Сабинянские воины

Глава 9. Пещерное кладбище. Часть 3

Действительно, из-за угла доносилось множество шагов. Я выглянул. В свете ламп к нам приближалась довольно внушительная колонна людей. Первым я узнал парня с пучком волос на голове – утром он купался в ручье вместе с Тимом. Теперь у него на спине был привьючен большой мешок, и он шел, сгибаясь под тяжестью. Рядом шагал еще один мужчина, которого я запомнил по первому лагерю. Оба заметили нас, но никак не отреагировали, деловито спеша вперед. За ними прошло еще несколько человек, знакомых и незнакомых, и вдруг… я увидел Ченга. Он двигался вперед с крайне серьезным лицом, держа лампу на вытянутой руке. Поверх футболки – видимо, для утепления – был намотан плед. Едва скосив глаза в нашу сторону, он невозмутимо продолжал свой путь. После него, еще через пару человек, шел Тим. Он было повернул лицо в нашу сторону, но тут же снова отвернулся. За ним прошли еще трое парней, и коридор снова накрыла темнота.

- Странно, они как будто не узнали нас… - пробормотал я.

- Я бы сказал, что они как будто постеснялись узнавать, - добавил Ержи. – Или, что того странней, что им запрещено узнавать.

- Как так?!

- Ну, например, их в наше отсутствие уже зомбировали, и они стали, как все здешние рабы. А, каково? – Ержи рассмеялся, но было заметно, что ему не по себе от такого предположения.

- А почему, в таком случае, никто не зомбировал нас?

- Откуда ты знаешь? Может, мы тут уже…

- Гм, может, мы все-таки пойдем дальше? Разговаривать можно и на ходу, – напомнил Тошук.

Мы все еще стояли перед перекрестком.

- Нам налево, - он качнул лампой.

Еще раз посмотрев вслед ушедшим, мы повернули вслед за ним.

- А может, они ждали, чтобы мы на них отреагировали, а мы промолчали, - рассуждал Ержи. – И они, в свою очередь, решили, что с нами что-то не так. Но что они вообще здесь делают? Они же вроде остались там, на этом, как же его… на Трех Ручьях.

- Может, им тоже предложили прогуляться до другого лагеря, и они с радостью согласились, - сказал Тошук. – Ведь они, как и вы, хотели посмотреть всю страну. Зачем же сидеть на одном месте?

- Выходит, они вышли из Трех Ручьев вскоре после нас, раз уже успели сюда, - размышлял я. – Как быстро тут принимаются решения, однако. Заранее никто ничего не знает.

- Может, они и знали, да не сказали, - сказал Ержи. – Боялись, что ты с ними напросишься. Но главное - это лишний раз доказывает, что вся их страна изрыта тоннелями. Наверняка по большей части они бегают между стойбищами под землей, по короткому пути. А сверху ходят для отвода глаз, чтобы спутники обмануть.

Мы долго шли прямо, никуда не сворачивая. По пути все время встречались перекрестки и отвороты, и там мы часто видели людей. Они шли во всех направлениях – налево, направо, параллельно нам по другим коридорам. Однажды группа незнакомых сабинян прошла навстречу. Все шли молча, словно это было обязательным правилом передвижения по подземелью. Никто не оглядывался и не приветствовал Тошука, хотя я был уверен, что его тут многие знают. Один раз, когда мы пересекали развилку, слева в пятидесяти метрах я увидел еще одну, освещенную лампами. Там проходила небольшая группа людей, среди которых я заметил несколько длиннополых светлых одежд. Кажется, у их обладателей были бритые головы.

- Жрецы, - шепнул я.

В этот момент блеснул свет справа. Оказалось, что там был еще один перекресток, и тоже шли люди.

- Здесь все непрерывно куда-то идут, - пробормотал Ержи.

Мы пошли дальше, и световые пятна по бокам скрылись. Пройдя метров сто, мы свернули направо. Вдали снова мелькнули лампы – видно, там был еще один перекресток. Все передвижения здесь сопровождались полной тишиной, разве только совсем рядом с проходящими слышалось шлепанье шагов. На сей раз люди шли навстречу. Тошук дал знак, и мы выстроились вдоль стены, чтобы пропустить их в узком коридоре. Это оказались женщины. Впереди шла Сэн, моя знакомая по первому лагерю. За ней двигалась девушка, которую, кажется, звали Снип – Треххвостый говорил, что она пишет стихи по-французски. Обе опять прошли молча, не поворачиваясь к нам и не здороваясь. И вдруг вслед за ними появилась Йоки, неловко держа лампу на отлете. Она уже почти прошла мимо, не взглянув на нас, как вдруг Ержи негромко позвал ее.

