Рухнувший Рай

Спи, мой ангел, спи… Ночь стоит за окном. Крылья свои подогни, Чтобы я мог лечь с тобой. Спи, мой ангел, спи. Не стоит меня охранять, Просто позволь в хмурые дни Тебя покрепче обнять. Спи, мой ангел, спи… Мне ль одному и не знать, Как ты видишь те сны, Где еще можешь летать. Спи, мой ангел, спи, Ночь стоит за окном. Крылья свои подогни, Чтобы я мог лечь с тобой…                         Пролог Хмурые небеса нависали над нами одним темным полотном, освещаясь лишь вспышками ослепительных молний, струйками разлетающихся по нему. Крупные капли падали на лицо, смешиваясь со слезами — дождь набирал обороты вместе с буйным сокрушительным ветром, разбросавшим мои волосы. Я не знала — плачу ли теперь, когда вода попала в глаза. Этого и не знали ребята, стоявшие неподалеку от меня. Их лики выражали боль, от которой мое сердце и до того обливающееся кровью, грозило захлебнуться в ней. Я чувствовала, как это неприятное чувство, разрастающееся внутри, будто сорняк, скоро охватит меня полностью, и я больше не смогу сдерживать в себе тяжелую лавину эмоций. Это слишком тяжело. Это слишком трудно. Слишком трудно принять и отвергнуть. И отпустить… Я никогда не думала, что вскоре смогу к кому-то так сильно привязаться, а потом — потерять. Вроде бы я не ценила того, что было, не видела самого главного, на что должна была открыть глаза, а сейчас, когда я все осознала, слишком поздно что-то менять. Для меня. Для Мюррена. Для Габриеля… Это конец, который настал слишком рано и неожиданно. Никто не думал, что это может произойти. Никто не думал, что одна жертва сменится другой. И этих жертв будет целых две. Я сжала губы, стараясь не разразиться в громком крике — нельзя показывать своих эмоций перед всеми. Я тот… человек, который желает скрывать все чувства, способные разрушить даже этот чертов мир, от посторонних глаз. Ноги утопали в грязи. Дождь, прекрасно выражавший мое состояние, нещадно стучал по лицу. Он был такой холодный, что каждый миллиметр моего тела содрогался, не переставая. Ветер лишь усиливал дрожь. Я не противостояла этим двум явлениям. Ничто не могло меня заставить обнять себя руками или уйти в укрытие — в сухое, теплое место. Пусть я заболею. Пусть промокну до ниточки — до чего недолго. Плевать уже на все. Я не должна быть здесь. Я не должна дышать этим воздухом. Я должна была погибнуть, чего не произошло. Но никак за место меня не должны были уйти другие. Я походила на отшельника — ребята стояли поодаль от меня, отчего я чувствовала себя еще больше виноватой в том, что случилось. Их можно было понять: некоторые просто не желали приближаться, так как «благодаря» мне не стало их друзей. Некоторые же (а если быть точнее — близнецы Стив и Джош) не стояли здесь, так как находились возле… мертвого Мюррена, лежавшего на высоком пьедестале из палений — его тело мы смогли вынести оттуда, где все произошло, в отличие от… Я судорожно вдохнула — ледяной воздух обжег легкие. В мой день рождения погибли двое. Сразу двое.  А тело нашли только… одно, потому что другое… сгорело. Грудь сжало в тугие тиски — я чувствовала, что задыхаюсь. Неожиданно кислород перестал поступать внутрь. Лицо Мюррена — парня, который буквально недавно светился от счастья, жил, шутил, имел свои мечты и тайны, отныне не имело никаких эмоций. Впалые щеки, голубовато-белый оттенок кожи, черные, как смоль, ресницы, обрамлявшие когда-то искрящиеся от радости голубые глаза и свежие порезы, которые больше никогда не заживут — вот каким, отныне, был Мюррен Рэй. Он спас меня. И я никогда не забуду его отвагу и смелость. Этот парень в хоккейной маске совершил настоящий геройский поступок. К сожалению, я не смогу его отблагодарить. Никогда. И если бы мне предстала такая возможность, мне бы целой жизни не хватило, чтобы показать, насколько его жертва не была напрасной, как и… жертва Габриеля. — Пора, — скорбно объявил Джош, опустив голову. Его рука медленно соскользнула с худых пальцев Мюррена, сжимавших чудаковатое оружие-швабру, которым тот любил производить на нас впечатление. Я заглотнула воздух, когда увидела, что Джош поднял деревянный канделябр. Его брат, сомкнув веки, отдалился подальше, не желая на это смотреть, а Леа, стоявшая в паре шагах от Мюррена, резко шагнула вперед, вытянув руку. — Стой, — попросила она — тихо, но так, что мы все смогли ее услышать, несмотря