Как только исчез источник моего раздражения, все сразу же наладилось.
Нет, не совсем сразу. Как только я поняла, что он появился не для того, чтобы провоцировать меня.
Боль, которую я увидела у него в глазах в ответ на мою вспышку, совершенно не вязалась с провокацией.
Ответная боль, возникшая во мне, не имела ничего общего с мимолетным уколом стыда за несдержанность.
Она не проходила несколько дней.
Однажды я вспомнила вопрос женщины-Ангела о том, какие чувства во мне вызывает эта назойливость.
И ее совет объяснить мое недовольство спокойно и сдержанно.
Я не послушалась этого совета.
И вот тогда мне просто показали, к чему приводят эмоциональные взрывы, какую разрушительную силу они несут в себе.
И я поняла, насколько продуктивнее ровная приветливость и неизменное дружелюбие.
И вот тогда все у меня и наладилось.
Я начала совсем иначе приглядываться к другим студентам, и они уже казались мне не стайкой бездумных колибри, а группой единомышленников, охотно поддерживающих друг в друге жизнерадостность и здоровый энтузиазм.
Отстраненность необычного Ангела также не казалась мне больше обидной. Его, похоже, тоже отпугнуло мое настойчивое стремление установить более тесные отношения. Он просто показывал мне пример сдержанности.
Я усвоила преподанный мне урок.
И, наверно, поэтому, сумасшедший Ангел больше не появлялся.
Я, правда, намного реже в лес выходила. Это непонятное желание уйти куда-то явно требовало не меньшего контроля, чем раздражение. Но полностью отказаться от прогулок мне все же не удалось. В комнате хорошо работалось с книгами — думалось лучше в лесу.
Надобность и в том, и в другом возникла у меня буквально через несколько дней после той, многое мне объяснившей, встречи. У нас начался новый курс, и когда я впервые по-настоящему углубилась в занятия, боль, оставшаяся от нее, постепенно ушла.
Новый курс был посвящен психологии людей, и в нем я начала, наконец, получать ответы на тот свой первый вопрос об агрессивности человечества. Затем пришли новые вопросы.
Люди придавали психологии большое значение и пытались объяснить с ее помощью буквально все стороны своей жизни.
У них была психология семейных и производственных отношений, психология конфликтов и успеха, психология управления своим эмоциональным состоянием и массовым сознанием, и так далее и тому подобное.
Но даже говоря о психологии личности, они постоянно пытались классифицировать эти личности и определить их в какие-то группы. Причем, так же, как и в историческом процессе развития человечества, эти группы непременно подразделялись на союзников и противников.
Они ограничивали рамки этих групп по совершенно невероятным признакам: имени, дате рождения, чертам лица, движениям тела и мимике, предпочтениях в цветах и реакции на различные образы. Они приплетали туда небесные тела, земные стихии, животных, не говоря уже о всяких мифических, ими же выдуманных, существах.
Каждой группе приписывались свои каноны поведения, и определение своей группы и следование ее стереотипу считалось ключом к решению проблем человека.
Этот курс у нас вел первый преподаватель, который мне понравился. Он не просто рассказывал нам свой материал, сопровождая его иллюстрациями — он демонстрировал психотипы людей на себе, перевоплощаясь с изумительным мастерством. Уже на третьем занятии у меня мелькнуло в голове: «Хамелеон», но настолько добродушно-одобрительно, что я даже подавлять эту мысль не стала.
И тишина на его занятиях не приветствовалась. Сначала он предлагал нам придумывать различные ситуации и показывал, как, с точки зрения людей, должны вести себя в них представители описываемых им групп. Затем это стало нашим заданием — с оживленным обсуждением точности представления.
Хамелеон вообще очень много времени уделял практической стороне своего предмета. Впервые на моей памяти — Ангельской — он сам дал нам список рекомендуемой литературы — вместо того, чтобы позволить нам выбирать источники для самостоятельной работы.
Большей частью это были методики, позволяющие определить свой психотип.
Те, которые базировались на имени и дате рождения, мне — за полным отсутствием каких-либо воспоминаний о последних — явно не подходили.
Я провела добрый час перед зеркалом, пытаясь оценить свою мимику и жесты, но они выглядели настолько неестественными, что я бросила эту затею.
Наборы вопросов о том, как бы я повела себя в той или иной ситуации, мне тоже не помогли — я просто не могла себя представить ни в одной из них, настолько нереальными здесь они казались.
Оставалось рассматривать комбинации цветов и различные изображения и просить память увидеть хоть что-то знакомое. Нагрузка, по-видимому, оказалась чрезмерной, и память начала выдавать такие предположения, что каждый тест показывал разные, иногда даже противоположные результаты.
Вскоре выяснилось, зачем Хамелеон предложил нам эти тесты. Однажды на занятии он поинтересовался, сумели ли мы определить свой психотип. Большинство студентов ответило утвердительно, но со смешком.