- Привет! Что не здороваешься?

Йоки остановилась и медленно повернула к нам голову. Мне стало жутко. Но она лишь окинула нас взглядом, кивнула и пошла дальше. Звук шагов постепенно удалился, а мы все также стояли вдоль стены, не двигаясь. Тошук молчал.

- Э-э, простите, я сделал что-то не то? – неуверенно спросил Ержи.

- Вообще-то тут стараются не разговаривать в подземельях. Такая традиция. Пойдемте дальше.

Мы прошли еще немного вперед, и я заметил справа дверь. Таких дверей я видел уже две или три, но они были закрыты и я, конечно, не решился к ним прикасаться. Но эта была приоткрыта – совсем чуть-чуть, сантиметра на три. Но этого было достаточно, чтобы увидеть льющийся изнутри слабый свет. Я инстинктивно заглянул в щель. Мне показалось, что я заметил пару светящихся голубых оконец.

- Похоже, там тоже компьютерный кабинет, - сказал я на ухо Ержи.

- Тогда неудивительно, что сюда такой наплыв народу, - отозвался он. – Спешат, небось, в интернете посидеть.

Пройдя еще немного, мы снова свернули налево. Здесь уже не было ни дверей, ни компьютеров, а вдоль стены потянулись небольшие ниши. В слабом свете ламп казалось, что внутри сложена какая-то утварь. Но поднеся лампу ближе, я невольно вскрикнул: на меня глядели пустые глазницы двух черепов!

- Боже, а это еще что за хоррор?! – вздрогнул Ержи.

- Эх, забыл вас предупредить, что мы пойдем мимо кладбища. Не бойтесь, все хорошо. Просто, чтобы не занимать место на поверхности, усопших хоронят в подземелье, в таких вот нишах.

- Прямо так и кладут? И они тут разлагаются?

- Нет, конечно. Сначала умершего сжигают на костре. А потом останки помещают сюда. Причем скелет разбирают и складывают компактно, чтобы он занимал поменьше места.

Я с опаской осветил нишу. Она была выложена внутри камнями. В глубине были сложены две аккуратные кучки из костей, прикрытые, как домиком, дугами ребер. Перед каждой кучкой стоял череп, глядящий своими черными дырками на коридор.

- Жуть… - пробормотал Ержи. – И они тут спокойно гуляют, туда-сюда. В интернет заходят, в соцсетях переписываются. А на них этак ласково смотрят их мамы и папы.

- Наверное, если места на поверхности не хватает, то смириться с этим зрелищем легче, чем кажется, - предположил я, хотя не был уверен, что сам смог бы смириться.

Мы долго шли по «кладбищенскому» коридору, и парад мертвых все не кончался. Стоило мне понадеяться, что это последняя ниша, как свет лампы Тошука выхватывал их темноты новый череп. Вдруг спереди справа послышался топот ног, на сей раз громче обычного. Мы остановились. Через секунду из невидимой прежде отвилки показался свет, а за ним в наш коридор вбежал молодой стриженый парень. Он держал лампу близко от лица, поэтому я смог его разглядеть. Быстро оглянувшись на нас, он повернул и побежал вперед. За ним выскочил еще один, затем еще и еще. Теперь я был точно уверен, что это солдаты, хотя оружия при них не было. Неожиданно я узнал Сота, который вчера помогал нам преодолеть кордон. За ним следовал его немногословный товарищ. Заметив нас, они чуть притормозили и, как мне показалось, Сот даже едва заметно кивнул. После него пробежало еще человек пять; как минимум двое показались мне знакомыми. Наконец, группа закончилась: остались лишь колеблющийся отсвет впереди и замирающий топот. Однако, стоило нам двинуться следом, как в коридор снова ворвались свет и шум – на сей раз слева. Оказалось, впереди была не отвилка, а полноценный пересекающий тоннель, и из его левой части тоже высыпали солдаты. Мельком оглянувшись на нас, они бросились догонять предыдущий взвод. Мне показалось, я узнал одного парня из группы Треххвостого, которого видел вчера на тропе. По-моему, это был тот самый Чит, который решил сложную математическую задачу и которому за это дали премию, которую он не взял. Не успел я подумать, что хорошо было бы встретить здесь и самого Треххвостого, как вдруг в круге света и впрямь появилась знакомая хвостатая тень! Он ничуть не удивился, заметив нас; как будто нарочно знал, что мы здесь встретимся. Крикнув своим товарищам что-то отрывистое, он чуть приотстал.

