Осень бедствий

Глава 4 - продолжение 1

 - И… кого?

 - А вот это неизвестно.

И Валежный, и Илья знали, что под этим подразумевается. Пока стоит Русина, пока есть законный наследник – никому другому на ее престоле не сидеть. Погибнут в несколько лет. Вот если бы наследник сам кому престол передал…

 Петер отрекся?

На словах-то да. А магия таких вольностей не признает. Император может потерять голову, но не корону. Перед смертью Петер мог передать наследство – так он и сделал, и магия этот выбор приняла. А до того – простите.

В глазах высших сил он был императором, он им и остался.

Илья опустил руки.

 - Но если так…

 - Скажи, Илья… ничего, что я так? Я тебя лет на двадцать старше…

 - Ничего, Антон Андреевич. Все хорошо, - безжизненным тоном отозвался Илья.

 - Не хорошо. Но что мы можем сделать – это взять Звенигород под свой контроль. А потом передать власть законному наследнику.

 - Антон Андреевич…

 - Эти крысы, что сейчас пируют в Звенигороде, как на туше дохлой коровы, добровольно власть не отдадут. Явись пред ними хоть сам Творец, что они сделают?

 Илья невесело хохотнул.

 - А мы что должны сделать?

 - Я еду к войскам. Ты – со мной?

 Илья помолчал пару минут. Но – что его ожидало? Анны нет. Сын в Звенигороде, он получил от сестры телеграмму, она собирается уехать в деревню, но чуть позднее. Боится голода, в Звенигороде все же можно достать хлеб, да и ребенок… Георгий достаточно болезненный малыш, врачи и лекарства должны быть под рукой. И потом, все это долго не продлится. Может, пару месяцев, может, год… но не больше, правда же?

Потом народы выберет себе нового императора, и тот будет править разумно и справедливо.

Илья не был пока ни в чем уверен, но ведь такой кошмар не может длиться долго, правда? Да и Звенигород – хорошее место. Столица же!

За сестру он покамест был спокоен.

А самому?

Что его ждет?

Да ничего хорошего, можно даже не сомневаться! Ничего! Либо он переходит на сторону Гаврюши, либо на сторону Освобожденцев, либо – Валежный предлагал третий путь, который позволял сохранить хоть каплю уважения к себе.

Они офицеры!

Они присягу давали…

 - Приказывайте, ваше высокопревосходительство, - вытянулся в струнку Илья, давая понять, что беседы «по душам» закончились. – Все исполню.

 - Приказ – идти на соединение с семнадцатым гвардейским. Сейчас подпишу приказ, будешь командовать. Оттуда телеграфируешь.

 - Куда, выше высокопревосходительство?

 - Мне. Я отправлюсь вот сюда, - палец с желтым крепким ногтем ткнул в карту. Здесь стоит Ферейский полк. Мы должны установить контроль над югом Русины. Если получится – можем начинать наступление уже зимой.

Илья подумал пару минут.

 - Справимся ли?

 - Маловато, конечно. И дезертирует много, и у освобожденцев частей хватает. Но должны справиться.

Илья кивнул еще раз.

 - Приказывайте, ваше высокопревосходительство.

 - Приказываю. Идти на соединение с семнадцатым кавалерийским, удерживать Подольский округ до моего подхода.

Илье оставалось только поклониться. Коротко, по-военному.

Валежный потратил вечер, разъясняя ему маневр. А когда наступило утро – уехал.

Илья проводил генерала и дал приказ собираться. Выступать.

Сам отправился на гауптвахту – и выпустил Орлова.

 - Вы свободны, тор.

За время своего сидения тор изрядно отощал и пообносился, но злости поднакопил – на троих.

 - Вы хоть представляете, что делаете, Алексеев?

 - Отчетливо, - оскалился Илья. Пока была неопределенность, он и подвис. А когда стало ясно, что делать – сорвался с тетивы, словно стрела. И не собирался останавливаться, пока не напьется крови.

Илья был исполнителем, исполнителем талантливым, но увы – не лидером.

 - Его высочество вас в пыль сотрет!

Илья чуть склонил голову.

 - Передайте его высочеству мои уверения в совершеннейшем к нему почтении. Обещаю прислать ему самую лучшую ступку – и пестик.

 - З-зачем?

 - Для личного употребления.

Не обращая больше внимания на титулованного холуя, полковник вскочил в седло.

 - Песню запевай!

Тор Орлов скрипнул зубами.

Полк уходил. И явно – на войну. Но куда?

Ох, как же он провалил поручение. Что ему скажет великий князь?

