Сказ о смешном человеке

2

   На лестнице послышались шаги, Серега поспешно уткнулся носом в свои бумаги, дверь с усилием открылась и впустила обитательницу пустующего стола по имени Кристина, которая негромко поздоровалась, принудив соседа как бы против его желания сухо кивнуть головой, чересчур торопливо скинула дубленку, переменила модные дамские ботиночки, вызывающие ассоциации с солдатской амуницией, на изящные черные туфельки, поспешно поправила прическу перед зеркалом и замедлила движение к рабочему месту на мгновение, давшее Ратаеву время встать как бы нехотя и отойти в сторону, чтобы пропустить соседку через узкий проход между своим столом и картотечным шкафом, топорщившимся ручками многочисленных ящиков.

- Спасибо, - сказала она и проскользнула к своему столу, стараясь не задеть косо выставленный на ее пути стул.

- Проблемы с транспортом? - ехидно спросил Серега, хотя вовсе не являлся Кристининым начальником. Просто система их взаимоотношений сама собой выстроилась в пирамиду угрюмых обвинений с его стороны, которых она боялась по не известной ему самому причине.

- Так получилось, - негромко ответила Кристина, перебирая каталожные карточки и стараясь не смотреть в сторону обвинителя. Ей страшно хотелось ответить резкостью и положить конец беспочвенным посягательствам на власть со стороны такой же мелкой, как и она сама, сошки, но некое трансцендентальное чувство вновь повелительно шепнуло ей на ушко не делать подобной глупости. Кристина опять ощутила знакомый холодок под ложечкой и немеющий язык, который многие ее знакомые небезосновательно считали достаточно острым для того, чтобы насмерть отбрить любого нахала даже в самой угрожающей обстановке.

- Начальник звонил, - продолжил психическую атаку Серега, желая намекнуть, что опоздание не осталось незамеченным, но оба сумрачных собеседника знали, что, во-первых, он всегда прикрывал ее в подобных ситуациях, и, во-вторых, раскрытие тайны дисциплинарного проступка не сделает его преступлением, влекущим хоть какие-нибудь неприятности для провинившейся. - Интересовался, как дела с каталогизацией.

- Спасибо, - кивнула Кристина, не испугавшись искусственно затянутой паузы, - я ему позвоню.

Серега искоса посмотрел на нее и мысленно чмокнул губами. Колеса его мыслительного механизма туго, со скрипом провернулись в попытке изобрести скромный, но откровенный комплимент, и вновь замерли, решительно остановленные хозяином. Он даже зажмурился и тряхнул головой, чтобы выветрить из сознания милый образ своей жертвы, способный растопить сердце завзятого людоеда. Кристина умела одеваться и широко пользовалась возможностями, предоставленными ее родителями в части составления гардероба. Ей шел серый деловой костюм, включавший приталенный жакет и коротенькую узкую юбку, шла золотая цепочка на умильно тонкой шейке, и Серега злился на себя за совершенную неспособность перевести их отношения в нормальное русло. Его буквально изглодал страх пасть к ногам соседки безвольным влюбленным трупом или проснуться однажды утром влюбленным рабом, подобно заложнику в духовном зиндане.

Ратаев вспомнил, как это уже случалось с ним за несколько последних месяцев несчетное количество раз, что ему нужно выяснить, наконец, какого цвета глаза у его соседки по комнате, и внутренне чертыхнулся. Он всегда вспоминал о своем неудовлетворенном интересе в момент, когда удовлетворить его представлялось совершенно невозможным. Вот и сейчас, общий психологический настрой, созданный состоявшейся беседой, вовсе не располагал ни к вопросу на столь сокровенную тему, ни, тем более, к бесцеремонному заглядыванию в лицо исследуемому предмету. В то же время Серега уже не сомневался, что, поймав как-нибудь совершенно случайно взгляд соседки из-под изящных очков в тончайшей золотистой оправе, он напрочь забудет о цвете глаз, а лишь содрогнется внутренне и отвернется поспешно в сторону, дабы не выдать предательской слабости. Следует сейчас, немедленно, не откладывая в долгий ящик то, что можно сделать сегодня, завести непринужденную беседу, в ходе которой вопрос о цвете глаз не будет выглядеть аляповатым ярким пятном на фоне угрюмой массивной серой стены. Более того, он может вовсе не понадобиться, потому что при разговоре люди обычно смотрят друг другу в глаза и у него будет достаточно времени, чтобы разглядеть собеседницу во всех подробностях.

"Зачем? - подумал он в ту же секунду. - Зачем мне знать цвет ее глаз? Что от этого изменится?" Только одно: в очередной раз будет сделан роковой шаг, события либо потянут друг друга, цепляясь одно за другое якобы признаками благоприятного развития отношений двух совершенно разных людей, либо он сразу же получит моральную оплеуху презрительным взглядом и брезгливой гримаской на чужом лице.