- Тчеррлхх, - услышал я из уст Тошука.

- Хрлцвт успррц! – произнес Треххвостый и поспешил догонять группу.

- Что это за суета у них? – спросил Ержи, когда звуки удалились и в коридоре восстановилась тишина. – Надеюсь, не война началась?

Тошук не сразу ответил; он казался погруженным в размышления.

- Слава Богу, нет. Просто на горном участке стены была попытка проникновения – скорее всего, какие-то туристы, любители острых ощущений. Попытка были отбита, но в процессе один из этихтуристов был легко ранен. Солдаты бегут туда для усиления охраны. А то вдруг власти страны, откуда происходит раненый, сочтут это удачным поводом для «симметричного ответа»…

- И все это он передал вам одним коротким шебуршанием? – недоверчиво спросил Ержи.

- Нет. Большую часть этой информации я знал еще до того, как мы здесь встретились. Я не зря сидел в интернете.

- Господи, надеюсь, что ничего страшного не произойдет, - услышал я свой испуганный голос.

- Я тоже на это надеюсь. На самом деле, подобные инциденты случаются регулярно. Помнишь последний случай, когда несколько пловцов в неопреновых костюмах пытались сделать вид, что им нужно срочно «спастись» на сабинянском пляже? Пару месяцев назад. Ты тогда тоже участвовал в обсуждении.

- Но это же было совсем другое. Их окружили и мягко выдавили. Нет, они потом, конечно, жаловались, что изнемогали от усталости, что жестокие парни с косами чуть их не утопили. Но в это мало кто поверил, кроме заклятых врагов Сабинянии: «туристы» оказались профессиональными пловцами, и расстояние, которое они преодолели, ничего им не стоило. Вобщем, обычная попытка самопиара на сабинянской теме. Но здесь – ранение…

- Тот идиот, который два года назад сломал себе обе ноги, после того как его сбросили со стены, куда он пытался забраться – вобщем-то, тоже вполне себе ранение, - возразил Тошук. – Хотя ты прав, зрелище крови на изнеженном тельце «мирного туриста» - это не самый удачный видеоряд для Сабинянии. Особенно если это какая-нибудь несчастная мать, которая «просто хочет, чтобы ее дети дышали чистым воздухом». При том, что мест с абсолютно таким же чистым воздухом по всему миру, слава Богу, пока еще достаточно. Но им нужен именно сабинянский воздух. Короче, это просто желание во что бы то ни стало попасть туда, куда не пускают, - в сердцах добавил он. – Да еще и задешево сделаться героем теленовостей.

Мы снова зашагали молча. Кладбище все не кончалось. Один раз Тошук остановил нас около одинокой ниши на противоположной стене. Мы уже не раз проходили такие. Там были сложены лампы, одеяла, еще какая-то утварь и стояли бутыли с маслом. Из них-то Тошук и пополнил запас горючего в наших лампах. Я было хотел снова расспросить Тошука про погребение усопших, но Ержи меня опередил.

- Знаете, у меня такое ощущение, что мы идем в гору. И даже потолок, - он поднял руку с лампой повыше, - чуть-чуть уходит кверху.

- Так и есть, - равнодушно ответил Тошук. – В той стороне – горы. Рельеф местности поднимается, и подземные ходы – тоже.

- И, похоже, тут уже долбили прямо в камне, - Ержи потрогал рукой стену. – Вот уж впрямь каторжный труд. Как рабы в римских каменоломнях.

- Спасибо, ваша позиция мне уже известна, вы можете не напоминать о ней каждый час, - сказал Тошук раздраженно, но сразу взял себя в руки. - Откуда вы знаете, кто и каким образом это строил?

- Ну конечно, они это делали на искреннем энтузиазме, как строители первых пятилеток в СССР, - прошипел Ержи. – Это часом не их черепа рядом лежат, а? Чтоб далеко не ходить, прямо тут и складывали.

Тошук резко остановился.