Тор Орлов предчувствовал опалу. А не хотелось, ой как не хотелось…

***

Жом Тигр в этот момент сидел в вагоне-люкс. И думал, что сюда только сигары не хватает.

Рюмка дорогого коньяка, сигара…

Курить ему не нравилось.

Ну и другие соображения были. Запах табака отлично выдает курящего человека. Некурящий человек его унюхает за версту. Ни к чему…

Табак – это зависимость, а зависимостей жом Тигр избегал всю свою сознательную жизнь.

Насмотрелся…

Впрочем, вспоминать сейчас детство и юность, ему не хотелось. А вот подумать о брате…

Что с ним?

Жив ли?

Хотя сердце покалывало еще вчера. И было, было у Тигра подозрение…

Что ж.

Если брат мертв…

Самого себя Тигр тоже не обманывал. Брат был единственной его привязанностью. Единственным родным и близким человеком, человеком, с которым они прошли через ад каторги, человеком, который полностью его понимал… пусть жестокий, пусть неуравновешенный, пусть хоть какой, но безмерно преданный и отчаянно верный своему брату. А это дорогого стоило.

Тигр прикрыл глаза.

 - Жом Тигр…

Услужливый лакей кланялся, и только потому не упал в обморок. Таким гневом и яростью вспыхнули глаза Тигра, которого отвлекли…

 - Выйди вон, - голос был холоден и равнодушен. – Выйди вон и не смей входить без вызова.

Лакей вылетел за дверь так, словно за ним настоящий тигр гнался.

А жом вытянулся на мягком диване и нагло скинул ботинки. Не принято?

Так носки меняйте чаще! Или портянки!

Хотя здесь и сейчас – носки. Тигр мог выглядеть как угодно, но сейчас ему хотелось выглядеть аристократом. Дорогой чесучовый костюм, шляпа, которая сделала бы честь даже великому князю, идеально повязанный галстук, сияющие, словно солнце ботинки…

И вагон, которым раньше он пользоваться права не имел.

Мечтать не мог, особенно в свете указа о посконном быдле, которое закрывало крестьянам дорогу к образованию, навеки оставляло в навозе…

Он – имеет и право, и силы, чтобы отстоять свое право. Он зубами его у судьбы вырвал! Из глотки выгрыз!

 Но не стоит о грустном. Он – здесь, а его враги…

Их уже нет. И это радует…

Жом Тигр коснулся колокольчика, и когда появился испуганный халдей, приказал принести рюмку коньяка, лимон, графин с ледяной водой и какую-нибудь закуску.

Когда все было доставлено, он запер за лакеем дверь, сбросил пиджак, и улегся на диван. Достал из чемодана книгу и погрузился в чтение.

Да, страшный порок одного из столпов революции…

Он обожал читать.

Причем – все подряд, от текстов статей жома Пламенного, до дешевеньких дамских романов. Обожал читать настолько, что забывал обо всем.

Брат знал.

И еще одним тайным пороком жома Тигра была мечта о собственной библиотеке.

Громадной.

Заставленной книгами от пола до потолка…

И чтобы посреди этой библиотеки стол, кресло – и никто не мешал…

И любовь к букинистическим магазинам, и желание время от времени копаться в старых инкунабулах, и мечта расшифровать папирус Лемана…

Ах, разве найдешь для этого достаточно времени?

Но вот эти несколько часов – они его.

И Тигр сделает все, чтобы их не потерять.

Что бы ни случилось с братом, волноваться уже не стоит. Если он мертв – волноваться поздно. Если жив – волноваться рано. А когда он приедет, тем более, не стоит волноваться. Надо будет действовать.

А коли так – не будем терять времени. И Тигр погрузился в увлекательное чтение.

История древних курганов…

Деревянные идолы на их вершинах – и старые кости под идолами. И зеркала, которые почему-то клали в могилы, и обязательно разбитые, и сломанные стрелы…

Поля, мелькающие за окном, ледяная вода, которую время от времени меняли на еще более холодную, выпитая для настроения рюмка коньяка…

Короткие минуты безмятежности.

Безмятежности – в глазе бури.

Глава 5

Всяк на большой дороге —

Переодетый князь!

Русина, село Грязнухи

Что делает проснувшийся с похмелья человек?

Правильно, ищет, где похмелиться.

Вот, фельдшер так и поступил. Начал искать, чем похмелиться, увидел на столе деньги, и цепочка вмиг сложилась…

Деньги.

Опохмелка.

Новая водка… да не паленое пойло бабки Сюры, а хорошее спиртное, с акцизной маркой, из сельской лавки. Он человек образованный, уважаемый, и всякое пойло пить не должен!