на шум дождя. — Можно с ним попрощаться еще раз? Я ей завидовала в некой степени — в том, что она могла напоследок увидеть того, с кем больше не сможет никогда встретиться, в отличие от меня. Но… я не могла на нее злиться за это и вообще — злиться на кого-то, кроме себя. Из-за меня не стало Мюррена и Габриеля. Из-за меня… Джош медленно опустил канделябр и кивнул. Он отошел к брату, когда девушка прильнула к мертвецу, плотно сжав пухлые губы. Я не хотела смотреть на то, как она будет прощаться с ним последний раз. Попытавшись приковать стеклянные глаза к земле, я поймала себя на том, что не в силах оторвать от этой разрывающей сердце картины взгляд. Внутри защемило — Леа, откинув мокрую шаль с лица, пригнулась к Мюррену. Подол ее черного платья утопал в грязи. Траур отражался не только в ее вещах, но и в этих светлых глазах, в которых надолго не задерживались слезы. Девушка провела тоненькой рукой по бледной щеке Мюррена и застыла, словно уверенная, что он ответит на ее прикосновение. Но… ее ожидания не оправдались — парень продолжал лежать, не шевелясь. Он больше никогда не очнется. Никогда. — Ты всегда все делал не зря, Мюр, — прошелестела она, опуская тоненькие пальчики на его розовые сомкнутые губы. — Ты был для меня кем-то больше, а я… не осознавала этого, пока… тебя не стало. — Она сжала кисть в кулак и сомкнула веки. Светлые локоны прилипали к фарфоровой коже, которые она не спешила убрать, как и вытирать размазанную под глазами тушь. — Клянусь всеми архангелами, я никогда тебя не забуду. Ты принес в мою жизнь… — она распахнула глаза и горько ухмыльнулась - … принес в нее смысл. Хоть какой-то. Ты смешил меня, даже когда мы влипали в самые… паршивые в мире ситуации, и ты никогда не унывал. Ты ценил жизнь. Ценил меня. А я… я в то время вела себя как полная стерва и не пыталась признать, что ты для меня тоже что-то значил. — Леа сжала его руку — крепко, неуверенно и наклонилась к его губам, судорожно вздохнув. — Мы были отличной командой, Мюр. Ты был отличным. — Девушка нежно поцеловала Мюррена и в последний раз посмотрела на него. Я застыла — в этом взгляде было столько боли, любви и одновременно раскаяния. Я знала, сколько Леа не успела сказать ему, и осознание того факта, что моя ситуация очень схожа с ее — просто убивало. — Прощай… Леа отступила на пару шагов, сжимая маску, когда-то принадлежавшую Мюррену. Она не расставалась с ней ни на секунду. Я не видела, чтобы она позволяла ее подержать кому-то. Этот символ всегда будет напоминать ей о том, к кому она питала неоднозначные чувства, которые почему-то скрывала долгое время. У Леи осталось хоть что-то о Мюррене, а у меня от Габриеля не осталось… ничего. Совершенно. Я хотела кричать, что это все несправедливо, но мне не хватало сил. Леа повернула голову в мою сторону, и прошло несколько секунд, прежде чем она отвернулась. Что это значило, я прекрасно понимала. Девушка в какой-то степени винила меня за смерть Мюррена и, возможно, — Габриеля. Если бы тот, кто был так дорог ей, не кинулся меня защищать, она бы не оплакивала его потерю, ведь он был бы жив. Я не злилась на Лею — ее нынешнее отношение ко мне было объяснимо, но я не понимала одного: почему она смотрела на меня, как на истинного убийцу? Знаю, из-за меня не стало Мюррена и Габриеля. Знаю… Но я не убивала их. Я не хотела их смерти… — Начинать? — Джош подошел к Лее и неуверенно взглянул на нее. Девушка, не поднимая головы, обхватила рукой канделябр, который он сжимал. — Можно это сделаю я? Парень сглотнул, но не стал возражать. Он отдал Леи все необходимое и снова встал возле брата, печально наблюдая за происходящим. Предстоящая «процедура» была одной из неприятных. Кремация. Близнецы сказали мне, что после смерти тело каждого падшего ангела сжигают. Это традиция, которую нарушают лишь немногие. В земле — по их словам — души ангелов не находят покоя, а так, когда их оболочки обращаются в пепел, ветер уносит его высоко-высоко — к самому небу, раньше приходившемуся им домом. Говорят, там они обретают умиротворение. Вспоминая то, что случилось с Габриелем, я всем сердцем надеялась на правдивость этой «легенды». Мы все попрощались с Мюрреном. Я не знала его так хорошо, как ребята, и, наверное, это к лучшему. Расставаться всегда больно. Особенно, когда знаешь о человеке больше, чем другие. Я знала две стороны