- Слушайте, мне кажется, вы свою экскурсионную программу уже выполнили, - проговорил он, едва сдерживаясь. – Вы узнали все, что вам хотелось – что здесь рабовладельческий ад и тоталитарная секта. Мне кажется, вам больше нет смысла здесь оставаться. Я попрошу, чтобы вас завтра же вывели…

- Стойте, ладно, я все понял! – Ержи сразу обмяк. – Я несдержанный, простите. Впредь буду работать над собой, ей-богу. Меня просто потрясли эти черепа и объем работы по строительству тоннелей… Я никак не могу себе это все рационально объяснить. Прошу вас, не говорите никому об этом… о моем срыве! - Он жалобно посмотрел на Тошука.

- Об этом и о других ваших особенностях тут и так все знают, - вздохнул Тошук, но, как мне показалось, с облегчением. – Решение принимаю не я. Если руководство решит выдворить вас – так и будет. Но пока, как видите, к вам снисходительны. Уж не знаю, почему… Прошу простить и меня тоже, - добавил он уже другим тоном. – Весть об инциденте на границе меня слишком взволновала. Впрочем, помочь делу мы пока все равно ничем не сможем, поэтому лучше не говорить об этом.

Мы снова замолчали. Коридор все сильней забирал вверх, и в какой-то момент ровный каменный пол превратился в ступеньки. Мне снова показалось, что впереди слышен какой-то топот. Однако нам не довелось выяснить, кто был ему причиной, потому что на ближайшем перекрестке Тошук свернул влево. Здесь пол снова стал горизонтальным, а через некоторое время начал плавно спускаться вниз. Оглянувшись, я заметил, что могильные ниши закончились.

- А почему погребения не подписаны? - наконец решился я. – Нет никаких табличек с именами. Ведь, наверное, трудно запомнить, где могила твоего родственника. Скелеты все одинаковые.

- Они не пытаются это запоминать, потому что это не нужно. Какая разница, какой скелет при жизни составлял каркас земного тела твоей матери или отца? Все равно скелет – это не мать и не отец.

- Странно, такое ультрарациональное отношение к останкам… Но тогда почему просто не сложить их в общую кучу и не закопать? Уж если на то пошло, это позволило бы выгадать много свободного места. Строить для каждого отдельную нишу – это, мне кажется, слишком большие усилия для костей, которые не предполагается даже идентифицировать…

Я вдруг испугался, что сказал лишнее, потому что Тошук долго не отвечал. Однако, взглянув на него, я понял, что он просто задумался. Наконец он ответил.

- Понимаешь, здесь оказывают уважение останкам, но как умершим вообще, а не конкретно умершему Тойту, Мше или Ребу. Это я называю моих хороших знакомых, недавно погребенных здесь…

- А сколько им было? – вырвалось у Ержи, но он тут же смущенно замолк.

- Тойт был пожилым, примерно ровесником Теше, который нам дверь открывал. Мше еще не было сорока. Хорошая была женщина, - задумчиво сказал Тошук. – А Реб был почти мальчишкой, шестнадцать лет. Не успел даже в отряде послужить. А так мечтал. Тренировался вместе с нашими спецназовцами. Те ему позволяли – славный был паренек, светлый такой. Всем нравился. Мы с ним столько о книгах проговорили! Представляете, к его возрасту уже всего Достоевского перечитал. Но потом какая-то инфекция – и сгорел за три дня.

- Может, грипп? – тихо спросил Ержи. – Я слышал, что если его не лечить, то можно и помереть. В Европе, говорят, раньше умирали.

- Может.

- Подумать только – ведь будь здесь лекарства, его могли бы спасти! – воскликнул Ержи. – Нет-нет, я все понимаю, я знаю, меня выдворят. Но я просто не могу это спокойно слушать!

Как ни странно, Тошук отреагировал совсем иначе, нежели раньше.

- Это естественно, что вам его жаль, - сказал он мягко. – Мне его тоже очень жаль. Но здесь считается, что его смерть была угодна богине Сабине. Ведь все так или иначе умрут. С точки зрения богини, порядок смертей не столь важен.

- Но ведь порядок смертей важен для живых, - не выдержав, сказал я. – Тойт был по местным меркам глубоким стариком. Его жизнь и так подходила к концу. Мша, хоть и не была старой, уже успела, наверное, вырастить детей. А жизнь Реба только-только начиналась. У него были родители, которые, наверное, мечтали увидеть его настоящим героем, умелым воином. А вместо этого он умер, и они даже не знают, где его кости…

Я умолк.