- Зарплату обещают на следующей неделе, - нелогично произнес Серега вопреки собственным мыслям.

- Хорошо, - равнодушно ответила Кристина.

"Болван, - подумал дознаватель, - нужна ей зарплата, как глухому радио". Мысли вспыхивали в глубинах его мозга беспорядочно, но ярко, заставляя болезненно морщиться, словно от зубной боли, поскольку каждая казалась ему чрезвычайно несуразной. В самом деле, о чем можно заговорить с девушкой, запуганной суровым обращением на протяжении нескольких месяцев? Только о работе. Но даже разговор о работе не прозвучит непринужденно, потому что в силу отсутствия личного общения он третировал ее именно в производственных вопросах. Она наверняка считает его канцелярской крысой, не видящей света за бумажками, и тихо ненавидит за ядовитые придирки, на которые у него не было ни малейшего административного права, хотя ему и поручили инструктировать молодую сотрудницу по возникающим у нее в процессе работы проблемам.

Погрузившись в океан задумчивости, Серега утратил чувство реальности и углубился в сосредоточенное разглядывание подшефной. Она сидела, умещаясь целиком на фоне окна; от шторы осталась под самым потолком лишь обильно измазанная краской леска с редкими крокодильчиками, и Кристина виделась в мертвенном пасмурном свечении хмурого дня, скрадывавшем ее очертания, но придававшем ей облик потусторонней неприступности, символом добра из страшной сказки. Свет играл в русых волосах, строго стянутых в косу дракончиком; только трогательные очки безжалостно нарушали сказочную иллюзию, грубо возвращая зрителя в Москву конца века двадцатого.

Кристина оторвалась от своих карточек и внезапно, с катастрофическим запозданием переполошив Серегу, бросила на него короткий взгляд. Ментальный н*******к вздрогнул, изумленно вперился в низкий потолок, перечеркнутый парой тонких трещин, и потрясенно откинулся на спинку стула. Попался! Как школьник, как последняя бездарь, в секунду разрушил тяжелое здание неприязни к себе, старательно воздвигаемое на протяжении долгого времени в сознании потенциальной искусительницы. Теперь она знает, что он вовсе не равнодушен к ее прелестям, а подвержен их чарам в той же степени, что и любой другой представитель мужского племени, из чего закономерно следует: он такой же, как все; им можно манипулировать; в случае необходимости его можно закабалить; он не представляет опасности.

Таким образом, мяч окончательно и бесповоротно перешел на ее половину, в мгновение ока изменив ситуацию на прямо противоположную: теперь вынужденным и затравленным стало его молчание, а не ее; его нарочитая холодность превратилась в бессильную попытку скрыть интерес к особе соседки по тесной комнатке; любая его попытка заговорить означала полную и безоговорочную капитуляцию, если же таковую предпримет она - смейся, паяц! К тебе снисходят из милосердия.

Телефон затрезвонил как нельзя кстати, в момент, когда одураченный интриган безнадежно прожигал взглядом собственный стол, чтобы случайно не повторить печальный опыт недавнего прошлого.

- Слушаю! - схватился он, как за соломинку, за перевязанную синей изолентой телефонную трубку.

- Сережа, не могли бы вы сейчас зайти к нам? Есть одно очень личное дело, - ответил аппарат нежным голосом Тамары Аркадьевны.

- Разумеется! - радостно взвился Серега со стула, едва не прожегшего ему турецкие джинсы, и ринулся вон из комнатки вниз по лестнице в другое помещение, именуемое на жаргоне сотрудников "отделом", поскольку каморка, в которой бурно развивались личные отношения молодой поросли, являлась как бы придатком, пожалованным отделу ввиду практической невозможности разместить весь персонал в одном месте.

В отделе Серегу радушно встретили многочисленные женщины, составляющие костяк подразделения, от лица которых добродушная Тамара Аркадьевна заявила, что средства на подарок для Кристиночки в связи с надвигающимся ее днем рождения собраны полностью, и ответственную миссию совершения покупки отдел постановил поручить ему как единственному мужчине (еще одним был начальник, неуязвимый для такого рода посягательств), которому, к тому же, сподручней пробежаться в свободное время по магазинам, ибо он все еще, невзирая на старания отдела, не обременен домашними хлопотами.

- Откуда я знаю, что ей надо? - хмуро буркнул Серега с вялой надеждой отбиться от позорной капитулянтской миссии.

- Ей надо духи с терпким привкусом или черную тушь для ресниц, желательно "Макс фактор", но не "Стретч маскара", - безапелляционно парировала Тамара Аркадьевна. - Мы все установили точно.

