Ангел - стажёр

Глава 9.5

— А откуда объекты возьмутся? — перешел я к деталям.

— Обеспечим, — небрежно бросил он.

— Хорошо, а дальше? — Во избежание неожиданностей, я хотел услышать весь план.

— Объекты будут то сходиться, то расходиться под носом у вашего наблюдения, — объяснил он. — Мы тоже соберемся. Не здесь, подальше. И все.

— Что все? — оторопел я.

— Мне нужно только увидеть, как она это делает, — ответил он. — В целом, я идею себе представляю, но для ее практической реализации мне какой-то мелочи не хватает.

— Ты хочешь сказать, — медленно проговорил я, — что всего лишь увидев, как это делается, сможешь повторить?

— Конечно, — с уверенной небрежностью ответил он.

Я снова скрипнул зубами.

— Хорошо, я все понял, — решил я воспользоваться предостережением Стаса и против самовлюбленных темных, и против него самого. — Но дело в том, что моя жена пока не умеет в невидимость переходить.

— А могли бы уже и обучить, — вернулся он к своему смешливому тону. — Можем инструктора к вам направить.

— Спасибо, своими обойдемся, — не задумываясь, отказался я.

— Жаль, — вздохнул он, — мне казалось, что ты более неправильный. Было бы интересно посмотреть, как у нее сознание работает…

— Будем готовы, дадим знать, — оборвал я его, похолодев от мысли, что Татьяна осталась одна, без всякой защиты. — Будь здоров.

— Если вдруг искупаться захочешь, — донеслось мне вслед, — плещись погромче — поболтаем. Я сюда часто прихожу, здесь хорошо думается.

По-моему, меня только что опять тюленем обозвали, подумал я, быстро направляясь к подготовительному центру. Ничего, тюлень подождет, пока этот гений с Татьяной встретится. Интересно, как она его назовет? Я бы — Нарциссом.

По дороге я позвонил Стасу. План темного гения ему, в целом, понравился, и он даже решил немедленно приступать к его воплощению.

— Ты, вроде, говорил, что можешь Татьяну как-то в невидимость отправить? — спросил он, как только я закончил свой доклад.

— Могу, но не буду, — решительно заявил ему я. — Мне для этого все время рядом с ней нужно быть. Совсем рядом. Внештатники не смогут это не заметить, и все отвлекающие маневры прахом пойдут.

— Тогда с сегодняшнего дня только на этом и сосредоточитесь. — Он с досадой цокнул языком: — Жаль, нельзя настоящего инструктора к ней направить! Придется тебе — все остальные дела временно отставить.

Вот спасибо, а то я без него не знал, что делать! Разумеется, я буду учить Татьяну — но инвертации. Если в темном плане что-то пойдет не так, она не останется единственной неспособной ускользнуть от внештатников.

А поскольку мы с ней всегда неплохо дополняли друг друга, то пока она будет строить свою защитную оболочку, я попробую научиться ломать ее. В конце концов, если этот темный гений говорит, что это проще простого, то кто я такой, чтобы с ним спорить? Да и потом, сколько раз на земле разносил я ко всем темным ту раковину, в которой она периодически от всего мира пряталась. И не надо мне напоминать о ее — совсем мизерной, между прочим — помощи в этом.

Как выяснилось, Татьяна — добрая душа! — и в этот раз мне уже помогла. Из двух поставленных задач реализовывать пришлось только вторую.

Я вернулся чуть раньше обещанного и обнаружил, что Татьяна — в кои-то веки! — выполнила мою просьбу и дождалась меня в комнате. Дальше лучше — она с такой радостью бросилась мне на шею, когда я материализовался и открыл стеклянную дверь, что я даже расчувствовался.

Мог бы и вспомнить, что всякий раз, когда я на земле возвращался, она в меня пальцем тыкала, чтобы убедиться, что это действительно я. Причем, неоспоримым, с ее точки зрения, доказательством могли служить только синяки от ее тычков. А вот бурное проявление ее чувств всегда было плохим знаком.

