Тайна старого маяка. Книга вторая

3

Чуть остыв во время короткой пробежки от стоящей ближе к лесу баньки к расположенному посреди широкой поляны добротному деревянному дому на фундаменте из природных камней, Маша и Аркадий снова согрелись в главной горнице. Тимофеич их отправил к печке. Подвинул почти вплотную к одной из её стенок скамью, кинул поверх деревянной поверхности волчью шкуру и заявил не терпящим возражений тоном:

- Сюда садитесь!

Маша на футболку и спортивные штаны накинула сверху полосатый махровый халат, висящий в предбаннике и через некоторое время, разомлев от щедрого тепла, отдаваемого печкой, почувствовала, что ей становится жарко. Приятным запахом горящих в печи дров щекотало ноздри, от вида накрытого стола текли слюнки. Вспомнив вдруг, что она забыла, когда в последний раз нормально ела, Маша нагрузила на тарелку всего, до чего смогла дотянуться: копчёную рыбу, шашлык с румяной корочкой, пузатую рассыпчатую отварную картошку, пупырчатый солёный огурец, ароматные солёные же грузди, хрусткую квашеную капусту.

- Ты, Аркаш, не обижайся, что вашего городского на стол не поставил. Вы его и и так каждый день видите, да едите. Решил вас немного своими запасами побаловать.

- Да всё правильно, Тимофеич! У меня вон уже глаз обрадовался Маняшиной нагруженной тарелке. А то в городе скрючится за своим компом и поесть вовремя забывает.

Маша промычала что-то в ответ: рот был набит до такой степени, что слова различить не получилось.

- Не возражай, Манюня, не возражай!

- Не слушай его, дочка! Ешь на здоровье!

Мужчины выпили совсем немного — для начала по стопочке «за баньку», и потом ещё пару раз наливали «на здоровье» да «за счастье». Маша потягивала любимое красное вино, предусмотрительно захваченное Аркашей и вполуха прислушивалась к мужским разговорам. Тепло разливалось внутри тела, глаза сонно моргали.

- Не пора ли тебе, Тимофеич, обратно в город перебираться?

- Отвык я уже, Аркаш, от города-то. Здоровьем бог не обидел. Комфортнее мне в лесу-то.

- А мне что-то неспокойно. Дураков всяких сейчас хватает. Вдруг нагрянут с баловством каким и не только? От тебя до ближайшей дороги не так уж далеко.

- Зря беспокоишься. Всякие ко мне сюда заглядывали. Бывали и такие, что сразу видно — не с добром. Но ты ж знаешь — я к любому ключик подобрать могу. И жалеть никогда ничего не жалею. Надо продуктов — дам. А деньгами не богат. И ружьё мне помощник, а не игрушка. Кто не верит — открываю закрома, пускаю посмотреть. Поглядят, успокоятся, поедят — и уходят.

- Всё равно, дядь Кость, не дело это, что ты один в лесу живёшь.

- Ну, так и то не дело, что ты хоть и в городе, а тоже до сих пор один!

- Этот вопрос наскоком не решишь!

- Дак и меня так же в городе не перетащишь: пальцами щёлкнул — и привет! Чего на Марии-то не женишься?

- Я б хоть сейчас. Мария мне от ворот поворот даёт. Боится.

- Тебя и боится? Или я чего про тебя не знаю?

- Не знаешь...Я ж с тобой ни разу до поросячьего визга не напивался и не барагозил спьяну.

- Понятно. Что ж, тогда я на её стороне: изживай из себя зверя, а как человек ты ей глянешься. Иначе не поехала бы с тобой за тридевять земель на ночь глядя к незнакомому старику.

- Какой же вы старик, - подала голос Маша. - Некоторым молодым пример бы с вам брать!

- Я смотрю, девонька, ты там кемаришь потихоньку? Ежели устали, идите спать. И то сказать — ночь на дворе. Вас как поднимать — до первых петухов?

Аркадий собирался что-то сказать, но неожиданно для него Маша улыбнулась и ответила:

- Не нужно нас поднимать. Хоть разочек выспаться от души. Или тебя с утра кто-нибудь ждёт?

Она перевела взгляд на Аркадия и тот поспешил ответить:

- Ничего срочного, тоже могу позволиться себе подрыхнуть подольше.

- Ну вот и ступайте. Спаленка-то уже должна от печки нагреться.

Двойные, хорошо законопаченные рамы, не пропускали осеннего холода внутрь и не выпускали печного тепла наружу. Двуспальная кровать стояла недалеко от печки, постельное бельё пахло сухими летними травами и на двоих Марии с Аркадием досталось одно толстое ватное одеяло.

- Если хочешь, я у Тимофеича ещё одно попрошу, - сразу предложил Аркадий, знающий, что Маша терпеть не может спать под одним одеялом. «Мне и в постели необходимо личное пространство» - говорила она.

