- Эй, ребята, идите сюда! – послышался громкий приветливый голос около котлов.
Я, уже начавший было от стеснения ощущать себя лишним, сразу воодушевился. До этого, за исключением Треххвостого, никто здесь не проявлял к нам интереса. Я радостно ускорил шаг.
- Наверное, голодные? Не ели от самой стены?
Голос принадлежал коренастому дядьке с длинными черными волосами, собранными в хвостик, небольшой бородкой и широкой желтозубой улыбкой. Мне показалось, что его я тоже видел на рисунках Тошука. Но и помимо рисунков, мне не раз приходилось встречать такой типаж в своей туристской жизни. Это был вылитый походный лидер – бодрый, веселый, увлекающий за собой с первых слов. Он вмиг снял все сомнения, задвинул подальше стеснительность и одним взглядом показал, что мы тут очень нужны.
– У меня осталось немного каши с обеда, будете? – И, поняв по нашим глазам, что, конечно же будем, повар (очевидно, он исправлял именно эту должность) тут же извлек откуда-то три маленькие миски. Затем он отошел в глубину кухни, забренчал утварью и вскоре вернулся, неся в руках котелок с какой-то буро-зеленой субстанцией. – Увы, немного остыла. Вот если бы вы пришли чуть пораньше! – приговаривал он, быстро раскладывая вязкую массу по мискам и втыкая в каждую ложку. – Зато чай горячий!
И в чашки из черпака полилась дымящаяся жидкость зеленоватого цвета, судя по всему – травяной чай.
- Я Хоб, - представился он, дождавшись, пока мы втроем рассядемся на бревнах и зачерпнем по первой ложке. – Ваши товарищи, наверное, пока не столь голодны, раз не спешат к котлу. Впрочем, в случае чего перекусят яблоками.
Хоб, ну конечно! Так и есть – он был изображен на том рисунке. Вроде бы он был одновременно поваром и старостой. Хотя у Тошука, кажется, было нарисовано другое стойбище. Впрочем, неважно – они же все время перемещаются... Но что это он положил нам? Стараясь не выдавать растерянности при виде содержимого моей ложки, я быстро сунул ее в рот. Как ни странно, масса была довольно вкусна (или это я очень хотел есть?), но я совершенно не мог идентифицировать этот вкус. Это было не мясо, не рыба, не гречневая каша и не пшено, а что-то среднее между всем перечисленным. К тому же улавливались ноты, если можно так выразиться, просто мягкого теста. И, судя по цвету, в рецепте присутствовало много свежей зелени. Но она была измельчена до гомогенного состояния, как и все остальные ингредиенты. Несмотря на густоту, масса жевалась и проглатывалась очень легко – особенно при помощи травяного чая, который имел вполне привычный вкус. Хоб положил нам не так уж много – я уже было начал готовиться к ожидающим меня лишениям, коль скоро тут такие маленькие нормы питания – однако уже на третьей ложке ощутил сытость! Начав есть жадно, заканчивал я уже медленно, зачерпывая на краешек ложки, как гламурные дамы, опасающиеся потолстеть.
- Здорово! – одобрил Ержи, жуя и запивая из чашки. – Из чего это сделано?
- Из всего, - усмехнулся Хоб. – Впрочем, конечно, не из всего сразу.
- Из всего, мелко-мелко перемешанного в миксере? – в шутку сказал Ержи и с уважением посмотрел на предполагаемый «миксер» - жилистую, мускулистую руку Хоба.
- Можно сказать и так.
- Уверен, что узнай наши маркетологи рецепт, тут же бы выпустили это в вакуумной упаковке под маркой «Экологически чистый продукт из Сабинянии» - поддакнул Марино.
- Маркетологам редко приходит в голову, что все традиционное и экологически чистое – лишь побочное следствие нехватки ресурсов, - улыбнулся Хоб, что-то интенсивно помешивая в маленьком котелке.
Мы удивленно переглянулись. Хоб поднял глаза и, заметив нашу реакцию, спросил:
- Э-э, я что-то не так сказал? Мне казалось, у вас, за стеной, в таких случаях принято говорить что-то в этом роде. Пошутить на тему общества потребления, ввернуть что-нибудь из популярной соцфилософии. Или нет? – И он снова заулыбался.