Так что фельдшер цапнул купюру (не преминув спрятать остальные), и отправился за алкоУраган. Купил несколько бутылок дорогой водки, закуску, и отправился к себе.

Откуда взялись деньги?

За какие заслуги их оставили?

Знаете, вот вы эти вопросы задавайте, когда человек в себя придет! А когда он с похмелья…

Это слишком сложно для восприятия. Главное – деньги есть, их много, их надолго хватит. А потом – потом будет видно. Он человек культурный, воспитанный, столичное обхождение знает, не то, что местное быдло, вот его кто-то и уважил… и дальше уважать будут. Наверное.

Эх, хорошо пошла!

***

 - Как ты себя чувствуешь?

Нини поежилась.

 - Знобит…

 - Это у тебя температура. Ничего, пройдет.

 - Правда?

 - Точно.

 - Анна…

 - Яна. Зина, меня зовут Яна, запомни это. Всех подведешь…

 - Яна… дурацкое имя.

 - Конечно, Нини куда как лучше. На собачью кличку похоже, - ехидно парировала Яна. И тут же смягчилась, видя, как наливаются слезами глаза девочки. Чего она окрысилась на малявку?

Ведь тепличная же девочка, судя по памяти Анны, они все здесь такие…

 - Яна… что мы дальше будем делать?

 - Ехать вперед, - Яна даже плечами пожала в удивлении. – Доедем до ближайшего крупного города, к примеру… что у нас там впереди? Ирольск?

 - Да,, вроде бы. Я не помню…

 - Я помню. Примерно. Ирольск мы проезжали, народу там много, город очень крупный, вот, там и остановимся.

 - Остановимся?

 - Конечно. Мне надо будет съездить в столицу, а ты подождешь меня в Ирольске.

– В столицу!?

Яна чуть поморщилась.

Выдавать все свои планы этой девочке она не собиралась. Та хрупнет, словно сухое печенье, при первом же нажиме. И без нажима хрупнет…

Лучше помолчать.

Но кое-что рассказать придется.

 - Зинаида, ты помнишь, в каком мы положении?

 - Да. Мама… папа…

Девочка захлюпала носом. Яна пересела к ней поближе и обняла малышку.

- Ну все, успокойся… они теперь у Творца, и смотрят на нас с облачка. И больно им не было. Правда.

 - Да?

 - Выстрел – и все. Они даже не поняли,, что умирают…

 - Яна, а как ты уцелела? Как я уцелела? Я же ничего не помню…

Яна ехидно фыркнула.

 - Скажи маме спасибо.

 - Маме?

 - Ну да. За зашитые драгоценности.

Зина ничего не понимала. Яна смилостивилась, и принялась объяснять внятно и на пальцах, как Гошке.

 - Мама придумала зашить драгоценности в платья. Пули на них наткнулись, в моем случае пуля вообще срикошетила, а в твоем скользнула по украшению и застряла в теле, не повредив жизненно важные органы. Синяк, конечно, у тебя знатный. И рана поболит, и шрам будет. Зато – жива.

О том, что выживших добивали штыками и прикладами, а девочек вообще хотели пустить по кругу, Яна говорить не стала. Обойдется ребенок без такой правды жизни.

 - Жива… живы…

 - Если ты об остальных – я не успела.

 - Ты?

 - Я, Зина. Я… я перестреляла нападавших и забрала тебя. Вот и все.

 - ТЫ!?

Глаза в девочки были большие, круглые…

Яна пожала плечами с раздосадованным видом.

 - Я… помнишь – меня в Эрляндию отправляли? Чуть не на полтора года?

 - Помню… да, помню, - кивнула головкой Зина. И тут же поморщилась от боли. – Это же давно было!

 - Давно – и недавно. Там скучно, сестричка. Бабушка не знает, на каком она свете живет, ее фрейлины – скопище старых грымз, вот мне и пришлось искать, чем заняться. Отставной военный научил меня стрелять и метать ножи в цель. Но поскольку это умение не пристало великой княжне… как ты думаешь, мама одобрила бы?

 - Никогда!

 - Вот. Пришлось молчать.

Зина округлила глаза.

 - И ты молчала?

 - Лидия знала. Все.

 - Это ТАК странно…

 - Зато живы остались.

С этим спорить было сложно.

 - А теперь что?

 - А теперь все зависит от нас. Для начала надо остаться в живых.

 - А мы…

 - Будет погоня. Наверняка. Я подожгла дом и угнала машину, нас будут искать.

