Тьфу ты, это же надо, чтобы такая муть приснилась!
Я резко открыл глаза, пытаясь стряхнуть с себя видение белесой мглы и размытых пятен двух фар, неумолимо надвигающихся на меня…
Да нет же, вот она — моя родная гостиная! Тепло, уютно. Ощущение ужаса постепенно отступало. Хотя нет, не очень-то и уютно… А что это я в одежде спал?
В голове мелькнули обрывки воспоминаний о вчерашнем скандале. Ну, скандале не скандале, но Игорь определенно возомнил себя в последнее время невесть кем. Ехать он, понимаешь, куда-то собрался — на моей, между прочим, машине! Еще и огрызаться на каждое разумное возражение моду взял! Татьяна, естественно, стала на его сторону — хотя любой здравомыслящий … даже человек поддержал бы меня в том, что ехать куда-то в такую метель…
А, так вот откуда этот жуткий сон взялся!
Ну, сейчас они у меня все получат — отца семейства до кошмаров доводить!
Я повернул голову, размышляя, сразу ее будить или отложить воспитательный момент, пока переоденусь и в душ схожу … и замер. Татьяны рядом не было. Как это она раньше меня встала?
Через мгновение я обнаружил, что раньше меня она не вставала — она просто вообще не ложилась. Ее половина дивана была не расстелена. Моя, как выяснилось, тоже. Выходит, я проспал всю ночь в одежде, на покрывале — как бедный родственник, которого из жалости на пару часов отдохнуть пустили? В моем собственном доме? Который я заработал тяжким хранительским трудом и чудесами изобретательности перед лицом дисциплинарной комиссии?
— Татьяна! — возмущенно рявкнул я, принципиально отказываясь идти ее искать.
Реакции не последовало. Никакой. У Игоря в спальне, небось, сидит — ждет, пока ненаглядное чадо проснется, чтобы пожалеть его, тираном-отцом обиженного…
— Татьяна! — еще громче заорал я, вспомнив размеры честно заработанных апартаментов.
Опять тишина. Полная тишина. Если бы она в душе была, я бы шум воды слышал. А если она на кухне — не Игоря жалеть, а меня завтраком задабривать собирается? Там после вчерашнего застолья много чего, по-моему, осталось, но она ведь даже если подогревать что-то возьмется — все испортит.
Меня словно вот тем ледяным ветром с кровати сдуло.
Домчавшись до кухни, я резко затормозил, чтобы войти в нее с подобающим случаю строгим видом. Все усилия пропали даром — в кухне никого не оказалось. Завтрака на столе тоже. Ну все, теперь пусть оба не обижаются…
— Я очень хотел бы узнать… — холодно начал я, рывком открывая дверь в комнату Игоря.
Вот именно — я очень хотел бы узнать, куда они все подевались, подумал я совсем не холодно, в полном ступоре осматривая пустую комнату нашего сына с также нетронутой кроватью.
Через пару минут моя квартира уже не показалась мне такой большой — именно столько времени мне понадобилось, чтобы всю ее обыскать. Я галопом пронесся по коридору, обеим ванным, снова гостиной, снова кухне — их нигде не было. В доме никого не было.
Я присел к столу на кухне, лихорадочно размышляя. Неужели Игорь все-таки уехал? Да нет, не мог он машину без спроса взять. А, да, с ним же Дара … нет, Дарина … ладно, некогда выговаривать — Дара была, принцесса его темная. Эта его могла на что угодно подбить. А Татьяна за ними, что ли, увязалась — вместо того, чтобы твердо запретить ему самовольничать, или хотя бы меня разбудить, чтобы я это сделал? Ну, не дай Всевышний, я машину сейчас во дворе не обнаружу…
Я рванулся к окну. Первым делом в глаза мне бросился любимый вид. Сейчас заваленный снегом, конечно, но лента реки отлично просматривалась между заснеженными деревьями на ее берегах. Чего не скажешь про машину. Та часть двора, где я ее обычно парковал, из кухни была не видна. Ладно, я сейчас с балкона… Мне вдруг очень захотелось глотнуть морозного зимнего воздуха, чтобы в голове хоть чуть-чуть прояснилось.
