ДЖОКЕР

ГЛАВА 14. Джокер

Я чувствовал. Я давно уже не читал ее. Она настолько во мне, что уже на стадии "...набирает сообщение" я слышал её голос и видел её мысли. К чертям аудио - его только для того, чтобы слушать её стоны...Под музыку. Представляя, как она там...в паузах. СО МНОЙ! Да, дьявол! Снова и снова на повторе. Композиция только для меня, где она записала свои стоны, наложив их на песню группы «Nine Inch Nails»  «Closer». Слушать их, словно конченый псих, сутками напролет, стараясь не сорваться, не начать фантазировать, рисовать себе, что и как она делала в этот момент. Или еще хуже -  вспоминать. Осатанело вбиваться в собственную ладонь, закрыв глаза и фантазируя, что всё это наяву. Настолько МОЯ, что самому сложно поверить в это.

А ночью в тишине в ожидании Адама, с особой мстительностью улыбаться собственным мысля о том, что он этого не узнает. Я не позволю услышать МОЁ.

И в очередной раз читать её CAPS LOCK, улыбаясь смущению между строк. Многоточия ее голода...Когда впиваешься взглядом в текст, считая пробелы...Каждый из них значит больше, чем для всех остальных значат признания в любви.

Зачем я это делаю? Своеобразное наказание самому себе. За ту боль, что разъедает внутренности, за то, что ломает так, будто кости крошатся в песок, а кишки наизнанку выворачиваются. Но я с маниакальным упорством приговоренного к смерти снова и снова окунался в наш с ней мир, потрескавшимися губами выпивал до дна этот яд и, вытирая ладонью рот, смаковал его вкус, корячась в судорогах боли. Я выкуривал ее из себя, и видел, как она улетает сизой дымкой в сторону окна, и тогда я переставал выдыхать дым, слишком слабый, чтобы расстаться с ней навсегда. Я и не хотел. Да, я не был рядом с ней, но я похоронил ее в себе. Навечно. Заживо.

Я ведь не лгал ей:

{«Словами иногда острее, чем лезвием, да, маленькая?  Они впиваются в запястье глубже веревок, стягивая, не позволяя лишних движений.

Потому что каждое твое движение - слово принадлежит мне»}.

Даже сейчас. Ты просто помни это, Принцесса...набирая пробелы. В паузах. И многоточиях. Никому другому. Только мне.

«Молчим, открыта дверь

Тире и точки о тебе,

Моя печаль.

Приснись, вернись ко мне.

Надежды в миг случайных дней

Не обещай».

© «The SLOE» -  «Моя печаль»  

Да, моя печаль. Тоска, вдыхая которую ощущаешь, как рвутся сухожилия и в сердце впиваются острые иглы разочарования. Потому что понимаю, что всё правильно. Я всегда был эгоистом. Эгоистом во всём. Но в таком случае с ней я не хочу быть самим собой. По крайней мере, я постараюсь.

- Неужели в этой квартире можно находиться, не боясь оглохнуть? Аллилуйя!

Гордеев распластался на диване, довольно щурясь на одиноко висящую на потолке лампочку.  На губах полуулыбка ехидная блуждает. Нет, придурок, просто я, скорее, позволю утащить меня демонам в мой собственный Ад, чем я позволю тебе услышать мою девочку.

Демонстративно напевая, щёлкнуть на плеер и включить на полную громкость другую музыку, злорадно ухмыльнувшись, когда он едва не зарычал.

- Рад, что при всё при этом у тебя есть еще силы на клоунаду.

- При чём при этом? Ты никогда не мог оценить мое чувство юмора, Гордеев. Обидно даже.

Он громко фыркнул и резко сел, вытянув ноги на полу.

- Ты знаешь, я ведь ни разу не спросил тебя, почему ты выбрал этот грёбаный псевдоним. Думал, это веяние моды. Но теперь понимаю – ты точно такой же урод, смех которого вызывает не радость, а страх или злость. Кого ты обмануть пытаешься, Кость? Посмотри, во что ты превратился? Домой заходить не хочется. Дышать нечем, и рожа твоя унылая угнетает.

- Забыл, что ты у нас такой ранимый. В следующий раз обязательно пирог испеку и фартучек парадный надену.

- Тебе самому это не надоедает, Джок? Очнись. Начни что-то делать.

- Тебя не поймешь. То не убивай, Костя, будь человеком. То, очнись, Джок, сделай что-нибудь! А что мне делать? Говори открытым текстом, Адам. Так и скажи: прикончи, наконец, ублюдка Белозерова и навсегда исчезни из моей жизни к чертям собачьим!

- Вот! Даже я не мог бы сказать лучше!  С одной ремаркой: из нашей с Мирославой жизни!

