Дожить до любви

Часть 1. Глава 1. 6

Векшина постаралась, как можно удобней устроиться  на жестком маленьком диванчике в гостиной Кравцова, но это оказалось не так-то легко. Похоже, этот диван  предназначался исключительно для того, чтобы на нем сидели. Да и то только два человека.

Векшина окинула взглядом комнату. Картина, открывшаяся ее взору не оставляла сомнений в том, что это  логово холостяка. Павел как будто нарочно выпячивал эту особенность своего жилища. Нет, здесь не было грязно, нигде не было видно разбросанных вещей, но когда Кравцов  привел Векшину сюда первый раз, ей сразу же бросился в глаза откровенно подчеркнутый минимализм обстановки. Диван, стол, два стула, телевизор – и все. Заглянув в спальню, Векшина обнаружила еще меньшее разнообразие. Все убранство комнаты составляли платяной шкаф да разборная тахта, которая теперь разбиралась исключительно по случаю прихода Векшиной. Все остальное время она была в собранном состоянии. Для Векшиной оставалось загадкой, как помещался на этой односпальной лежанке ее  крепкий мускулистый хозяин. Когда Векшина спросила однажды об этом у самого Кравцова, то услышала в ответ, что для него гораздо важнее иметь вокруг себя, как можно больше свободного пространства,  нежели разнообразие  мебели. Выяснилось также, что он вообще долгое время спал на полу по случаю отсутствия кровати, как таковой. А тахту  приобрел после долгих уговоров его предыдущей подруги, которой не нравилось з****************ю в таких некомфортных условиях.    Векшина, привыкшая ценить в окружающих ее вещах в первую очередь удобство и комфорт, была очень удивлена таким убежденным аскетизмом  Кравцова. Но, в конце концов, решила  - они свободные люди и каждый живет так, как считает нужным. Пусть ее друг был совсем не притязательным в быту, зато он отлично готовил. Вот и сейчас, пригласив Векшину в гости, он первым делом предложил ей отдохнуть, а сам занялся ужином. Векшина не возражала. Она чертовски уставала последнее время, да и что скрывать – готовить она не любила.

Из кухни повеяло чем-то вкусненьким.  Несмотря на усталость, Векшина заставила себя подняться и пройти к месту приготовления пищи.

-  Может тебе все-таки чем-нибудь помочь? – решила она спросить для приличия, в глубине души надеясь на то, что ее все же избавят от этой участи.

- Ни в коем случае, - решительно возразил Кравцов. -Ты сегодня моя гостья и я, как гостеприимный хозяин должен накормить тебя ужином.

- Вообще-то кормить ужином это традиционно женская обязанность. Тебя это не смущает? – ей вдруг захотелось узнать, как  он относится к женщинам, пренебрегающим общепринятым распределением  ролей в обществе.

- В данный момент нет, - ответил Кравцов. Надеюсь, мы еще вспомним об этой замечательной традиции. Но сегодня будем ее нарушать. Ты ведь не против?

- Я только за,  а если говорить честно, то я бы  с удовольствием согласилась нарушать эту традицию, как можно чаще.  - Почему-то именно сейчас ей захотелось раскрыть все свои карты.

- Ты не любишь готовить?- это признание оказалось для Кравцова неожиданным. Нельзя сказать, чтобы он и раньше не замечал этого ее нежелания. Оно давно уже  бросилось ему в глаза, но до их пор  списывал это на постоянную усталость и нехватку времени.

- Стыдно в этом признаться, но это так, - подтвердила Векшина его догадку. На самом деле она  вовсе не  стыдилась этого. Но сейчас, перехватив в его взгляде ничем неприкрытое  разочарование, постаралась смягчить действие своих слов мнимой стыдливостью.

- Ты просто слишком много работаешь, - Кравцов поставил тарелки на стол и пригласил Векшину садиться. - Женщине не положено столько работать.

- По уставу что ли? - усмехнулась Векшина.

- По природе, по ее женскому назначению.

По тону его голоса, по тому, каким сосредоточенным стал его взгляд, Векшина поняла, что задела важную для него тему. Интуиция ей подсказывала, что лучше бы сейчас свернуть этот разговор и перевести его на другие, более безопасные рельсы. Но с другой стороны, почему она должна скрывать свои убеждения? Пусть лучше он узнает о них сейчас.  

- И в чем же оно, по-твоему?- ответила она с вызовом, - сидеть, как проклятой, у плиты?

- Это не по-моему, это по жизни так. Женщина, в первую очередь  жена, мать, хорошая хозяйка в доме.