- Не надо. Не поймёт. А я уж как-нибудь переживу одну-то ночь.

Маша думала, что как только устроится на прохладных простынях и согреет их своим телом, сразу заснёт. Но не тут-то было. Она вертелась, взбивала подушку, рассматривала рисунок досок, из которых сложен был потолок…

- Чего не спишь? - шёпотом спросил Аркадий.

- Шут его знает.

- Тогда я — тот самый шут, - Аркадий повернулся к Маше, обнял её и, не дав опомниться, накрыл её губы своими, позволив рукам пробраться под Машину футболку и коснуться обнажённой тёплой груди.

Вместо того, чтобы отпихнуть его, Маша прижалась к Аркадию покрепче и тихонько застонала. Вся эта сказочная лесная атмосфера сняла какие-то городские блоки. Машу тянуло к Аркадию со страшной силой. Её даже не раздражал сейчас лёгкий запах водки — может, потому, что и сама выпила, а может быть потому, что Аркадий не переступил черту, отделявшую его от той страшной половину, которая пугала Машу.

- Какие же у тебя глаза красивые! - прошептала она, любуясь в полумраке на нависшее над ней лицо Аркадия. - И губы! И весь ты — красивый и ладный! Аркашка, правда, завязывай с выпивкой! Я детей никогда не хотела, а сейчас — хочу. От тебя. Чтобы тоже были такие — красивые, крепкие, ладные. Чтобы успели Тимофеича застать и научились коптить такую потрясающе вкусную рыбу!

Маша вдруг захлюпала носом.

- Машунь, ну ты чего? Сказал же — завяжу, значит, завяжу! Ты только не отталкивай меня, поддержи!

- Я постараюсь, Аркаш...Ты думаешь, это только тебе без меня плохо? Мне без тебя тоже плохо? Я сразу такая маленькая и беззащитная становлюсь. А приходится огрызаться, зубки показывать. Иначе сожрут. Ты же знаешь, как это всё происходит!

- Знаю, Маш, знаю… Я в последнее время много думал по поводу всего этого «бизнеса». С души меня воротит в последнее время от многих вещей. Хочу чем-нибудь полезным заняться. Фонд благотворительный создать. Людям помогать. А то бабло ради бабла — пустое это.

Маша ещё крепче прижалась к Аркадию. Он ощущал под рукой неторопливые удары её сердца и весь сосредоточился на моменте «здесь и сейчас». Никогда ещё они не были так близки. Не физически. Душой. И от этого удовольствие прикосновений друг к другу становилось ещё более ярким.

- Вспорхни-ка наверх, Машунь. Меньше кровать скрипеть будет. Хотя по-большому счёту — какая разница?

И Аркадий снова накрыл Машино тело своим. Ладонь прошлась по подрагивающему бедру, чуть сжала упругие ягодицы. Маша расслаблено раскинула руки, отдалась Аркадию целиком и полностью. Впустила его в себя — и слилась накрепко. Забыла о страхах. Желание любви всё победило.

Каждое движение приносило Аркадию массу неведомых ощущений. Словно все нервы обнажились, но боли не ощущалось — лишь сладкое, всё возрастающее удовольствие. И он кожей понимал — Маша чувствует то же самое. Она принадлежит ему вся: от макушки до напедикюренного мизинчика на маленькой аккуратной ножке. Большое, тёплое, светлое, красивое — всеми этими словами не передать тех чувств, что возникали в этом слиянии двух тел…

И то, что получив разрядку, они оба почти сразу же уснули — это тоже было правильно. Голова Маши покоилась на груди Аркадия, а его руки надёжно прикрывали её и от холода, и от всех возможных бед…

Ах, если бы этот момент возможно было растянуть навечно!

Утро украло часть волшебства. Маша проснулась первой, осторожно выбралась из-под руки Аркадия и, поёживаясь, вышла в горницу.

- На скамейке носки шерстяные, а в сенях — войлочные полусапожки, - негромко сказал ей Тимофеич, подкидывая в печку дров. - Извиняй уж, удобства все на дворе. Телогрейку мою накинь, она у двери на гвоздике висит.

Маша вышла на крыльцо и замерла. Впервые за несколько дней солнечный день выдался прямо с утра. Она успела заметить паутинную шаль, сплетённую пауками в начале осени между двух молодых ёлочек. Ветер оборвал паутину с одного конца и она печально повисла, роняя на землю бусинки, оставшиеся то ли от недавнего дождя, то ли от ночного заморозка.

Очнувшись, Маша побежала к туалету, продолжая ёжится от холода. И так же быстро принеслась обратно, спеша в дом — к благодатному теплу печки.

- Завтракать будем или Аркашку подождём?

- Давайте подождём. Вчера всего натрескалась, кажется, до сих пор не переварилось.