Протянул руку за чашкой с чаем и понял, что даже поднести ко рту не могу. Потому что трясет всего. Колотит дрожью ненависти к нему. Впервые. Люблю этого мерзавца, всегда уважал и любил, а сейчас лезвием хочется по горлу. И смотреть, как кровью истекает. И всё из-за нее. Потому что сейчас он искренен. Хочет, чтобы я оставил ее ему. Замолчи, Адам! Замолчи, друг. Потому что не отдам!  Не порть тот финал, который мы продумывали с тобой вдвоем. Вместе. А он всё не затыкается, продолжая ковыряться ржавым ножом прямо в душе. Он понимает, насколько больно делает сейчас? Конечно, понимает, долбаная мразь, и всё равно не останавливается.

-Дьявол, Костяяяя! Ты же видишь, что это единственный возможный вариант. Отпусти её. Я в последний раз прошу, отпусти её сам. И оставь нас. Исчезни. И я даже ни разу не спрошу, куда. Это был наш общий план, помнишь? Справедливость. Наш общий приговор. И мы почти привели его в исполнение. Остался этот пи***ас. Грохнуть его и всё. Миссия выполнена! Гэйм овер, чувак!

Расхохотался, расплескивая кипяток на ладонь, глядя, как растекается он темными лужицами на скатерти.

- Справедливость? О какой справедливости ты говоришь, Адам? Даже после того, как я заставлю Белозерова жрать собственные яйца без соуса, до справедливости будет еще слишком далеко. И ты знаешь это. Ты помнишь, как Черчилль сказал? Если вы убили убийцу, количество убийц в мире остается прежним.   Приговор не может быть исполнен наполовину. Только ты струсил. В последний момент ты просто струсил.

Качает головой, усмехаясь одними губами, а в глазах пустота. Я не вижу их. Я знаю. Столько лет вместе, и мне не нужно смотреть на его лицо, чтобы понимать, что он чувствует. Он ведь не впервые за эти дни пытался разговор этот завязать. А я уходил от него. Оставлял его одного или вдевал наушники и громко пел, только бы его слов не слышать. А сейчас решил, что хватит. Я знал, что он скажет. И знал, что я ему отвечу. Я всегда лучше него разбирался в людях. Иначе он бы не питал надежды, говоря мне следующие слова.

- Я передумал. Я, мать твою, передумал! Я меняю концепцию, Джок! Мне плевать на нашу договоренность. Я срать хотел на твои моральные принципы. Бл**ь, о каких принципах маньяка-убийцы можно говорить? Они вообще имеют право на существование? Его принципы и законы? Я жить хочу, Кость. Катись со своим планом куда подальше!

- С каких пор это только мой план? С каких пор ты решил нарушить его, Гордеев? Какая на х**н жизнь? Кому? Монстру, который убил столько людей, что пальцев на руках не хватит? Монстры не имеют право на жизнь, на любовь и счастье. Их создают для сохранения баланса добра и зла в мире и уничтожают, как только этот баланс начинает рушиться.

- Так вот уничтожь монстра, Костя. Из нас двоих чудище – ты. А я жить хочу. Мне есть, за что бороться. И ты отлично знаешь, с каких пор. И ради кого. И, если ты действительно любишь ее, то позволишь сделать мне это. Вытащить ее из той пропасти, в которую ты ее скинул. Не хочешь выкарабкиваться сам – лежи там. Я слова не скажу. Но Мирославу на дне не оставлю.

Закрыть глаза и глубоко выдохнуть, чтобы не вскрыть подонку вены осколками чашки, разлетевшимися в разные стороны, когда я ударил ею по столу. Напоминать себе, что он мне нужен. Что пока я не могу отказаться от него так же легко, как это делает сейчас он.

- А что ты сделаешь, рыцарь? Кем ты себя позиционируешь? Принцем на белом коне, который спасет принцессу?

- А это уже тебя не касается. Просто перестань ее мучить. Она видит твоё «онлайн» и с ума сходит от него, от невозможности написать тебе. Ты держишь ее этим гребаным «онлайн», ты понимаешь?

Рассмеялся, чувствуя, как  снова заскользили в груди острые холодные когти ревности, как вонзаются они в сердце, оставляя глубокие кровоточащие борозды.

- Я не держу ее, Адам, - это, бл**ь, она меня удерживает, вцепилась в душу обеими руками и не отпускает, что бы я ни делал, как бы мысленно ни молил, – Не обвиняй в своих неудачах меня. Что такое? Не можешь заинтересовать девочку? Неужели мастурбация по интернету оказалась ей всё же интереснее и вкуснее живого мужчины? Кто бы мог подумать, да, Гордеев?

Отвернуться, глубоко вдыхая и начиная собирать стекло со стола.