— Соскучилась? — довольно пробормотал я, обнимая ее в ответ.

— Очень, — просияла она глазами. — Я хочу тебе что-то показать.

Вот только тогда появилось у мня легкое нехорошее предчувствие.

Она нахмурилась, личико у нее сморщилось, и на меня повеяло божественной прохладой.

— Что ты делаешь? — спросил я, глядя на нее и блаженно улыбаясь.

— Ты, что, меня видишь? — У нее опустились уголки губ.

— Ну, да, — озадаченно ответил я.

— Так не честно! — обиженно воскликнула она, отводя от меня взгляд.

Через мгновение черты ее лица расправились.

— А, понятно! — удовлетворенно кивнула она, глядя мне за спину.

Я машинально оглянулся — через стеклянную дверь виднелся все тот же ее двор.

— И что там? — недоуменно поинтересовался я.

— Ты смотри на то, чего там нет, — очень исчерпывающе ответила она, и добавила, когда я потряс головой: — Как в зеркале.

Я еще раз обернулся — прозрачное стекло трудно было назвать зеркалом, но интерьер комнаты в нем слабо отражался. Даже кровать, перед которой мы стояли. Как будто нас там и не было.

— А ну, отойди! — скомандовала мне Татьяна, не дав даже осознать этот факт.

Я неохотно опустил руки и отступил к столу. На всякий случай, на один только шаг. Глянув искоса на стеклянную дверь, я увидел свое отражение и, через мгновенье, Татьянино. Ощущение свежести пропало.

— М-м-м, — разочарованно протянул я.

И тут-то меня и ударило.

Сначала Татьяна исчезла из вида, и на меня снова дохнуло прохладой. Отлично, мысленно усмехнулся я, теперь мне совершенно необязательно далеко в лес забираться — Татьяна мне и поближе воду в ручье охладит. Но насладиться этой мыслью я не успел.

Татьяна по-настоящему исчезла — не из вида, а совсем.

Я отреагировал, не думая — все мысли замерли от ужаса — должно быть навыки хранителя сработали. Распахнув руки, как крылья, я ринулся вперед, загребая ими воздух в том месте, где она стояла. Руки нашли то, что не ощущалось ни органами чувств, ни разумом. Из пустоты между ними послышался довольный смешок.

— Татьяна, — медленно проговорил я, облегченно выдохнув, — твои способности превосходят любое воображение, но ты рано радуешься.

— Это почему еще? — запальчиво вскинула она подбородок.

Который я увидел.

Как только почувствовал ее руки у себя на спине.

Мелькнула какая-то мысль, но Татьяна нетерпеливо боднула меня лбом в подбородок.

Я рассказал ей о назначенном консилиуме с темными по поводу ее революционного открытия, а также о выторгованной мной отсрочке. Как выяснилось, зря выторгованной.

— Да как же я покажу это? — растерянно захлопала она глазами.

— Вот это как раз то, что мне не нравится, — объяснил я. — Помнишь, как я любые мысли Игоря читал? Боюсь, что этот темный в любой голове копаться может.

— Я не пойду! — решительно заявила она.

— Уже не получится, — вздохнул я. — Этот темный в меня мертвой хваткой вцепился, и Стас аж трясется… Вот не посягала бы ты на устои! — с досадой добавил я.

— Я? — задохнулась она. — А может, это тебе не надо было языком болтать?

— Может, — тоже огрызнулся я. — А потом либо никогда не инвертироваться, либо к тебе больше не приближаться, да? Я только хотел узнать, как это твое изобретение заблокировать.

Опять мелькнула мысль, не такая неуловимая, как первая.

— А ну, подожди, — быстро остановил я ее, когда она уже воздух в рот набирала. — Ты можешь рассказать, как ты это делаешь?

— Да не знаю я! — почти крикнула она.

— Хорошо, — терпеливо продолжил я, сам поражаясь своей выдержке, — расскажи, как это в первый раз произошло.

Она рассказала мне, как почти почувствовала меня — пока не увидела. Как ощутила Тень — зная, что он где-то там, за кустарником. Как дорисовала по ощущениям его контур — едва различая его среди густой листвы.