- Разве "духи с терпким привкусом" - это точно?

- Бросьте, Сережа, не привередничайте. Если боитесь ошибиться, купите только тушь, останутся деньги на хороший букет. - Тамара Аркадьевна требовательным жестом протянула ему семь десятитысячных купюр, прицепленных скрепкой к заполненному подписному листу. - Честно говоря, вы нам спасибо должны сказать: вам предоставляется шанс отличиться.

- Не собираюсь я отличаться, - беспомощно пробурчал Серега, принимая материализованное поручение. - Цветы куплю, а путаться с женскими причиндалами - увольте.

- Да пора уж учиться и с женскими причиндалами распутываться, - многозначительно продолжила тему Тамара Аркадьевна. - Я просто отказываюсь вас понимать, Сережа. Неужели Кристиночка вам совсем не нравится?

- Причем здесь нравится или не нравится? - нахально удивился Серега, постепенно приходя в себя после ужасного потрясения. - На мои способности разбираться в духах и туши мои чувства никак не влияют.

- Но они не могут не повлиять на ваше желание научиться разбираться в духах и туши. Я надеюсь, вы все же намерены хоть когда-нибудь жениться? К этому времени совсем неплохо научиться делать женщинам удачные подарки. Или вы собираетесь дарить жене кастрюли и сковородки?

Серегу всегда поражала способность Тамары Аркадьевны рассуждать о несуществующем предмете как о данности, но сейчас она превзошла себя. Столь неприкрытое давление на него осуществлялось впервые, хотя тонкие намеки и улыбки сопровождали его и Кристину всякий раз, как только они появлялись в отделе одновременно.

- Да ладно вам, Тамара Аркадьевна, зря стараетесь. - Полностью овладев собой, Ратаев принял позу древнеримского сенатора, набрал полную грудь воздуха и отчаянно бросился подыгрывать, вкладывая в исполнение этой задачи все свои актерские и ораторские способности без остатка. - Вы всерьез рассчитываете поженить меня на королеве Марго? Я, в принципе, не против женитьбы, но моя готовность к столь серьезному шагу носит чисто теоретический характер: приятно представить милую жену и очаровательных детишек, но в следующее мгновение вспоминается, что все они требуют финансовых вливаний и затрат нервной энергии, поэтому никаких практических шагов делать не приходится.

Приближаясь к концу столь неожиданно длинной тирады, Ратаев испугался, что она выдает его подлинные эмоции, поэтому несколько сбился с ритма при жестикуляции правой рукой, развивавшейся в начале фразы вокруг его головы, подобно ханскому бунчуку.

- Очень славно! - вскинула брови Тамара Аркадьевна. - Вы только посмотрите на него! Человек, принесший себя в жертву финансовым обстоятельствам!

- Да, я именно такой человек, - гордо вскинул голову Серега. - А ваша Кристиночка вдвое младше меня и привыкла хорошо питаться, а также, что еще хуже - шикарно одеваться. Ей хочется красивой жизни, романтической любви, свадьбы с принцем и прочей чепухи, которой ей не сможет дать ни один тихий клерк вроде меня.

- Какой кошмар! - всплеснула руками Тамара Аркадьевна. - Я, правда, впервые вижу, чтобы красивой жизни искали в нашей богадельне. По-моему, вы имели достаточно времени, чтобы убедиться: Кристина - девочка строгая, вдумчивая, требовательная к себе. Могла бы ведь преспокойно пожить под крылышком у родителей до выгодного замужества, ан нет: работает у нас, а на танцульки, я полагаю, при такой жизни времени не остается.

Серега помахал перед собой в воздухе народными купюрами, словно пытаясь развеять фимиам, накуренный его злополучной соседке по конуре, и повернулся, чтобы выйти прочь в порыве оскорбленного самолюбия, но Тамара Аркадьевна остановила его за рукав:

- Подождите, Сережа, мы ведь не договорили! Я хочу понять, почему вы упорно не желаете обращать внимание на симпатичную девушку, с которой проводите дни напролет.

- А вы не догадываетесь?

- Нет! - изумленно сложила пухлые ручки на груди Тамара Аркадьевна. - Разрази меня гром, не догадываюсь!

- Да потому, что вы все меня к этому подбиваете при каждом удобном и неудобном случае, - мстительно бросил потенциальный распутник, заподозренный в монашеских настроениях. - И ее, небось, тоже.

- В самом деле? - ужаснулась провокаторша. - Ну, так это просто исправить! Женщины, сейчас же даем подписки о прекращении всяческих попыток склонить к браку неженатых и незамужних членов трудового коллектива! Быстренько, быстренько!