- Вот черт, - вырвалось у Ержи. – Мы уже почти отвыкли удивляться местным сентенциям, но вы таки сумели нас удивить.
- Пожалуй, мы не ожидали от сабинян такого обобщения самих себя, - поспешил я добавить.
- В столь антитрадиционном постмодернистском духе, - вставил Марино.
- А, вот вы о чем, - сообразил Хоб. – Что ж, это как нравится, могу и по-другому!
- Да нет уж, давайте лучше так, - сказал я, все более и более раскрепощаясь. – Мы вроде как были готовы к тому, что вы все-все знаете о нашей цивилизации, но получается, что все же видели в вас простодушных туземцев. Извините, если что…
Хоб шутливо кивнул.
– …но туземцы, которые способны смотреть на себя как бы глазами цивилизованного человека, и при этом все равно оставаться верными своим вигвамам, стрелам и тяпкам – вот это воистину чудо! Причем вы же не играете в туземцев? Ведь это все – это ваше самоограничение, тяжкий труд, полное подчинение жрецам – это же всерьез? Или нет?
Я говорил намного громче и смелее обычного. Что это со мной? – удивлялся я, глядя на себя со стороны. Мелькнула мысль о связи между эмоциональным выплеском и только что съеденной кашей... Но тот я, кто осознал это, не имел никакого влияния на того, другого, который невозмутимо продолжал нести свое.
- Эй, а ведь это идея! А может, это все – такая игра? В «Таинственном лесе» - вы, конечно, знаете такой фильм – спектакль разыгрывали старшие для младших. А здесь играют все для всех. И для себя!
Марино вздрогнул. Ержи ухмыльнулся, показывая взглядом, что я, пожалуй, забрал лишнего. Хоб ласково на меня посмотрел.
- Если вспомнить, что вся жизнь – игра, то, конечно, так и есть. Но у здешней игры правила довольно жесткие, - добавил он уже серьезнее, убирая с огня котел с каким-то варевом и вешая другой, с чистой водой.
Я вмиг пришел в себя. Ержи с Марино тоже встрепенулись.
- Вы имеете в виду, что…. в случае неурожая будет нечего есть? – спросил Марино.
- Конечно, - ответил Хоб, переходя к чистке картошки.
- Или, - осторожно подступился Ержи, - вы имеете в виду что-то еще?
Оба посмотрели на меня, очевидно ожидая, что я продолжу свой демарш бесшабашности. Мне совсем не хотелось продолжать, но сейчас, действительно, был хороший повод задать волнующие всех вопросы, а Хоб казался таким открытым.
- Может, вы имеете в виду, что вы тут не совсем свободны? – попытался я. – Что, э-э, над вами довлеет чья-то власть?
Хоб не реагировал. Казалось, он отвлекся на свой котел.
- Может, - продолжил я громче, - вы имели в виду, что вас могут наказать, если вы что-то не так скажете или сделаете?
Хоб достал из мешка огромный пучок какой-то сушеной травы. Отделяя по несколько стеблей за раз, он принялся по очереди закидывать их в котел.
- Давайте я задам ваш вопрос за вас, - промолвил он. – Возможно, так будет проще. Вы предполагаете, что мы тут заперты властью деспотичных жрецов, которые под страхом смерти заставляют нас работать на себя? Так?
- Более или менее, - повел пальцами Ержи.
- Интересно, зачем им это нужно? – Хоб, казалось, не шутил. Он всерьез задумался и даже ненадолго прервал засыпание травы в котел. – Угм, давайте подумаем. А, вот! Ну конечно же, они ведь хотят жить в изолированном элитном заповеднике на берегу моря, верно? Им нужно, чтобы их блаженное уединение на лоне природы никто не нарушал. Чтоб никаких там туристов с автомагнитолами и отелями. Поэтому им нужна мощная охрана, и эту охрану им обеспечиваем мы – секта частично оболваненных, частично запуганных рабов. Верно?
- Грубовато, конечно, - заметил Ержи. – Я бы сказал по-другому. Но давайте дальше.
- Сперва помогите-ка мне, - вместо продолжения распорядился Хоб. Он подошел к большому сундуку и откинул крышку. – А то надоело, должно быть, бездельничать? – хитро подмигнул он Ержи.
