Я задумчиво шел по городу, взяв за основу при выборе маршрута выражение: "куда глаза глядят". У меня было ощущение попавшего в западню зверя. Я был на свободе, шел по огромному городу, но при этом чувствовал, что обложен со всех сторон. Этому городу я абсолютно не нужен, как вещь ребенку, из которой он вырос. Когда-то я был тут своим, и я был настолько органично вписан в него, что почти не замечал, где я нахожусь, как ко мне относятся, Я черпал из этого источника и силы, и знания, и средства, мне казалось, что он бесконечен, что его не только хватит на всю мою жизнь, но еще останется моим детям. Но оказалось все совсем не так, он вдруг стал для меня совершенно чужим, как детдому его выросший воспитанник.
Утром я вышел на перрон из вагона с ощущением радости, теперь на меня все сильнее наступали тревога и даже страх. Я не знал ни где переночевать, ни на что жить - еще несколько дней и деньги кончатся. И вот тогда будет дело труба.
Еще в зоне мне рассказывали, что московские власти открыли несколько ночлежек для таких бездомных бродяг вроде меня. Это было единственное место мне по карману, снятие номера даже в самой дешевой гостинице меня бы разорило. Правда я не знал адреса ни одного такого прибежища, но узнать его - не проблема. Отправляюсь на вокзал, где слоняется много всякого опустившегося сброда, у кого-нибудь узнаю где расположено пристанище для тех, кто выброшен из жизни.
Но пока идти туда было еще рано, я решил где-нибудь посидеть, покурить, подумать о том, что же делать дальше. Мне хотелось отыскать какое-нибудь тихое и уютное местечко, где бы я мог, не привлекая ничье внимание, провести час-другой. В его поисках я зашел во двор большого дома.
Двор оказался прекрасно обухоженным, его даже украшала какая-то не совсем понятная скульптурная композиция. И главное он был почти пуст. Я отыскал свободную скамейку в укромном месте. Погода была замечательная, солнце светило, но не обжигало, легкий ветерок обдувал лицо, словно веер. Я сел и закрыл глаза, наслаждаясь ласками лета. Все же при всех минусах нынешней моей ситуации есть один гигантский плюс - я на свободе! Лишь тот, кому довелось ее потерять, способен понять, какое это счастье - обрести ее снова.
Незаметно для себя я погрузился в дремотное состояние. Какие-то неясные звуки доносились до моего сознания, но оно хотя и фиксировало их, погруженное в сладостную негу полусна ни на что не реагировало.
Внезапно я очнулся, так как мне показалось, что кто-то больно ударил меня по бедру. Еще не понимая, снится ли мне это или происходит на самом деле, я открыл глаза. Рядом со мной по обе стороны сидели двое мужчин, еще трое окружали меня стоя. При этом все они внимательно наблюдали за мной, как слуги за падишахом.
- Проснулся, дорогой? - спросил тот, что сидел справа от меня. - Как спалось?
Я подтянулся на скамейке и заметил, что это мое телодвижение не осталось не замеченным - все дружно двинулись ко мне, подойдя почти вплотную.
- Кто вы такие и чего вам надо? - спросил я.
- Тихо, - сказал тот, что был справа от меня, - только не шуми, дорогой. Нам ты нужен. Больно уж ты нам всем нравишься. И больше ничего.
Только сейчас до меня дошло, что все, кто меня окружают, пришельцы с Кавказа. Учитывая же некоторые моменты моей биографии, такая встреча могла для меня закончиться весьма печально. Я вспомнил взгляд на своей спине; теперь ясно, кто за мной следил.
- Идите-ка, ребятки по своим делам и оставьте меня в покое, - проговорил я.
- Послушай, друг, с тобой желает поговорить один очень уважаемый человек. Это очень большая честь. Если он приглашает к себе, то ему никто не отказывает. Мы должны сейчас отправиться к этому важному господину. Давай вставай и пойдем. Только прошу, веди себя спокойно, мои джигиты не любят когда-нибудь не выполняет их приказов. Ты все понял теперь?
Но единственное, что я понял из этого монолога кавказца, что мне угрожает большая опасность. Во все же разговоры про какого-то человека, охваченного страстным желанием побеседовать со мной, я не верил, это примитивный прием, чтобы заставить меня вести себя спокойно, позволить им без проблем привезти меня в какое-нибудь уединенное место на заклание. Ну уж нет, этого они от меня не дождутся.
- Вставай, - негромко, но повелительно скомандовал тот, что был справа.