В гостиной я рванул дверь балкона на себя. В смысле, попытался рвануть. Ее ручки не поворачивались. Совсем. Я остолбенело уставился на них. Мне, что, вторая серия снится? Или это они их заблокировали, чтобы время для побега выиграть? Так я на улицу сбегаю, меня сейчас ногами быстрее, чем лифтом, снесет…
Я ринулся к входной двери, схватив на бегу, не глядя, куртку с вешалки. Поймал я, однако, пустоту — куртки на вешалке не оказалось. Ах, она ее еще и спрятала! Решила, что без нее я не выйду, побоюсь простудиться? Не дождется! Сейчас я точно не заболею — меня вон уже так трясет, что все вирусы поотскакивают.
Замки на двери тоже не поворачивались. Так, это у меня руки трясутся. Нужно взять себя в руки. Как можно взять себя в трясущиеся руки? Ничего, в трясущиеся руки можно взять что-нибудь другое. За все эти годы никакого особого инструмента у меня так и не накопилось, но молоток точно где-то в кладовке был.
Молотка в кладовке не оказалось. В смысле, я не знаю, может, он там и был, только ее дверцы тоже не открывались. А также дверцы шкафа, в который Татьяна могла мою куртку спрятать. А также дверцы всех других шкафов. А также шкафчиков на кухне. А также холодильника.
Уже ничего не соображая, я принялся лихорадочно нажимать на все кнопки всех приборов, которыми Татьяна нашу кухню напичкала. Ни одна из них не нажалась. Вот кто бы мне еще вчера сказал, что я буду целостность своего рассудка всякими чудесами техники проверять…
Господи, телефон! Обхлопав себя по всем карманам с абсолютно ненужной силой, я обнаружил мобильный именно там, где всегда носил его — в заднем кармане джинсов. От облегчения у меня прямо ноги подкосились. Ненадолго, правда. Кнопка телефона нажалась, но на экране это никак не отразилось. Ну, понятно, я же на нем спал — включил во сне случайно, вот он и разрядился.
Ящик стола, в котором лежала зарядка, тоже не открылся.
Я медленно вернулся на кухню и подошел к окну, чтобы если не вдохнуть морозного воздуха, то хоть посмотреть на знакомый и любимый пейзаж — для прояснения сознания. Чуть-чуть прояснившись, сознание тут же подсказало мне, что что-то не так.
Понятно, зима, новогодние праздники, метель — но чтобы за пять минут ни одна машина по дороге не проехала, ни один человек не прошел, ни одна собака не пробежала, ни одна птица в небе не пролетела? Присмотревшись, я заметил, что и свинцовые тучи в небе не движутся. Передо мной была абсолютно застывшая картина. Словно нарисованная. Очень реалистично нарисованная.
И вот тут-то на меня … чуть не сказал, озарение снизошло. Не озарение это было, а осознание, и не снизошло оно на меня, а рухнуло махиной вот этих самых свинцовых небес.
Никакой это был не сон. Ни тогда, когда я проснулся, ни сейчас. Это была самая что ни есть реальная реальность — страшнее, чем в любом кошмаре или фильме ужасов.
Я отчетливо, во всех деталях, вспомнил вчерашний скандал с Игорем, наш ночной разговор с Татьяной, когда Игорь с Дарой легли спать, ее внезапное решение преподнести урок самоуверенным детям, нашу поездку утром к ее родителям, усиливающуюся метель, брыкающуюся у меня под руками машину, грузовик, идущий нам навстречу…
Мы погибли, столкнувшись с тем проклятым грузовиком.
В смысле, меня, конечно, срочно эвакуировали в родные пенаты, а вот Татьяна погибла. Я изо всех сил стиснул зубы, чтобы не заорать, словно это меня в той аварии искалечило. Нет, все-таки мы погибли — мы с ней как единое целое. Я погиб — как ангел-хранитель. Который не сумел сберечь своего человека, провести его в целости и сохранности до самого конца жизненного пути. Да еще и такого человека, ради которого он совершил столько безумств на этом самом жизненной пути.
