к топору Марино. – Хотя, если бы здесь водилась двуручная пила, я бы от нее не отказался. Но мы, - он вопросительно обернулся к Двукосому, - как раз недавно забрали местную двуручку на другое стойбище, верно? Инструмента у нас мало, а там было нужнее.

Товарищ подтвердил его слова свистящими и щелкающими звукам, и они снова заработали пилами.

Я замолчал, глядя в котел. Трава кончилась, и я снова почувствовал неловкость от своей бесполезности. Подошел Хоб, и я осторожно спросил:

- Хватает ли вам древесины? На готовку, на отопление? Леса вроде бы вокруг много, но ведь и народу у вас немало…

- Если бы не сажали, то давно бы все извели, понятно, - ответил Хоб. – Все зрелые деревья, запланированные на поруб, мы заранее помечаем. И следим, чтобы на смену подрастали молодые. К счастью, обычно удается поддерживать баланс. Но если становится очень холодно или дождливо, то дров не хватает. Тогда приходится поэкономить, потерпеть. Хорошо, что у нас есть ребята, которые не боятся холода, - он уважительно кивнул в сторону «спецназовцев». – Ну еще для домов нужны жерди, и на изгороди для скота. Жерди мы бережем, переносим с места на место. Они дубовые, долго не гниют.

Мне пришел в голову вопрос, который я давно хотел задать.

- Правда ли, что вы не убиваете свой скот, и потому не едите мяса?

- Правда. Нечестно отнимать жизнь лишь ради того, чтобы полакомиться чьими-то внутренностями. При том, что у нас есть и другая еда. Хотя, не спорю, жареные мышечные волокна очень вкусны, и иногда мы съедаем павших животных, если они умерли не от серьезных болезней. Но молоко, масло, яйца и все прочее – это нужно, особенно детям. Ну и рыбу мы, конечно, активно лишаем жизни. Так что ваши просветленные веганы должны предать нас анафеме.

Он улыбнулся, и вокруг его глаз собрались веселые морщинки.

- За что-то они превозносят вас до небес, а за что-то предают анафеме. Всякая абсолютизация приводит к конфликту, - попробовал я изречь что-нибудь пафосное.

- А главное, что она неприменима к жизни. Эти ваши веганы ведь сами себе еду не выращивают. Ну, во всяком случае, не всю еду. Они сидят за своими компьютерами, а потом идут в магазин и покупают разную хитрую веганскую еду, которую им привезли из разных стран. Окажись они тут зимой на одной картошке и капусте – сразу бы начали пить молоко! Впрочем, что это я разворчался.

- Совсем как наши ура-традиционалисты, - заметил я. – Это любимый тренд их постов в соцсетях – оторванность от жизни всяких рафинированных веганов, кришнаитов и т.д.

- Может, это мои посты и были, - сказал Хоб. – Признаться, случалось мне писать в таком духе… Ну вот, готов чай.

Он сказал это, даже не попробовав – просто мельком взглянул на густой пар над моим котлом.

- Позвать всех? Может, постучать обо что-то? – предложил я.

- Да зачем. Смотри, они уже сами идут.

И точно. Со всех сторон, словно по команде, к кухне потянулись люди. Кто-то шел с купания, мокрый, кто-то – отложив уже начатую работу. Однако труженики не смотрели досадливо на купальщиков, как это наверняка случилось бы у нас. Нет, все было одинаково довольны, словно так и было заведено: сегодня ты отдыхаешь утром, а завтра – я.