 - Ой…

 - Поищут, да и успокоятся, никуда не денутся. У меня сейчас план такой. Мы пробираемся в большой город и находим, с кем уехать за границу. В тот же Борхум или Лионесс.

 - Как… как кто?

 - Инкогнито, Зина. Сначала – инкогнито, потом посмотрим, что будет твориться в стране. Мне бы тебя отослать, а дальше будет видно.

 - Меня? Почему?

 - Помочь ты мне не сможешь. А вот проблем будет много, - честно ответила Яна.

 - Ты… ты хочешь от меня избавиться?

Яна закатила глаза.

Давно она с детьми не разговаривала, теряет квалификацию. Итак, приступим.

 - Зиночка, детка, я не смогу ничего сделать с этими подонками, пока ты в опасности. Я не хочу, чтобы ты рисковала жизнью… ты должна продолжить наш род, род великих императоров…

Два часа ушли в расход.

Но – уговорила, уболтала, убедила.

Зина согласилась остаться в Ирольске, и если получится, отправиться оттуда в Борхум. Или… да хоть бы куда!

Фамильные драгоценности у нее есть, документы при девушках, а фамильное сходство с Шеллес-Альденскими у Зинаиды налицо. Придется перекрасить, кстати. И загримировать. В таком виде ее на улицу выпускать нельзя – во время революций мужики с катушек слетают и от крови пьянеют. Безнаказанность развращает, а девчонка-то симпатичная. Так сделаем из нее Страшилу, жаль, что с мудростью не получится!

Уедет за границу, и Яне руки развяжет, и сама будет в безопасности.

Практическая сметка у сестрички есть, рано или поздно сама решит, как лучше.

Или обнародовать свое спасение, или прожить жизнь тихо и спокойно…может, даже и второе выберет. Яна бы точно выбрала, да вот беда – год!

Какая уж тут тихая жизнь?! Спасибо, Хелла… это я без иронии. Хоть год, а мой! Надо рвать по максимуму! Эх, зажжем!

Что там было сказано у господ революционеров? Из искры возгорится пламя? Вот-вот. Рецепт прост. Спички, бензоколонка и немного фантазии. Мно-ого фантазии…

***

Гвардейский полк имени Величества императрицы Анны ушел Подольский округ. Был Валежный.

Телеграмма жома Пламенного не порадовала.

Вот чего им, сволочам, на месте не сиделось?

Чего им надо было!?

Гвардейцы, м-да…

Казалось бы, невелик и ущерб, и полк тот… невелик, да – кусач. Кто был на стороне Освобожденцев?

Во-первых, все запасные полки. Практически все.

Во-вторых, части, расположенные в Звенигороде и под ним. Всего около 50 – 55 тысяч человек.

Понятное дело, партия была намного больше, и людей в ней было уже под полмиллиона, но – кто!?

Крестьяне, рабочие, всякая наволочь, которая сражаться будет только за одно дело – спасение собственной жизни.

А вот полки с фронта…

Те, кто дезертировал с фронта, были на стороне освобожденцев. Кое-кто в полках – тоже. Остальные либо были резко против – этих было не так много. Либо – колебались.

Петера никто не считал достойным, но и Пламенного тоже. И тут неоценим становился Гаврюша – на первое время. Ему бы…

Может, и не поверили бы, но хоть преемственность власти бы увидели. А там уж можно работать без суеты, организовать базу, подтянуть верные части…

Был бы переворот!

Но в свое время! Годика через два! И народ бы весь был ЗА Пламенного.

А сейчас как?

За Валежным – пойдут многие. И что с ним делать прикажете?

Жом Пламенный усмехнулся.

Нет человека – нет проблемы, не так ли? И он знает, кому поручить решение этой задачи.

***

Ночью Яна отправилась к Прасковье.

Женщина уже ждала ее.

 - Тора, доброй ночи.

 - Доброй ночи, - кивнула Яна. – Что скажете?

 - Вот, возьмите, тора, не побрезгуйте.

Яна посмотрела на стол, и присвистнула.

 - Жама, вы – сокровище.

И было за что благодарить. Две большие ковриги свежего хлеба завернуты в тряпицу, крынка молока, лук и чеснок, десяток яиц – вареных?

 - Печеных, - пояснила Прасковья. – И вот еще…

И рыбка. Сушеная.

Погрызть – милое дело.

Яна крепко обняла женщину.

 - Благодарю, жама.

Впрочем, объятиям Прасковья предпочла еще один кредитный билет. Крупный такой, четвертную…

Низко поклонилась.

 - Благодарствую, тора Яна.