- И даже не думай, что я позволю тебе быть с ней. Она моя, Адам. Вся моя.  Принадлежит мне. Что бы ты ни делал. А если…если у тебя начнет получаться, Гордеев, то я тебя просто убью. Слышишь?

- Это такая месть? Но кому? Заставить ее страдать? Превратить ее в привидение при жизни и наслаждаться осознанием того, насколько сильно тебя любят? Тешишь своё эго, Джок? Оно того стоит?

Нет. Это слабость. Это трусость. Самая элементарная. Потому что загибаться начну, увидев вас рядом. Только сначала прикончу обоих, а потом и себя убью. Отпустить ее? О, я ее отпущу. Потом. После всего. Отпущу ее окончательно. Но тебе не отдам. Ни одному мужчине не отдам, пока мы оба с тобой живы.

- Это любовь, Адам. Не верь, если скажут, что она светлая. В ней нет и проблеска света. Она тёмная, воняет смертью и ранит клыками острыми и ядовитыми. Она душу травит так, что сдохнуть хочется. И чем скорее, тем лучше.

Он ушёл, а я по квартире зверем метался, ломая кулаки о стены, громя видавшую виды мебель и разбивая вдребезги посуду. Прав он был. На все сто процентов прав. Только людям не дано прыгнуть выше своей головы.  И я не о деньгах и карьере сейчас. Нельзя заставить человека сопереживать, если он абсолютно безразличен к чужому горю. Как и нельзя верить в искреннюю радость людей завистливых и тщеславных. Я мог заставить Мирославу поверить в то, что отказался от нее, но не смог сделать этого на самом деле. Слишком собственник, чтобы согласиться делить ее с кем бы то ни было. Я не знаю своей реакции, если бы мне Адам швырнул сейчас ее фото с кем-то другим. Чёрт, да я соц. сети ее облазил в поисках новых фото после нашего расставания. Не нашел ничего. Что успокаивало и в то же время убивало.

Иногда мне казалось, что было бы легче, если бы уже через несколько дней она выставила свежие селфи с друзьями, возможно, мужчинами. Подумаешь, интрижка виртуальная закончилась сексом в реале. Жизнь ведь продолжается.  Я бы медленно вырезал каждого из них из ее памяти и головы тупым ножом, но не корчился бы в муках от той агонии, что съедала сейчас изнутри, зная, в каком состоянии она. Зная, что любит.

«Целую в губы тень твою,

И о тебе моя печаль.

В бездонный омут падаю,

И ни о чем не жаль».

© «The SLOE» -  «Моя печаль»

Старался забыться, просто трахнуться с кем-то, чтобы унять это постоянное желание, дикую похоть, которая охватывала тело каждый раз, когда смотрел на нее.

После того, как вспорол брюхо Забродову, набил его фальшивыми баксами и аккуратно зашил. Самое приятное – подонок был под львиной дозой бетаблокаторов, которые обездвижили его, но, что важно, не облегчили страдания. Он ощущал каждое движение лезвия, каждый укол иглы и сдох от болевого шока, когда я уже делал последние стежки. Сосед всегда был завистливым и гнилым слабаком, не продержался и часа, убил весь интерес на корню.

Самое паршивое – раньше я не просто убивал мразей, разрушивших мою жизнь, я получал удовольствие от каждого действа. Как однажды сказал Адам, «это не убийства – это театральная постановка, состоящая из нескольких актов». И я был ее режиссером и самым взыскательным зрителем. Упивался послевкусием, разглядывая фотографии, сделанные собственноручно, или просматривая видео - кадры из криминальных сводок.

Но в этот раз всё было по-другому. Всё было неправильно с самого начала. Не было привычного удовольствия и нирваны, в которую окунался с того момента, как начинала звучать музыка. Была лишь злость, смешанная с желанием отомстить, и ни капли наслаждения.

Принцесса не просто проникла под кожу ароматами ядовитого безумия, ослепив короткой ослепительной вспышкой счастья. Мысли о ней теперь вытесняли всё остальные, оставив их нечетким фоном позади.

«Пустить по венам боль

Кол в грудь и пуля с серебром,

Моя печаль».

© «The SLOE» -  «Моя печаль»

Впервые я возвращался после «премьеры» неудовлетворенным и разочарованным.

И поэтому, переодевшись дома, ночью вышел прогуляться. Бродил почти до самого рассвета по улицам города, полной грудью вдыхая загаженный выхлопами воздух. У меня внутри, правда, яда всё же было больше. Им все легкие пропитались. А потом увидел «бабочек», стоявших неподалеку от дороги, и решил выкинуть хотя бы ненадолго из головы мысли о Мире. Выбрал самую хрупкую и не такую потасканную, как остальные, брюнетку и поманил к себе пальцем.