- О да, конечно, к вашим услугам, - виновато поднялся тот.
Мы с Марино тоже выразили готовность сделать все, что понадобится.
- Промойте вот эти клубни, и мелко порежьте их вот сюда. – Хоб пододвинул Ержи два котелка с водой и высыпал к его ногам кучу каких-то пузатых корневищ, которые извлек из сундука. – Травы – это, конечно, хорошо, но ребятам нужно и что-то питательное. – А вы, - он повернулся ко мне – почистите-ка картошку. Вот она. – Он показал на огромную корзину, доверху заполненную картофелем. – Не всю, конечно. – А вам… - он задумчиво посмотрел на Марино, - Надеюсь, вы умеете колоть дрова?
- Если честно, у меня мало опыта, - сконфузился Марино. – Мне так стыдно, право…
- Нечего стыдиться. Сейчас вы этот опыт приобретете. Вот вам топор, идите сюда. – Он поманил его к поленнице. - Главное, расставляйте пошире ноги, закидывайте топор повыше и смотрите не на него, а на полено. Вот так, так…
Понаблюдав немного за неуверенными движениями Марино, он вновь вернулся к котлам.
- У него все получится, - оптимистично заверил он нас. – Я вижу, у него отличные задатки. Итак, на чем мы остановились?
- Жители Сабинянии – стадо запуганных и оболваненных рабов, которых эксплуатируют жрецы, - напомнил Ержи, не отрываясь от клубней.
- Ага, точно. Ну и понятно, эти рабы под страхом смерти боятся сказать правду. У жрецов – всюду шпионы. Точнее, тут все за всеми следят, как в сталинском СССР. Так что отдельной функции надзирателей и не требуется.
- Очень удобно, - согласился Ержи.
- Можно не сомневаться, что ни один из нас не скажет вам правду, и не попросит о спасении, потому что мы уверены, что вы – еще одна провокация всесильных жрецов.
- Это совершенно логично. Мы это много раз обсуждали, - сказал Ержи нарочито серьезным тоном.
- Тогда получается, что ни единому вашему слову верить нельзя, - сказал я. – И всему вышесказанному – тоже.
- Да, верно, - казалось, с грустью вздохнул Хоб. – Ну ладно, отсечем эту ветвь как тупиковую. Давайте обсудим другие детали. Зачем тогда вообще жрецам пускать сюда посторонних? Зачем эти идиотские экскурсии? Ведь нельзя исключать, что доведенные до отчаяния люди все-таки в сердцах проговорятся. – Он высыпал в большой котел какие-то семена из холщового мешка и помешал. – Вот как я сейчас, верно? – он хитро посмотрел на нас.
- Экскурсии нужны, чтобы донести до мировой общественности искаженный образ Сабинянии и обеспечить жрецам поддержку, - отозвался со своего места Марино, занося топор над чуркой. Удар – и от полена отделилась узкая щепочка. Марино со вздохом снова поставил его на чурку. – Если бы Сабиняния была полностью закрытым концлагерем, то вражеская коалиция уже завтра напала бы на него и разнесла в щепки. – Он ударил еще раз, и полено разлетелось на две идеально ровные половинки.
- Согласен. Логично, - одобрил Хоб. – Получается, без экскурсий никак нельзя. И значит вы – настоящие.
Мы обменялись улыбками.
- Но все-таки – за счет чего жрецы держат людей в повиновении? – продолжил он. – Хорошо, пусть мы боимся попросить вас о помощи. Но ведь мы просто можем сбежать! Например, попытаться переплыть залив и уйти в нейтральные воды. Сабиняне – отличные пловцы! Точно также мы можем попробовать перелезть через стену. Периметр, конечно, охраняется, но чего только не сделаешь с отчаяния, - мечтательно рассуждал Хоб. – А еще можно было бы отправлять послания за стену голубиной почтой. Или развести ночью костер в форме букв «SOS». Словом, вариантов множество. Тем более, что мы, как вы можете убедиться, все знаем о вашей жизни. Мы знаем, что и где находится за стеной. Так что же нам мешает? – Он обвел глазами нас всех, ожидая ответа.