Тогда он попросил каждого оценить, какие черты определенного психотипа кажутся нам соответствующими действительности, а какие нет, и объяснить, почему.
Вся последующая в тот день дискуссия была особенно яркой. Я с интересом слушала других студентов, но в голове крутилась одна мысль: «Только бы меня не спросил!».
— А кем же оказались вы, дорогие Ангелы? — повернулся все же Хамелеон в нашу со странным Ангелом сторону.
— Я провожу более глубокий анализ, — тут же отозвался странный Ангел. — Мне хотелось бы получить наиболее точный результат.
— А Вы? — одобрительно кивнув, Хамелеон перевел взгляд на меня.
— Я не смогла определить свой тип, — смущенно призналась я.
— Не расстраивайтесь, — добродушно успокоил он меня. — Возможно, Вам тоже нужно дополнительное исследование.
После занятия я окликнула уже уходящего странного Ангела. Впервые после той катастрофической прогулки и его отповеди мне. Но сейчас мне нужно было обратиться к нему по делу.
— Вы не могли бы подсказать мне, какие дополнительные материалы Вы использовали? — спросила я максимально нейтральным тоном.
— Никакие, — коротко ответил он.
Я стушевалась от его почти грубости. Но раздражение, по крайней мере, не возникло. Скорее разочарование — раньше он казался мне достаточно умным, чтобы понять, что я уже давно отказалась от не приличествующей Ангелу эмоциональности.
— Я не использовал ни дополнительные, ни данные нам тесты, — заметив мою реакцию, вдруг произнес он.
— Почему? — удивилась я.
— Я их уже все на земле проходил, — явно пересиливая себя, объяснил он. — И даже намного больше. Как и психологов. И я знаю, что абсолютно бесполезно — по крайней мере, в моем случае — пытаться подогнать себя под какой-то стереотип.
— А что же Вы преподавателю скажете? — снова не удержалась я.
— Возьму какой-нибудь тип, не выбранный другими, — пожал он плечами, — и опишу все его достоинства и недостатки.
— А-а, — протянула я, не зная, как реагировать на такое несерьезное отношение к занятиям. — Тогда извините, что побеспокоила.
— А вот Вы напрасно сказали, — уже совершенно неожиданно продолжил он разговор, — что не нашли свой тип.
— Почему? — замерла я на полушаге.
— То, что не вписывается в схему, нигде не любят. Им управлять сложнее, — загадочно произнес он, и ушел, коротко кивнув мне на прощание.
Эти его последние слова пробудили мое любопытство. Он явно произнес их из личного опыта, но какое отношение эти земные методики к нам имеют? Мы ведь сами определяем свою жизнь, как уверила меня женщина-Ангел.
С другой стороны, странный Ангел определенно мог рассказать мне о реальных психологических ситуациях, что было намного интереснее описанных в книгах случаев. И если он уже опять со мной общается, то можно понемногу разговорить его.
Я вспомнила, что в паре с терпением любопытство всегда было более эффективным, а теперь, когда им больше не мешает раздражение…
— Извините, — обратилась я к странному Ангелу на следующий день после занятия, — можно, я задержу Вас на минуту?
Он вопросительно глянул на меня.
— А что Вы имели в виду насчет управлять? — быстро спросила я, пока он не передумал.
— Все эти тесты направлены на выявление сильных и слабых сторон, — нехотя объяснил он. — На знании которых основываются методы контроля.
— На земле? — подтолкнула я его к воспоминаниям.
— Люди хотят, чтобы ими управляли, — поморщился он. - Это облегчает им жизнь.
— Почему Вы так думаете? — настаивала я.
— Посмотрите на количество психологов, — пожал он плечами.
— К сожалению, не могу, — покачала я головой. — Я ничего не помню.
— Тогда просто поверьте тому, — усмехнулся он, — кому пришлось сталкиваться с ними во всех возможных ситуациях.
— Почему пришлось? — тихо спросила я.
— Как я уже сказал, отличие от стандартных стереотипов поведения вызывает подозрительность и неприязнь. — Лицо его снова превратилось в невозмутимую маску.
В тот день я впервые с начала нового курса вышла в лес. Я вспомнила выводы женщины-Ангела о том, что в своей земной жизни я, очевидно, постоянно сталкивалась с принуждением и поэтому мое подсознание заблокировало эти воспоминания.
А почему тогда у странного Ангела не заблокировало? Мной, что, ежеминутно управляли, если пришлось все блокировать? Его слова о психологах вызвали у меня какую-то смутную реакцию, но вовсе не негативную. Я тоже с ними дело имела? Я сама на принуждение напрашивалась?
На следующий день я дождалась конца занятия со сдержанным нетерпением. И остановила странного Ангела со сдержанной настойчивостью.