По-видимому, он был главный у всей этой кампании. Одновременно я почувствовал как с левой стороны стал царапать мой бок нож. После того, как в дело пошел нож, я уже не сомневался, что меня собираются у***ь. Я оглядел диспозицию, но ничего хорошего для себя не увидел; кавказцы окружили меня так плотно, что не оставили никакой лазейки для отступления. И все же я не собирался без сопротивления отдавать себя, словно жертвенный баран, на заклание, как никак я все же офицер, ну бывший. И все же даже бывшему офицеру не гоже мне сдаваться без боя.
Я встал, затем резко опустился вниз, схватившись за колено и состроив болевую гримасу. Кавказцы, удивленные моим поведением, молча наблюдали мной. Это мне и было надо. Внезапно я схватил их предводителя за ногу и резко дернул на себя. Тот упал. Я выпрямился и ударом кулаком в скулу отбросил другого. Третий отлетел от меня, наткнувшись на мою ступню, которая врезалась ему в грудь. Теперь мне казалось, что я добился своей цели, проложил себе дорогу для бегства. Но в это самое мгновение сзади на меня набросился противник, я попытался его сбросить со своей спины, но он оказался очень сильным. Несколько секунд мы безрезультатно боролись, но затем на меня налетели еще двое. Общими усилиями они повалили меня на землю и сдавили горло. Еще одно движение с их стороны и у был бы просто задушен.
Надо мной наклонился их предводитель; после падения его светлые дорогие брюки были испещрены черными полосами и пятнами. Я видел, что эта грязь на одежде приводит его буквально в бешенство. Несколько мгновений он смотрел мне в лицо, затем плюнул и больно ударил острым носком своих щиблет по моей коленной чашечке.
Бить он умел, и я не смог сдержать стон.
- Заткнись, ублюдок, - прошипел он. - Иначе тебе будет очень плохо. Тащите его в машину, - сказал он своим подручным.
Машины ждала кавказцев совсем рядом. Они втащили меня в одну из них, бросили, словно авоську, на заднее сиденье, плотно зажав меня своими крепкими телами с двух сторон так что я практически не мог пошевелиться.
Предводитель банды кавказцев сидел на переднем сиденье. То и дело он посматривал в зеркальце заднего вида, в котором отражалась моя помятая в схватке физиономия.
- Ну как там в зоне, говорят там не так уж и плохо, - проговорил он, оборачиваясь ко мне и издевательски улыбаясь. - Ты в этом совсем скоро сможешь убедиться; то, что тебя ждет, тебе покажется адом по сравнению с тем, где ты недавно был. Готовься. Мы все знаем про то, как ты убивал наших ребят. Теперь твой черед. Как у вас говорят: долг платежом красен. Кстати, ты меня не помнишь?
- Нет, - выдавил я из себя.
- А я тебя помню. Документы ты однажды у меня проверял, я тогда из окруженного вами селения выходил. Под местного жителя нарядился, пистолет бросил. Ты поверил.
- Жаль.
- Что поделать, за ошибки надо платить. Ты тогда не убил, тебя сейчас убьют. Таков закон.
Я отвернулся от горца и закрыл глаза; поддерживать светскую беседу по пути на казнь было свыше моих сил. Но такое мое невежливое поведение кавказцу не понравилось. Он ударил меня кулаком в зубы. Из разбитой губы закапала на рубашку и брюки кровь.
- Не отворачивайся, когда я с тобой говорю, - злобно прошипел кавказец. - А тебе известно, что ты убил моего друга. Я расспрашивал тех, кто там был, они говорят: пристрелил самолично.
- Когда это было? - спросил я.
- В Высокогорном, помнишь.
- Я тогда многих ваших убил, больно вас было там много и прямо лезли на мой пулемет. Потом мы выяснили, что все накачались наркотиками.
- Зато ты ничего не потребляешь, уйдешь на тот свет при полном сознании. Думаешь так оно легче?
- Туда не пробовал еще уходить, не знаю.
- Ничего, испытаешь по полной программе, я тебе это обещаю. А мое слово твердое, тебе всякий подтвердит.
Вылив накопившуюся на меня злость, кавказец отвернулся и стал смотреть вперед. Я тоже бросил взгляд в окно. Пока мы мило беседовали, автомобиль вырвался из узких уличных протоков и сейчас мчался на большой скорости по катку кольцевой дороге. Что же, констатировал я, они поступают правильно, завезут меня в какое-нибудь тихое местечко, прикончат, зароют. Таким образом я могу пролежать не найденным лет сто. Стоило ли ради такого конца выходить из заключения; по крайней мере там я был в безопасности.
Каким-либо образом изменить ситуацию я не мог, меня продолжали крепко держать с обеих сторон. И мне ничего не оставалось делать, как только покориться своей несчастной судьбе и достойно встретить свой конец. Я неоднократно смотрел смерти в лицо, посмотрю снова, в последний раз. Когда-то же должен он наступить.