- Тогда выходит, что сабиняне скорее оболванены, чем запуганы, - сказал я, немного подумав. – Будь это концлагерь, из него все равно пытались бы сбежать. И мы постоянно видели бы эти попытки. Трупы тех, кому не удалось доплыть морем, выбрасывало бы на соседние берега. В новостях бы регулярно сообщали о беглецах, вылезающих на стену, и о жестоком спецназе, который убивает их копьями. Вобщем, было бы как с Берлинской стеной. Ведь это все можно увидеть с самолетов и разведовательных дронов, которых сейчас у всех хватает. Но ничего подобного нет!
- Не забудьте и совсем конспирологическую версию, что наш так называемый цивилизованный мир – хотя бы те, кто в нем принимает решения – действует заодно с сабинянским руководством, - добавил Ержи. – Что, если им почему-то нужен этот концлагерь? Именно поэтому мы ничего не знаем о попытках к бегству, и по этой же самой причине вооруженные силы других государств почему-то не торопятся нападать на Сабинянию, хотя растоптать ее за два часа не составило бы труда.
- Эту версию тоже лучше отсечь, - возразил Хоб. – Тайный мировой заговор вокруг Сабинянии – это вещь в себе, которую нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Это тупик. Итак, что же нам остается?
- Остается фантастическое предположение о том, что все население Сабинянии ведет такую жизнь совершенно добровольно и по идейным соображениям, - усмехнулся я. – Когда подобное писали про СССР, этому мало кто верил. Но здесь, видимо, пока ничего не остается…
В таком духе мы продолжали нашу беседу еще некоторое время. Картошка и неизвестные клубни были уже порезаны на крошечные кусочки (первая наша попытка повара не устроила, и он велел порезать еще мельче) и варились в котле. Затем под пристальным наблюдением Хоба мы высыпали туда из мешочков несколько сортов семян и сушеных трав. Хоб самолично мелко искромсал рыбу - которую, видимо, днем привезли с нашим обозом. Превратившись в почти гомогенную массу, она была размешана с кашей. Часть ингредиентов, которым еще предстояло соединиться с нашим ужином, варилась и булькала в котелках поменьше. Я заметил, что для режима выживания здесь тратится довольно много кулинарных усилий. Я-то предполагал, что все ограничится закидыванием в котел чищеной картошки. Впрочем, все сырье было самым что ни на есть простым. Какие-то травы, неизвестные злаки (впрочем, к стыду моему, я не знал, как выглядят даже самые известные злаки). Неужели в них и таится секрет необычной питательности каши? Я обратил внимание, что объем еды, который готовился на ужин, был не очень большим (если рассчитывать на всех тех людей, чьи головы и спины виднелись на огородах в лучах закатного солнца). Значит, подобно библейским пяти хлебам (или сколько их там было?), эта каша насыщает с пяти ложек. Но каким образом? Я спросил об этом Хоба.
- Вобщем, да, есть один секрет, - хитро улыбнулся он. – Но это страшная военная тайна! Открыта моими предшественниками, и с тех пор передается из поколения в поколение… Э-э, хотя поколений у нас сменилось не так уж много. Ну ладно – от повара к повару. Ты, наверное, слышал в вашем мире о таких синтетических брусочках, похожих на мыло, которые вкладывают в набор для выживания? В них содержится смесь каких-то свехрпитательных белков. Тут тоже самое, с той лишь разницей, что ингредиенты обнаружены под ногами, а вкус получается не такой дрянной, как у тех брусков.
- Даже более чем не дрянной! Я бы сказал, это вкусно.
- Честно говоря, во многом благодаря этому изобретению мы до сих пор живы. – Хоб посерьезнел. – За счет удвоения питательности нам удается обойтись вдвое меньшим количеством обычной еды.
По мере того, как садилось солнце и поспевала каша, с огородов подтягивались работники. Одни сразу усаживались вокруг костра, другие сперва шли в дом. Я впервые увидел вблизи нескольких сабинянских ребятишек. Одеты они были также, как взрослые, и вели себя похожим образом: во всяком случае, никакого гомона и гвалта, обычного для скопления детей, я не услышал. Чинно усевшись у огня, они переговаривались своими едва слышными свистяще-шипящими звуками. А вот стариков здесь не было: насколько я мог судить, возраст огородников не превышал сорока лет.