- Вот именно, что кажется...Ладно, сейчас чайник поставлю. Пока он закипит — глядишь, и Аркаша проснётся.

- Может, вам помочь чем-нибудь?

- А и помоги. Под железной миской — картошка вчерашняя. На столе ножик должен быть. Ты эту картошечку-то на сковородку порежь, мы её яйцами зальём, да и употребим на завтрак.

Невероятно нравился Маше своеобразный говор Тимофеича, его неизбитые шуточки, а больше всего нравился спокойный тон. Таким голосом разговаривают только уверенные в себе и надёжные мужчины.

- А правда: не страшно вам в лесу одному?

- Я уж своё отбоялся. Ну, даже если и заведётся какой лиходей, шлёпнет меня — невелика потеря для человечества.

- Неправда. Аркадий уж точно переживать станет. Да и мне от такой новости мало радости будет.

Тимофеич улыбнулся.

- Хитра ты, девка! Налила бальзама на душу. Но скажу так: пока сам не почувствую, что пора валить из леса — бесполезно меня уговаривать.

- Хорошо. Не буду.

- Вот видишь, какая ты славная — всё с ходу схватываешь! А за Аркашку-то ты правильно воевать взялась. Он пацан толковый, дельный. В люди сам выбился. Да, видимо, не в те люди, раз тёмная сторона над светлой верх берёт.

- А вы верите, что он сам сможет эту тёмную сторону победить?

Тимофеич пожал плечами.

- Не стану тебя обнадёживать. От Аркашки, конечно, многое зависит. Но и ты помоги, чем можешь. Если почувствуешь, что всё, край — тогда честно признавайся и уходи. Но с концами. Обрубила канаты — и скрылась в туманной дали.

Переварив очередной оригинальный образ, выданный Тимофеичем, Маша собиралась полюбопытствовать насчёт любви Тимофеича к Аркашиной матери, но тут из спаленки показался сам Аркадий.

- Что, косточки мне перемываете?

- Догадливый! - ухмыльнулся Тимофеич. - Чайник мы тут кипятим, да завтрак готовим, чтобы тебя, охламона, накормить...Ну, тебя учить не надо, где что стоит, лежит и висит. Приводи себя в порядок, да за стол садиться будем!

Сегодня в ход пошла мясная нарезка и сыр из гипермаркета. Тимофеич нарезал батон щедрыми ломтями:

- Наконец-то запомнил Аркашка, что я готовую нарезку не люблю. Мне кусман потолще подавай. И маслица побольше.

- И бутерброд колбасой на язык, как кот Матроскин в мультике про Простоквашино советовал… - добавил вернувшийся со двора Аркадий.

От него пахнуло холодом и запахом мокрого осеннего леса. Маша жадно вдохнула этот запах — оказывается, счастье может пахнуть именно так!

За завтраком разговаривали мало. В мыслях уже шла перестройка на городские дела. Только Тимофеичу перестраиваться не нужно было, вот он и развлекал их летними историями про заблудившихся туристов, попавшего в болото оленя и маленького совёнка, взявшегося таскаться к Тимофеичу на крыльцо, как к себе домой.

- Мне ж не жалко. Только клюва да когтей мамаши его на своей шкуре испытывать неохота было. Правда, в этот раз пронесло…

Когда гости собрались уезжать, Тимофеич сказал Аркадию:

- Ты Марию береги. И не быкуй. Не к лицу тебе. Жду приглашения на свадьбу. Ну а насчёт меня не переживайте. Упорствовать не буду. Как пойму, что силы уходят и здоровье уже не то — так и вызвоню тебя, Аркашка, чтоб вывез меня отсюда к людям.

Аркадий крепко обнял Константина Тимофеича на прощанье. Тот похлопал его по спине и тайком смахнул набежавшую слезу. Марию он облапил по медвежьи и прогудел в ухо:

- Хорошая ты девка, Маня! Даст бог, не последний раз видимся!

Хлопнули дверцы внедорожника. Заурчал мотор. И машина побежала считать вёрсты вспять: от лесной заимки — в столичную суету и кутерьму.

На обратном пути даже радио слушать не хотелось. Аркадий, вцепившись в руль, следил за дорогой. Маша смотрела в окно. Обоим казалось, что любой разговор, начатый сейчас, окажется глупым, бесполезным. Испортит окончательно тот волшебный настрой, которым поделилась с ними охотничья заимка.

Доставив Марию до подъезда, Аркадий не стал подниматься в квартиру.

- Поеду я, Мань. Подумать надо кое о чём. Дела кое-какие поделать. Я позвоню.

- Хорошо. Буду ждать.

Махнув рукой на прощанье, Маша ещё долго провожала взглядом красные огоньки знакомой машины. Потом набрала код, открыла дверь и пошла к лифту. Ей тоже пора было возвращаться в реальную городскую жизнь.