- Пока я еще ничья ни жена, ни мать. Поэтому я спокойно могу заняться любимым делом.  Мне кажется, что именно в нем и есть мое главное предназначение.

Кравцов почувствовал, что задел ее за живое, но ведь  и она его тоже. Он уже давно решил про себя, что эта женщина станет его женой. И вдруг выясняется, что главным в ее жизни оказывается не он, а ее дело. 

- Ты пока не знала ничего, кроме работы, поэтому так и рассуждаешь,- Кравцов решил довести эту тему до ее логического завершения.

- Ну, почему. Мое дело - это мое детище и мой супруг одновременно. Так, что можно сказать, что я и мать и жена. И мне хорошо знакомы и чувство долга и мера ответственности за то дело, в которое я вкладываю всю душу.

- Вот как? – Его опять неприятно кольнули ее слова. - Значит, всем сердцем и душой ты принадлежишь своему делу. Ну, а для меня там осталось хоть немножечко места?

- И ты еще спрашиваешь об этом! Ты же знаешь, как мне хорошо с тобой. От ее слов повеяло такой душевностью, что Кравцова сразу отпустило. Возникшее было между ними легкое напряжение,   куда-то исчезло.

- Тебе было бы еще лучше, если бы мы видели друг друга гораздо чаще.

- Это не проблема. Поедем, отдохнем, как собирались. Будем каждый день вместе. Только придется подождать немного. Вот разберусь со своими делами, так сразу же и в путь.

- А я не хочу больше ждать.  - Кравцов решил, что сейчас настал тот самый момент, когда он скажет о главном. Она должна знать, что он настроен самым серьезным образом, -  Ведь есть и другие способы быть вместе каждый день. . . Саш, давай поженимся. Как ты на это смотришь?

- Я? Я-я-я, вообще-то не против, но если только в перспективе. - В ее лице явно читалась растерянность. Определенно она не ожидала, что разговор примет такой оборот.

- Знаю я твои перспективы. Это ближе к пенсии, да?

- Но почему?

- Вот именно. Почему мы должны откладывать главное событие своей жизни на потом. Жить нужно сейчас, а не в перспективе, - продолжал гнуть свою линию Кравцов.

- Я и так ощущаю жизнь во всей ее полноте. Мне для этого совсем не обязателен штамп в паспорте. Это никуда от нас не уйдет. Ты же знаешь, я не могу бросить гостиницу.

- Можно прекрасно совмещать и работу и супружество.

- Можно, но только не сейчас. Не то время, понимаешь? - Векшина видела, что ее отказ сильно огорчил Кравцова. Но что она могла поделать? Нет, супружество это не ее стезя. Во всяком случае, в ближайшее время это точно.

- Понятно,- угрюмо произнес Кравцов и уткнулся в тарелку. Он не хотел, чтобы она видела  его глаза. Он знал, что в них сейчас отражается боль. Боль, которая сильно ранит и делает его слабым и уязвимым. Нет, она ни в коем случае не должна видеть его таким. Он еще ниже наклонился над тарелкой и с жадностью стал поглощать еду.

- Ну, не обижайся. У меня со дня на день начнется такая запарка. Боюсь, мне придется быть на работе круглосуточно. Ты же не хочешь, чтобы я разорвалась между семьей и работой? – Векшина лихорадочно старалась найти нужные слова, чтобы хоть как-то смягчить резкость своего отказа.

- Конечно, не хочу. Я ведь люблю тебя, - вяло, как тяжело больной, согласился с ней Кравцов.

- Я тоже люблю тебя. И ты не должен сомневаться в моей любви. Ни при каких обстоятельствах, чтобы я ни говорила тебе сейчас. Слышишь?

Векшина отодвинула тарелки и подошла к Кравцову. Ей хотелось, как можно скорее прекратить этот неприятный разговор. Ее руки скользнули ему под рубашку, а губы с нежностью прикоснулись к его губам. О чем бы тут они сейчас ни говорили, это все вздор, чушь. Только слова. Она знала, что у тела есть свой язык. Не выхолощенный язык общепринятых правил, а первобытный дикарский звериный язык страстных объятий и поцелуев. Сейчас  именно на нем им и следует говорить.  Он поможет  освободиться от тяжести произнесенных слов.

Она плотнее прижалась к нему и тут же почувствовала его ответное движение. Напряжение, возникшее  между ними какое-то время назад, сразу утратило свой смысл и стало каким-то мелким и незначительным.  Больше они  не чувствовали своей разделенности. В их тесно сплетенных телах  билось одно сердце, текла одна кровь, рождались одни и те же желания. Это родство, обретенное ими в эту минуту,  было главным из всего, происшедшего за сегодняшний вечер.