Съёмки

1. Поиграем?

Все умеют играть в прятки, верно? Правила лёгкие, понятные даже детям – чего тут не уметь. А если я вам скажу, что у этой игры есть разные уровни?

Вы когда-нибудь делали что-то по-настоящему замечательное, настолько замечательное, что подарило бы вам признание и любовь миллионов? Не каждый может этим похвастаться. Представьте, что вы создали вакцину от рака, спроектировали машину времени или сняли гениальный фильм, а потом решили остаться в тени и никому не говорить, что это ваших рук дело. Ну, кто так делает?

Правильно – никто. Игра в прятки, уровень сто.

– Куда тебя опять занесло? – звонок моей подруги Альмы застал меня в аэропорту.

– Была на конференции для учителей, уже возвращаюсь.

– Ты прочитала моё сообщение?

Толпа передо мной стала утекать на посадку, сверкая билетами, и я лениво потянулась за сумкой, лежавшей рядом на металлической скамье. Это мой пятнадцатый перелёт в этом году, и когда-то желанный запах дьюти-фри, ранее обещавший небо в облаках, новые приключения, неизведанные края, на этот раз вызывал лишь тошноту.

– Лиза, – донеслось настойчиво в трубке.

– Да, – я нехотя вернулась к собеседнице.

– Прочитала?

– Да, да, прочитала. Но я откажусь.

– Почему же, соизволь объяснить?

Если Альма прибегает к возвышенной лексике, типа «соизволь» и «лицезрю» – Альма злится. Обычно заслуженно. Она моя подруга, но она также мой редактор, у которого вечно из-за меня проблемы.

– Лиз, послушай-ка. Я прикрывала тебя, когда ты отказалась заводить аккаунт в соцсетях, чтобы продвигать книгу, а ведь у всех авторов это в контракте прописано. Я прикрывала тебя, когда ты хотела остаться автором «без лица», и когда ты отказывалась от автограф-сессий и встреч с читателями. Мне пришлось съесть много говна от руководства, потому что именно я проталкивала твою рукопись...

– Я тебя об этом не просила.

– Не за что, блин! – всё, понеслось. – «Спасибо, Альма, что показала мою книгу миру, спасибо, что сделала меня самым обсуждаемым писателем этого года, спасибо, что открыла мне дорогу в издательский бизнес!».

– Ты же знаешь, что я благодарна, я много раз тебе говорила…

У меня даже не было сил спорить. Я просто хотела домой в свою знакомую берлогу, обхватить руками любимую кружку, накрыть ноги любимым пледом-пончо и снова болтать по-испански с любимыми учениками, улыбающимися мне с монитора.

Но привычки сдаваться не было прописано в ДНК у Альмы.

– Не благодари меня, а просто езжай на эти долбанные съёмки!

– Аль...

– Я знаю, ты не хочешь светиться, мы все уже это поняли, – фыркнула она, и я знала, что подруга в этот момент закатила глаза. – Забудь о пиаре. Подумай о Самми.

Я остановилась, глядя на величественную железную птицу за окном.

– А что о нём думать? Книга дописана, Самми теперь живёт своей жизнью, я героев давным-давно отпустила.

– А вот и нет, деточка, жизнь твоих героев сейчас зависит от того, как их покажут на экране. Ты же не хочешь потом посмотреть фильм и впасть в депрессию оттого, что тебя вообще не поняли, Самми – не Самми, и всё – тлен?

Толпа у выхода шестьдесят два совсем поредела, и я стала прощаться с Альмой.

– Просто езжай туда, Лиз, – она перешла на проникновенный тон. – Уроки у тебя всё равно онлайн, ты и так вечно разъезжаешь, ну, поживёшь три месяца на Лугардо, вот же пытка какая!

Уже в салоне, когда пассажиры рассаживались по местам, а потный мужчина укладывал свою дорожную сумку над моей головой, я вышла в интернет, нашла страничку «Лизы Сават» и пролистала несколько постов. Я ведь отказалась заниматься соцсетями и требовала скрытности по отношению к моей личности, так что издательство само занялось аккаунтом от моего имени. Они придумали ход конём: девушке-блогеру дали маску – белое девичье лицо с огромными глазами и ресницами, наподобие Бетти Буп, и доверили ей вести аккаунт от имени «Лизы Сават». То есть, её работа была притворяться мной. За три месяца аккаунт обрёл несколько сотен тысяч подписчиков, а сейчас, год спустя, он входил в список блогов-миллионников. Эта раскрутка на секретности принесла моей книге бешеную популярность, а Альме дали прибавку к зарплате, потому что это была её идея.

«Лиза Сават» – псевдоним, так что не пришлось напрягаться из-за внимания к моей жизни – его просто не было. Даже мои друзья не знали, что это я, и иногда отпускали комментарии о «псевдо-Лизе». Высказывания о моей книге тоже часто всплывали, и я молча принимала комплименты, молясь, чтобы глупая улыбка на моём лице не вызвала подозрений. Конечно, приятно, когда слышишь непредвзятое мнение, и оно оказывается хвалебным! Но рассказывать правду мне никому не хотелось – уж слишком далеко этот обман зашёл, и издательство подставило свою голову, чтобы пойти мне навстречу. Мне было достаточно того, что моя книга что-то значит для стольких людей. Разве это не есть исполнение предназначения? То, ради чего мы приходим на этот свет: создавать нечто великое, что лечит сердца и питает умы? Мне самой от этого становилось хорошо, а знают ли они, кто я – всегда казалось мне совершенно неважным.