 - Фершал ничего не сказал?

 - Васятка за ним приглядел, говорит, он еще водки купил, дрыхнет теперь…

 - Тьфу…

Яна брезгливо поморщилась. Гнать бы такую алкашню из профессии, только вот кого на его место? Ты поди, кадры подготовь, да выучи, да условия предоставь… помнила она, как в России старались заинтересовать молодежь деревенской жизнью. Программы всякие, спонсорство…

Не особенно оно помогало!

В деревне ж как?

Вкалывать требуется! Выходные там, праздники, а корове плевать, она неграмотная. У тебя Рождество или там, Пасха, а ее все равно доить надо. Хоть ты над ней молись, хоть постись, а сена не запасешь – так и подохнет. И на поле вкалывать кверху попой…

Это вам не тяп-ляп-менеджеры, которые при удаче могут вообще не работать.

Видела Яна и таких. В универмаге неподалеку от ее дома как раз такая деревенская деваха работала, по уши счастливая, что из родной деревни вырвалась. Работы от нее дождаться было нереально. Разве что облает вдоль и поперек!

 - Еще вот это, тора…

Прасковья на радостях была награждена еще одной четвертной.

На холстинке лежали травы, которые отлично были знакомы и самой Яне.

Чабрец, душица, исландский мох, зверобой… перечислять все было долго. Но Яна знала и как применять, и где…

 - Спасибо тебе.

 - Пусть единый вас сбережет, тора.

 Яна потерла лоб.

Она, конечно, уходит. Но…

Имеет ли она право уйти вот так? Или надо хоть какой совет дать тетке? Вроде не дура, понять должна.

 - Прасковья, ты деньги лучше не оказывай. Страшные времена идут, темные. Ежели продукты купишь – покупай то, что спрятать можно. Понимаешь? Что в подвале полежит, в сундуке, что прикопать можно, что не отберут… императора, говорят, свергли…

 - Да, тора, - Прасковья слушала внимательно, старалась понять. Да и не дура она, просто мышление другое. И – страшно. Такое подумать!

Это как свой гроб выглаживать!

 - Власть меняться будет, налеты будут, погромы. Ежели увидят, что ты лучше других живешь… я бы тебе вообще посоветовала бросать все и бежать, но ты ж не уйдешь отсюда, верно?

 - Дом мой здесь, тора. Матушкина могилка. Да и муж сюда вернется…

Если вернется, - хотелось сказать Яне. Но промолчала.

Нечего такой мудростью делиться, за нее и лопатой по хребтине могут протянуть, чтобы не каркала. А потому…

 - Деньги не показывай и молчи про них. Ничего такого не покупай, помалкивай и слушай. Если есть возможность что купить не здесь, а в соседнем селе, да потихоньку домой принести – так и сделай. А еще лучше – укрытие какое в лесу себе устройте, чтобы чуть что – схватить ребят, да и туда. Ни на какие собрания лишний раз не ходи, ничего не слушай. Целее будешь.

 - Это что ж… война, тора?

Яна врать не стала.

 - Война, Прасковья. Самая страшная, брат на брата пойти может, отец на сына, родные друг на друга руки поднимут, семьи расколет, государство дрогнет. А тебе детей поднимать… вот попомни мои слова, придет время – порадуешься, если обережешься.

Прасковья медленно кивнула.

 - Я запомню, тора…

Яна уложила все в принесенный с собой мешок, попрощалась – и ушла.

Прасковья повертела в руках деньги.

А и то…

Госпожа говорила, а она смотрела на тору, и понимала – не врет. Может, молчит о чем, но не врет.

 - Мам, - высунулся с печи Васятка. – Мы о том году в Змеином Логе хорошую нору нашли, и поместимся, и снаружи не заметит никто…

И рявкнула бы раньше Прасковья, чтобы дети в Змеиный Лог не бегали (ой, не просто так он назван), еще б и подзатыльник отвесила.

А сейчас…

 - Завтра сходим с тобой, покажешь, что да как.

По осени и в Змеиный Лог можно, осенью змеи сонные, не до людей им. А если на какую и наткнешься – пусть кусает. Известно же, к осени гады свой яд теряют, закон такой…

А люди туда все равно не ходят. Гиблое место, что для скотины, что для человека…

А она пойдет. И плетень поправить чуток надо. Чтобы отодвигался удобнее, случись что – детям на задний двор шмыгнуть, и в лес нырнуть.

Страшно.

А все ж она и пойдет, и сделает…

Императоры там, политика, война…

Ей детей сберечь надо! Остальное ее не волновало!