Папа встречает меня радостно, сразу же захватывая в свои объятия. Не смотря на возраст, целых шестьдесят лет, папа все так же крепок и красив, как и на тех фотографиях из нашего семейного альбома тридцатилетней давности: волосы на голове густые, темного каштанового оттенка, тело поджарое и мускулистое, глаза такие же ярко-карие, цвета топленого янтаря. Каждый раз, когда на него смотрю, понимаю, отчего мама в него влюбилась так сильно, что от родителей сбежала, лишь бы выйти замуж.
- Я соскучился, дочка! Ты так давно меня не навещала, - громко увещевает он меня, похлопывая широкой ладонью по спине. А после тихо шепчет на ухо, - что за маскарад? Я вроде бы тебя домой звал, а не на бразильский маскарад. Еще и пахнет так, что задохнуться можно, - как бы в подтверждение слов он оглушительно чихает, прикрыв лицо ладонью. – Дочка, милая, смой с себя это, а? Я все-таки этим вечером с тобой рядом хочу побыть, а не вдалеке.
Раньше бы возмутилась такой просьбе, все-таки мне не десять лет, чтобы указывать, но теперь, пребывая в депрессии после расставания, просто пошла наверх, в ту комнату, которая мне до сих пор принадлежит в этом доме. Закрыв дверь за щеколду, скидываю с себя одежду и обувь. А вот прическу жалко, поэтому я надеваю специальную резиновую шапочку, дабы ту не повредить. Послушно плещусь под струями воды, а после лишь каплю легкой туалетной воды с ароматом цветов наношу себе на запястья. Думаю, это отца не расстроит.
Затем вновь натягиваю на себя платье, босоножки и украшения – от них отказываться не собираюсь. Из открытого окна на двор я слышу голоса мужчин, и только один из них принадлежит моему родителю, другие же незнакомы. И, судя по всему, папа пригласил не одного своего друга. Что ж, поделать я с этим ничего не могу, придется спускаться, раз уж согласилась погостить.
Вечерняя прохлада приятна. Солнце больше не пытается выжечь мои глаза, и я с удовольствием любуюсь потемневшим небом и первыми звездами, которые, словно маленькие огоньки, подмигивают мне. Улыбка сама собой появляется на моем лице. «Может, все пройдет не так уж и плохо?», - думаю я, проходя от двери по мощеной плиткой тропинке до беседки, стоящей в самой глубине сада.
Это потрясающее место, в котором я провела большую часть хороших летних деньков в детстве. Папа рассказывал, что построил беседку для своей любимой жены, когда выяснилось, что ее болезнь серьезна, и дальше двора она больше не сможет выходить. Пока силы позволяли, она собственноручно высадила розы, жасмин и лилии вокруг, и теперь, даже когда хозяйки давно нет, те каждый год радуют глаза ее дочери, напоминая о почившей родительнице.
Сейчас же в беседке, рассевшись на обитых мягкой тканью скамьях, сидят мужчины. Их четверо, вместе с отцом, и все заняты тем, что болтают и время от времени опрокидывают в себя рюмки с прозрачной жидкостью. Лишь один из них, тот, что помоложе на вид, чинно разделывается с курицей, пожаренной на мангале, а не напивается. Ему явно нравится то, что на столе полным-полно вкусной еды.
- Милая! Долго ты, - папа поднимается со своего места, вновь приветствуя. Затем представляет меня знакомым, - это Дашенька, моя гордость и отрада.
На меня заинтересованно уставляются три пары глаз. И вновь от, молодой, никак не реагирует. Теперь он весьма увлечен салатом. Отправляет его ложкой за ложкой в рот, довольно жмурясь, будто кот на солнышке. Мне даже обидно становится, потому что я привыкла к тому, что всегда получаю заинтересованные взгляды от мужского пола, а этому хоть бы хны.
- Валерий, отвлекись хоть на минуту. Еда никуда не убежит, - отец тоже замечает его равнодушие.
Только после замечания от старшего мужчина поднимает глаза от тарелки. И я замираю – такие они красивые. Голубые, словно летнее небо, с темными прожилками, ресницы длинные и густые. Матерь божья, неужели такая красота может существовать в мире?!