Но эта девушка за маской, эта “псевдо-Лиза” раздражала меня, как та самая горошина под десятком матрасов. Слишком самоуверенная, ловкая и лёгкая на подъём – такая, какой мне никогда не стать. Даже мои “матрасы” из предназначения и миссии не сглаживали этот дискомфорт. Люди всегда будут думать, что она написала “Маршрут”, это останется в Википедии (а как известно, что написано в интернете, то и правда).

Я вдруг подумала о Самми: а что, если его тоже приукрасят? Подгонят под единую формулу киногероев? И он останется в умах миллионов совсем не таким, каким я его придумала…

Мне вспомнилось, где он впервые пришёл мне на ум: на Лугардо. Я стояла на берегу и наблюдала, как покачиваются на волнах разноцветные лодочки, и вдруг представила молодого парня с загорелым обветренным лицом, но он точно не был рыбаком, потому что я видела, как он рассекал волны ни на чём ином, как на автобусе! В тот момент я поняла, что он водитель, только его транспорт заупрямился и перестал ездить по дороге, унося хозяина в непроходимые чащи, океанские воды – туда, где никто прежде не был, чтобы Самми мог узнать то, что никому не доводилось. Потому одежда и длинные волосы парня были пропитаны солью – кто знает, сколько морей они с автобусом уже покорили.

И вот, он привёз его к этим песчаным берегам, к этим цветным лодочкам, к этой жёлтокаменной церкви на скале с обветшалой дверью и старым циферблатом, от которого отражались солнечные лучи, освещая прибрежные воды. Именно здесь ему предстояло раскрыть секреты бытия...

Самми пришёл ко мне. Наверное, звучит высокопарно, но он выбрал меня. Когда работа над книгой закончилась, я порядком устала от него, но сейчас снова почувствовала, что должна участвовать в его жизни. К тому же, Альма была права, я не прощу себе, если фильм выйдет совсем другим, а я буду знать, что могла на это повлиять, но предпочла остаться в стороне.

Пока бортпроводники проверяли ремни, я быстро нажала на её имя.

– Я поеду, но мне нужно, чтобы студия подписала соглашение о неразглашении.

Я почти слышала, как рот Альмы растягивается в улыбке.

– Вот так я и понимаю, что ты не открывала мой емейл, – торжественно заключила подруга.

– Ты уже договорилась об этом что ли?

– Всё уже внесли в контракт. И Лиз?

– Что?

– Почитай сценарий, а?

***

Через два месяца я встретилась со своей первой любовью. Эта встреча подтвердила народную мудрость: бывших не бывает.

Лугардо. Мой золотой остров.

Чувство ностальгии, которое нахлынуло, когда я сошла с трапа, притупило мою интуицию. Это сейчас я помню, что она вопила, что это самая большая ошибка в моей жизни, злейшая западня, и надо валить отсюда. Но тогда я этих знаков не замечала. Тогда перед глазами стоял лишь мой остров.

Воздух Лугардо встретил меня горячо. Я и забыла, что здесь приходится заново учиться дышать.

Как только выходишь из самолёта, тело начинает перестраиваться на новые температуры, и пройдёт немало времени, прежде чем кожа, наконец, научится радоваться влаге и солнцу.

Такси везло меня по тем же улицам, что и три года назад, мимо деревьев, покрытых розовой пеной цветов, вдоль набережной, созданной для долгих прогулок, и этих лодок, неустанно качающихся на волнах, подобно уткам в ожидании хлеба от туристов.

Но как же сильно поменялся мой взгляд – я вижу его отражение в окне. Тогда я была такой жадной, что проглатывала каждый новый пейзаж, открывавшийся за поворотом, а теперь я принимаю Лугардо дозированно, осторожно, чтобы не заработать интоксикацию.

Водитель прервал мои нахлынувшие воспоминания внезапным вопросом:

– Вам точно в отель «Гаруда»?

– Да. А что такое?

– На Лугардо опять киношники пожаловали, они вроде весь отель заняли. Я сам видел сегодня, как оборудование разгружали…

Из зеркала заднего вида на меня смотрел типичный лугардиец: крупные черты лица, кожа цвета капучино, открытый пытливый взгляд.

– Вы сказали «опять»? Это часто случается?

– Каждый год! – добродушно хохотнул он. – Так у вас там забронировано?

Я его заверила, что всё у меня схвачено, а сама стала ногти кусать: если о съёмках уже все знают, то и репортёры будут наготове. Студийное соглашение о неразглашении меня не спасёт. И тут-то я вспомнила слова Альмы:

– Ну, и сфотают тебя на съёмочной площадке – мало ли кто ты: статист, уборщица, может, чей-то ассистент! Хочешь, научу расслабляться? – говорила она со знанием дела. – Перед выходом на площадку набираешь полную грудь воздуха и говоришь себе чётко, ясно и убеждённо:

«ВСЕМ НА МЕНЯ СРАТЬ».

Спасибо, подруга. Гуру аффирмаций, блин...

«Всем на меня срать»...

Нельзя было её слушать, ох нельзя было.