- Главная особенность сабинян – это величайшее смирение, - ответил Тошук. Мне показалось, что никогда до этого его голос не был таким тоскливым. – Я сам до конца не понимаю, как это возможно. А также – нужно ли это. Но факт, что это удивительное общество существует уже много лет и, вполне возможно, что без смирения оно бы не выжило.

- Тошук, простите за очередной цинизм, но, может, все дело в нежелании перенаселять страну? – робко спросил Ержи. – Если бы они завезли антибиотики и все такое прошлое, то люди перестали бы умирать раньше 80 лет. Но где бы они тогда всех разместили? Пришлось бы насильно выдворять часть народу во внешний мир. И как бы они решали, кого выгнать, а кого оставить?

- Наверняка и этот фактор принимается в расчет. Это печально, но высокая смертность – единственный способ существования замкнутого сообщества на ограниченной территории. А еще это единственный способ сохранить генетическое здоровье маленькой популяции – то есть путем отбраковки слабых. …Не подумайте, что мне очень нравится так говорить, - сказал он, повысив голос. - Я так же, как и вы, всегда считал, что мы – все-таки нечто более совершенное, чем животные. И помимо естественного отбора у нас есть еще и чувства.

- Чувства здесь, казалось бы, никто не отвергает, - продолжил он после паузы. – Родители Реба очень скорбели о его смерти. Так же, как и другие скорбят о своих умерших родных. Но, несмотря на огромную скорбь, которую просто не описать словами, они знают, что так было нужно. Вот только как можно сочетать в себе это, я и сам не представляю.

Мы надолго замолчали. Коридор сначала шел вниз, а затем снова стал ровным. Одновременно он стал загибаться влево. Наконец, я решился продолжить неприятную тему.

- Тошук, а где, с точки зрения сабинян, находятся души умерших? Если они никак не сопоставляются со своими останками, то где они? И зачем тогда нужно выкладывать в нишах скелеты?

- Кажется, нам с тобой случалось обсуждать культ Сабины. Я тогда говорил, и сейчас повторю, что всего не знаю. Вроде как Сабина – это некая свердуша, которая объединяет в себе души всех, кто здесь живет. Тоже самое касается материи: вся плоть Сабинянии и самих сабинян – это и есть Сабина. Вобщем-то, идеи не новы и свойственны как многим языческим культам, так и христианским ересям. Если я правильно понимаю, создатели нашего любимого фильма «Аватар» тоже имели в виду что-то подобное. По идее, такая концепция вообще освобождает от обязанностей как-то специально погребать умерших. При жизни человек – это каким-то образом обособленная часть общей души, Сабины. Может, это даже иллюзия обособленности, если истинное состояние – единство. Со смертью человека обособленность заканчивается, и его душа присоединяется к единой душе, а плоть, соответственно, растворяется в единой плоти.

- При этом Сабина не объемлет весь мир, - добавил я. – Как я понимаю, ее «мегатело» заканчивается стеной. Ну и душа, понятно, состоит только из «своих».

- Интересно, насколько глубоко под землю уходит ее тело? – спросил Ержи. Он чудо как быстро забывал пережитое смущение. – Но, сдается мне, что здесь мы еще внутри Сабины!

- Зачем же они все-таки погребают мертвых? – настаивал я.

- А знаешь, я думаю, это просто остатки прежней постхристианской традиции. - Тошук повернулся ко мне. - От нее трудно избавиться, как ни старайся: миновало ведь только три поколения. К тому же сабиняне все время соприкасаются с ней через интернет. Поэтому возникает противоречие. В культе останков, с точки зрения сабинянской веры, нет смысла. Но они все же почему-то не сваливают их в общую кучу и не дробят лопатами, что было бы логично, а аккуратно выкладывают в нишах. Хотя и безымянных.

Коридор продолжал изгибаться, и тут я увидел – точнее, сначала только почувствовал – что откуда-то слева в черную мглу вливается серая. Там наверняка был источник света. Темнота все больше разбавлялась, и вот вдалеке показалось маленькое белое пятнышко. Мы сразу прибавили шагу. Пятно становилось все больше, превращаясь в дверной проем, за которым было солнце, шелест листьев и звуки жизни. Солнечные лучи осветили стены коридора – здесь они уже не были такими сырыми. Мы потушили ставшие ненужными лампы.

- Уфф... Если честно, в какой-то момент я стал сомневаться, что мы отсюда выберемся! – воскликнул Ержи.

На сей раз он не шутил.