Габриеля: ту, которая ужасно меня бесила и ту, которую я никак не могла понять, но чувствовала, что в ней крылось что-то светлое… что нравилось мне. Причем очень нравилось. И я скучала по ней. По ним двоим. Габриель… погиб. Погиб, спасая меня. Его не стало. Это осознание жестокой реальности было для меня слишком сложным, как и то его последнее признание. — А моя миссия — защищать тебя ценой своей жизни, Скайлер Грейс. И, знаешь, то, что я делаю сейчас, происходит не только по тому, что я обязан это выполнить. Кажется, ты сделала со мной то, что не удавалось еще никому… Габриель что-то чувствовал ко мне? Определенно. Ведь как по-другому понять смысл его слов? Прежде, чем я начала винить себя за то, что тогда, несколько дней назад, не восприняла его признание всерьез, от мыслей, в которых я готова была себя задушить или утопить, например, вон в той луже, меня отвлек яркий огонь. Поставив маску над канделябром, чтобы вода не тушила пламя, Леа склонила голову и долго смотрела на огонь. Погода оплакивала утраты вместе с нами — дождь усиливался, ветер поднимался, заставляя задуматься, как все это не разрушит наши планы. — Мы будем скучать, чувак. — Джош обнял Стива, захлебывавшегося в слезах. Я переминалась с ноги на ногу, когда его брат тоже сказал последнюю пламенную речь, тронувшую меня до глубины души. Одна я не могла произнести ничего подобного, чувствуя в горле невыносимую горечь. Да и что бы я сказала? Я знала Мюррена не так давно. Единственное, что удалось мне прошептать, с трудом слетело с губ: — Мне… жаль. Леа снова посмотрела на меня, и на сей раз ее взгляд не был наполнен всепоглощающей злостью. Я не посчитала этот за знак прощения. Жизнь Мюррена угасла слишком рано. Если бы он не кинулся защищать меня по просьбе Габриеля, был бы сейчас жив. Все обязаны были в тот момент оберегать мою «золотую» задницу. Лее есть за что меня ненавидеть. — Прощай, Мюррен Рэй. Девушка прислонила пламя к паленьям — по ним мгновенно расползлись клочки огня. Я закрыла глаза, когда услышала смачный треск — стихия разрасталась. Воздух наполнился теплом, а дождь, будто позволяя пламени усиливаться, почти перестал лить — я чувствовала, что он больше не ударял по мне. Опустошенная с головы до пят, я стояла в грязи, не представляя, что будет дальше. Как жить после этого? Мюррен… Габриель. Ох, Габриель. Я разлепила веки — не хотелось этого делать, но из-за какого-то шума пришлось. Тело падшего ангела полыхало, растворялось и постепенно рассыпалось на мельчайшие голубоватые крапинки, которые взлетали ввысь — пепел? Если да, то очень необычный. Леа взглянула в мою сторону, а затем сунула дымящийся конец канделябра в лужу — раздалось шипение, после чего тусклый огонек погас. — Надеюсь, он обретет покой. Я хотела, чтобы так было. Мой взгляд провожал яркие пылинки, взмывшие в темное небо. От прежней оболочки Мюррена ничего не осталось. Я не сразу заметила, что некогда ярко-красное пламя превратилось в бирюзовое — такое чистое и красивое, что дух завораживало. Я посмотрела на ребят, чтобы проверить, видят ли они то же, что и я — оказывается, видят. Необычное явление не мерещилось мне: все внимательно следили за крапинками, похожими на блестящую пыль, которая стремительно отдалялась от нас. Спрашивать, что тут происходит, не было смысла — да и было бы неудобно, но мой мысленный вопрос словно услышал Джош, после чего ответил: — Ангельские оболочки полны сверхъестественного. Голубой огонь потрескивал, постепенно угасая. Не знаю, был ли кто-нибудь свидетелем этой картины, кроме нас, но я думала, что кому-то на вряд ли взбредет в голову пробраться в чащу леса, тем более, после недавней грозы. Леа первая зашевелилась. Отдав канделябр в руки Джошу, она вытерла лицо от мокрых капель — дождя или слез и, подняв подол платья, не спеша направилась к тропинке — единственному беспрепятственному выходу отсюда. Близнецы тоже пришли в движение, но только они не спешили покидать лес: братья принялись разбирать пьедестал из обгоревших веток. Импровизированное оружие, принадлежавшее Мюррену, упало в ноги Стиву, когда он легонько вытащил из-под него рассыпающееся бревнышко. Нагнувшись, блондин поднял рукой подпаленный предмет и плотно сжал губы. В его глазах словно промелькнуло миллион воспоминаний, прежде чем он решил забрать с собой единственное напоминание о Мюррене. Леа