Так, отставить панику. Сейчас где-то судьба Татьяны вершится, и мне нужно быть в полной готовности, чтобы принять в этом самое решительное участие.
Что они могут с ней сделать? Распылить … нет, даже мысленно произносить не хочу — навсегда прекратить ее существование они не могут. Не могут, я сказал. По крайней мере, не посоветовавшись со мной. Кто может лучше меня знать путь развития ее личности? Кто может лучше меня судить, готова ли она уже к переходу к нам?
Вот, эта перспектива звучит намного лучше. И вот ее-то я уж смогу обосновать на все сто процентов! Лишь бы спросили. Они просто обязаны меня спросить!
Ну, почему я никогда не интересовался, что происходит в случае гибели подопечного ангела-хранителя? Я имею в виду, всерьез не интересовался. Татьяне я когда-то сказал, что нам неловко такие больные вопросы коллегам задавать, но сейчас я ясно осознал, что по крайней мере мне всегда было просто страшно узнать, что может ждать меня в случае провала.
Вот и знакомство с бывшим Марининым хранителем, почти сломанным раскаянием, энтузиазма мне не прибавило.
Плохой пример. Марину заставили после гибели еще раз последний жизненный путь пройти. А ее Кису спрашивали? Как бы мне до них добраться? Дожился — сам встречи с Мариной ищу. Нет, не дожился — довели.
Кстати, Марина рассказывала, что ей и хранителя повторно предлагали… Так вот он я — хоть сейчас готов к работе над ошибками приступить! И если уж у Марины какие-то смутные воспоминания о каком-то внутреннем голосе возникали, то меня Татьяна точно вспомнит — я ей полжизни не нашептывал, а прямо говорил, когда у нее всякие завиральные идеи появлялись.
Эту идею можно в качестве запасной оставить, если мое первое заключение не примут и торговаться придется.
Да, вот еще — меня, конечно, должны наказать. Вполне заслуженно — ума не приложу, как ей удалось уговорить меня на ту безумную поездку в метель? Нет, об этом лучше даже не думать, а то ей сейчас еще психическую неуравновешенность припишут.
Я им припишу! В случае чего, если кто и виноват в том, что нам в такую непогоду из дому уйти захотелось, так это — наблюдатель, который нам там каждую минуту отравлял. Вот-вот, и у меня из-за него реакция за рулем притупилась…
Я немного приободрился. Как ни крути, это будет отнюдь не первое разбирательство моих грехов — отобьюсь. И разбираться с моими грехами можно только после того, как судьба Татьяны решится. А чтобы ее решить, нужно мое заключение выслушать. Ладно, подождем, они сейчас, наверно, следы нашего исчезновения с земли заметают.
Ждать оказалось трудно. Намного труднее, чем тогда, когда меня в первый раз с земли выдернули. Тогда я тоже не знал, что меня ждет, но хоть Татьяна дома в безопасности осталась. Тогда мне казалось, что ничего не может быть страшнее, чем если она меня не дождется… Сейчас главное, чтобы было кому меня дожидаться.
Пометавшись несколько часов по этой пародии на мою квартиру, я рухнул на диван в гостиной. Часы на руке, кстати, работали — наверно, потому что, так же, как и телефон, при мне были, когда меня сюда поместили. Это вселяло определенную надежду. Ведь удалось же мне с Тошей по телефону связаться, когда нас обоих тут взаперти держали. Он, правда, сейчас далековато, но мой закон надобности еще никто не отменял. Вот как мне только телефон зарядить?
Я и сам был не прочь зарядиться, хоть нам здесь это и не нужно. Ох, с каким бы удовольствием я бы сейчас перекусил чего-нибудь, и чаю или кофе выпил, если бы здесь на кухне настоящий холодильник (и плита, и шкафчики со всем нужным для благородной трапезы) стоял, а не эти муляжи. А вот поспать мне ничего не мешает! Хотя мне это тоже здесь не нужно. Но во сне время быстрее идет…