Наивный идиот! Думал, что смогу переключиться, расслабиться, и хотя бы полчаса, час не агонизировать в жалких попытках не потянуться к телефону и влезть в скрины переписки или смотреть ее фотографии. 

Вывез проститутку в лес и долго трахал, крутил ее по-всякому, будто игрушечную, затыкая рот, когда орала слишком громко. Возненавидел шалаву только за то, что стонет не тем голосом, прикасается не так, и кричит. Кричит неискренне. Слишком громко или, наоборот, слишком тихо. И на ощупь не такая. Всхлипывает, прогибаясь в спине и царапая руками ствол дерева, а во мне ярость глухая приступами накатывает и отступает. Закрыл глаза, попытавшись представить, как бы двигалась другая…Моя. И не смог. Потому что в диссонанс жёсткий вошел. Потому что в моей памяти она была лучше. Потому что сейчас я четверти того наслаждения, что тогда разорвало сознание напополам, не получал.

Разозлиться снова и приставить нож к горлу девки, улыбнувшись, когда заорала, глядя расширенными глазами, забилась раненой птицей у меня в руках. И адреналин в кровь бешеным скачком, и я продлеваю его действие, начиная полосовать потное тело. От затылка вниз, по позвоночнику, вспарывая кожу и жадно глядя, как проступают капли крови. Под ее оголтелые крики и мольбы. Вот только я уже ни слова не разбираю. Всё слилось в один сплошной вой, а перед глазами темнота взрывается яркими кроваво-красными точками.

 Я оставил ее полуживую валяться возле этого самого дерева. Просто в какой-то момент сознание включилось. Никак кончить не мог, шлюха подо мной уже не орала, а плакала почти беззвучно, продолжая шевелить искусанными до крови губами. Не знаю как, но очнулся перед тем, как вонзить нож в грудь. Унял дрожь в руке, державшей рукоятку, и рухнул рядом с ней на холодную землю. Ни оргазма, мать вашу, ни успокоения. Чувство разочарования всё больше усиливалось. А еще страха. Никогда раньше не впадал в полное беспамятство. Но ведь и психами становятся не сразу, так ведь?

 В тот день вернулся домой и долго старался отмыть с себя вонь проститутки. Пропах ею весь. От этого запаха тянуло выблевать собственные кишки прямо в прихожей Адама. А, может, и не от него вовсе. А от осознания, что начинаю терять контроль над самим собой. А это значит, что времени осталось мало. Слишком злая усмешка судьбы. Куда уж больше-то, будь она проклята?!

Однако, эта тварь, видимо, услышала мои проклятия и решила протащить по полной через Ад, показать наглядно всё, на что способна. Только чуть позже.

Это случилось после ссоры с Адамом. Через некоторое время. Я долго стоял после душа перед зеркалом ванной. Пытался понять, что конкретно во мне изменилось. Тщетно. Только при взгляде в зеркало гнетущее ощущение безысходности и злости. Бешенства. Дикого желания убивать. Причем долго и с особым садизмом.

Я проснулся с ощущением тревоги. Так бывает, даже когда вы впервые за долгое время не видите свой самый «любимый» кошмар с трупом вашей сестры в главной роли. Наверное, моему сознанию просто понадобился отдых от самого себя, и оно решило позволить мне набраться сил для следующего круга пыток. Ведь так намного интереснее – мучить сильного соперника можно долго, продлевая его страдания и собственное удовольствие.

Тревога подтвердилась смской от скотины Адама: «У нее невероятно вкусная кожа на затылке…Решил просто напомнить, Джок. С добрым утром, дружище!».

Взревел, швырнув телефон об стену, испытывая потребность свернуть ублюдку шею, вырвать язык и губы, которыми касался ее. Подонок! Я бы вырезал их ножом и нарисовал им же улыбку. А после отрезал по одному пальцы, которыми набирал это долбаное сообщение. И глаза…Выколоть глаза, которыми он смел смотреть на нее с похотью. Звал его, матерясь и выбивая двери в квартире ногой. Но его не было.

Ледяной душ не помог, я по-прежнему хотел только одного – у***ь его как можно больнее, чтобы прощения просил окровавленным ртом и со слезами в лживых глазах.

Раздался звонок в дверь, и я невольно вздрогнул. У меня никогда не было гостей. И не должно было быть их и у Адама. 

Завязать полотенце вокруг бёдер и подойти к двери. Открыть ее и шумно выдохнуть, чувствуя, как уходит из-под ног земля и шумит в висках. Вот она, очередная ухмылка небес. Стоит напротив меня. Стиснув пальцы и вздернув кверху подбородок с вечным вызовом в глазах. Моя Принцесса.  Мирослава.

Подошла вплотную и поставила ногу в проём.

- Здравствуй, Адам! Ты один? Можно войти?