остановилась возле меня. Я не надеялась, что она сейчас начнет со мной болтать, но тут мои ожидания не оправдались: склонив голову к хоккейной маске, она искренне прошелестела: — И мне жаль. Насчет Габриеля. Ком разрастался в моем горле, как сорняк. Я ничего не ответила, ибо — не успела: Леа скрылась за деревьями, а следом за ней направились близнецы. Парни похлопали меня по плечу и оглянулись на то место, где возложили искусственную могилу Габриелю, возле которой лежала россыпь ярко-красных роз — его любимый цвет. — Он в лучшем месте, Скай. Я заставила себя кивнуть и выдавить что-то вроде благодарной улыбки. Стивен и Джош, несмотря ни на что, всеми силами старались поддерживать меня, но, правда, у них это не особо получалось — они сами еле-еле держались. Все, что случилось, было несправедливо. А особенно было несправедливо то, что произошло с Габриелем… Он погиб. И от него ничего не осталось. Ничего… Цветы лежат на пустой могиле, и на ней нет никакого признака, что она принадлежит Габриелю Эйнсфорду — парню, который отдал свою жизнь, чтобы не дать мне погибнуть. Я склонила голову. Джош прикусил губу и, остановившись, мягко спросил: — Ты с нами? — Я… еще немного побуду здесь. - Я не готова была уйти отсюда. Парень пригладил мокрые пряди и вздохнул. — Ты сможешь добраться до дома? — Да. Не переживай за меня. — Я взглянула в его лицо. — И… спасибо. Джош печально кивнул. — Мы с ребятами пойдем туда, где… все случилось: поищем кое-какие ответы и кое-что проверим. Если хочешь, присоединяйся к нам, но… — Он проследил за моим взглядом, который переместился на могилу Габриеля… - прости. Это была бредовая идея. Тебе не следует туда идти. Я не знаю, что происходило между вами двоими, но это не мешает мне сделать вывод, что он был очень тебе дорог, Скай. Так и было. Когда не стало Габриеля, я осознала, что он что-то значил для меня. И я скучала по нему. Я хотела, чтобы он сейчас был жив. Я бы простила ему все колкости, что он говорил в мой адрес, да даже бы разрешила подшутить надо мной… лишь бы он был здесь. — Мы будем поблизости, если тебе понадобится помощь или ты забудешь маршрут. — Джошу было неудобно меня бросать — он пару минут постоял рядом, а потом нехотя ушел, напоследок обняв меня. Его теплые жесты и столь трепетное волнение удивили. С Габриелем ребята попрощались все, кроме… меня. Я не готова была отпустить его. Он ушел слишком рано, а признался мне во всем слишком поздно, когда его жизнь висела на волоске. Я присела возле могилки и дотронулась до нежных лепестков. — Я вообще не думал, что это когда-нибудь случится. Я не думал, что когда-то смогу прикоснуться к тебе. Я мечтал о тебе, как только увидел. Целых два года я наблюдал за твоей жизнью, и — как бы банально это ни звучало — мне казалось, будто пролетала целая вечность — долгая, мучительная. Изначально я боролся с идиотским чувством, поселившимся во мне, но потом перестал, когда понял — оно никогда не уйдет из меня. Ты — никогда не покинешь приделов моей головы. Скай… я не знаю, что делать с собой, когда вижу тебя. Меня к тебе влечет, и это никак не предотвратить. Я хотел. Пробовал. Пытался заглушить то, что не дает мне покоя. Я знал, что это будет мешать выполнять мне поручение, но не смог справиться с бурей внутри себя. Тогда я отвергла признание Габриеля, посчитав его напускным. Я игнорировала его наполненный чувствами взгляд, когда предположила, что такой парень, как он, не может питать подобную страсть к такой девушке, как я. Ну и дурой же я была! Габриель не был одним из тех, кто готов повторять все по два раза… Он признался мне в своих чувствах, хотел со мной поговорить насчет нас, а я… просто избегала этой темы. Тупо. Избегала. Хотя… что-то чувствовала к нему. Что-то такое, что возродило меня изнутри. Я подцепила нераспустившуюся розочку и смотрела на нее, пока не ощутила, что по щекам стекают… слезы. Провела рукой по ним — действительно слезы. И недавний дождь здесь был не причем. Ветер разбрасывал мои влажные волосы. Прижав цветок к груди, чтобы буйная стихия не тронула его, я направилась к тропинке. В голове играла та песня, которую мне когда-то пели мама и… Габриель. Вспоминая знакомые слова, я тихо нашептывала ее, всем сердцем надеясь, что знакомый до боли низкий, красивый голос неожиданно раздастся и запоет со мной в унисон, но ничего так и не произошло.