— Татьяна, — медленно проговорил я, — получается, что блок изначально в инвертацию вставлен. Этот блок — наша уверенность, что преодолеть его невозможно.

— Ну, конечно! — подхватила она. — Я вас, как печку, чувствую. Но если эту печку наглухо закрыть, замуровать, то я тоже мимо нее, как мимо обычной стены, пройду. А ты, наоборот, холод ощущаешь? — вдруг прищурилась она.

— Нет, скорее, как прохладный ветерок, — поправил ее я.

— А если ты в машине едешь, — загорелась она, — то этот ветер никуда же не делся. Тебе просто лобовое стекло мешает…

— Так что — разбить? — ухмыльнулся я.

— Попробуй, — без тени улыбки ответила она.

Хм, ну, что-то разбить — это я сейчас как раз в нужном настроении. Кроме того, если преодоление инвертации — это такая же чувственная иллюзия, как и ее создание… Снова мелькнула неуловимая мысль.

— Хорошо, инвертируйся, — решился я, и быстро добавил: — Только стой, где стоишь.

Татьяна тут же исчезла — полностью и мгновенно, на меня даже не пахнуло ничем. Что-то слишком много талантов и гениев вокруг меня образовалось, подумал я, старательно закипая. Я вспомнил свое проигранное сражение со стеклянной дверью, то бешенство, которое вызывала во мне эта непреодолимая преграда, тяжелое кресло у себя в руках. Я взвесил это воображаемое кресло, хорошенько размахнулся и…

Если я и разбил какое-то стекло, то это оказался иллюминатор в космическом корабле.

На меня обрушилась волна арктического холода. В тот момент я понял смысл выражения «раздирают противоречивые чувства». Голова скомандовала рукам найти Татьяну хоть наощупь — тело затряслось и вжалось в стенку, ища спасения от обморожения.

Разум победил материю. Сотрясаясь от крупной дрожи, я отчаянным усилием воли протянул руки к своей Снежной Королеве.

— Тттатьяна, вввернись нннемедленно! — еле выдавил я из себя сквозь стучащие зубы.

Как только мне удалось кое-как обхватить ее (сейчас руки примерзнут, мелькнула мысль), ощущение мертвящего холода исчезло. Вам когда-нибудь случалось очнуться от самого страшного в вашей жизни кошмара? Представьте себе этот кошмар в ледяной пустыне космоса, а пробуждение — в теплой и уютной кровати дома, и тогда, возможно, вы поймете, что я почувствовал.

Татьяна тоже, естественно, появилась — глядя на меня круглыми, как блюдца, глазами.

— Что случилось? — испуганно спросила она.

— Ты еще инвертирована? — спросил я в ответ, крепко держа ее, на всякий случай, в руках и понемногу оттаивая.

— Уже нет, — ответила она, и я в изнеможении опустился на край стола.

— Да что это было? — нетерпеливо притопнула она ногой.

— У меня лобовое стекло в глубокий космос открылось, — ответил я, отдуваясь. — Или, по крайней мере, на Южный Полюс.

Она вдруг прыснула.

— А у меня — в жерло вулкана, — сказала она, улыбаясь.

— И что смешного? — проворчал я. — Что-то я не слышал, чтобы лава с вечной мерзлотой сосуществовали.

— Так то на земле, — отмахнулась она от меня. — И ты же сам только что сказал, что невозможно то, в невозможность чего верят. Давай попробуем! — Глаза у нее засветились хорошо знакомым мне любопытством.

— Подожди, — поднял я руку, вспомнив многочисленные последствия этого любопытства. — Дай отдышаться. Я другое хотел попробовать.

— Что? — сразу надулась она.

— Ты говорила, что перестала ощущать меня, когда увидела, так? — Она кивнула, нахмурившись. — А в невидимости ты меня видишь, когда я обнимаю тебя, так? — В глазах у нее забрезжило понимание. — И наоборот, как мы только что выяснили,

— Но пробуем только в невидимости! — быстро проговорила она.