Тамара Аркадьевна засуетилась, нашла листы чистой бумаги, уселась за свой стол и составила документ, в котором торжественно брала на себя обязательство не посягать на счастливое холостячество отдельных сотрудников, ценящих его дороже, чем святой долг каждого настоящего мужчины.

Женщины сгрудились у нее за спиной, наперебой со смехом перечитывая текст уникального документа, и охотно ставили подписи с расшифровкой фамилий, словно дело и впрямь представляло немалую важность для нормальной работы отдела.

- Заняться вам нечем, что ли? - недовольно буркнул Серега, дожидаясь возможности самолично ознакомиться с плодом коллективного бюрократического разума.

- Это уж мы сами будем решать, молодой человек, - сурово отрезала из гущи народной удерживавшая инициативу Тамара Аркадьевна. - Кстати, о птичках: Кристиночка на вас жалуется. Говорит, совсем ее запугали, слова не даете сказать, изображаете из себя большого начальника, хотя не являетесь даже маленьким, издеваетесь над ее неизбежными по молодости ошибками и вообще беспардонно ее угнетаете. Ладно, жениться не желаете, но зачем же п********ь бедняжку?

- Она у меня проходит курс молодого бойца, - скучно пояснил Серега, думая о недавнем событии в сумрачной каморке. - Если не выдержит, то незачем на эту специальность тратить время и деньги.

- А кто из нас устраивал курс молодого бойца для вас, я что-то не припомню?

- Из вас никто в армии не служил, а посему никто и не был обуреваем страстью поиздеваться над ближним. А ей вот не повезло.

- Действительно, не повезло, - задумчиво произнесла Тамара Аркадьевна, вновь поднимаясь из-за стола. - Вот что, молодой человек, не пытайтесь пудрить мне мозги. Вы над ней издеваетесь, потому что боитесь самого себя. Все расписались?

Последний вопрос относился к развеселившимся сотрудницам, в бурных дебатах заканчивавшим процедуру оформления бумаги, долженствовавшей ознаменовать новую эпоху во внутриотдельских отношениях. Серега принял ее с серьезным видом, удовлетворенно оглядел собравшихся и произнес короткую речь о непреходящей важности для любого человека иметь свободу выбора не только на общественном, но и на личном фронте, ибо лишь свободный от давления извне индивид сможет сделать выбор, в котором ему некого будет обвинить, кроме себя самого, что, в свою очередь, в кризисной ситуации заставит его осознать свою ответственность и приложить все усилия к поискам наименее болезненного выхода из кризиса, а не разрушать хрупкое сооружение личностных связей двух разных людей под предлогом, что его вынудили к установлению упомянутых связей не зависящие от него обстоятельства.

Речь прервалась в кульминационной фазе звуком хлопнувшей двери, Серега обернулся и едва не икнул от испуга, увидев прямо перед собой заинтересованную Кристиночку. Если бы оратором оказался кто-либо иной, она, скорее всего, спросила бы, что происходит; но в центре событий находился он, и она неловко промолчала, будто стихийные торжественные собрания в рабочее время случались в отделе регулярно.

- Я звонила начальнику, - сказала она после чудовищной паузы, в течение которой успела понять, что собрание имело к ней прямое отношение, - но он не отвечает. - Молчание по-прежнему висело над коллективом подобно небесному проклятию, поскольку Кристина как бы не задала никакого вопроса, и все смущенно размышляли над своими непроизнесенными и непроизносимыми фразами. - Он утром интересовался каталогизацией, - бесхитростно обошла Кристиночка Серегино имя в своем несложном повествовании, - я уже закончила этот месяц; наверное, нужно кому-нибудь отдать?

Она продемонстрировала в подтверждение своих слов принесенный ею и остававшийся до тех пор незамеченным (хотя был на виду) каталожный ящик, плотно набитый исписанными карточками, и потерянно оглядела присутствующих в поисках содействия.

- Давайте его мне, Кристиночка, - нашлась Тамара Аркадьевна, - разберемся.

- Я пошел, - отрешенно заявил Серега, чем окончательно подтвердил факт взаимосвязанности своей речи и успешно завершившей каталогизацию личности. Более того, он с глупой запоздалой поспешностью спрятал за спину подарочную кассу и едва ли не пятясь покинул помещение с видом первоклассника, уличенного в подглядывании за девочками.

Выбросив по дороге подписной лист и зачем-то спрятав в карман коллективную подписку, Серега поднялся по лестнице к каморке, нашарил на дверце пожарного крана возле нее ключ, вставил его в замочную скважину, с усилием провернул и вошел внутрь, превратившись из первоклассника в столетнего старика. "Идиот. Полная бестолочь! - думал о себе несчастный. - Так долго держался и в один день все угробил!" Семьдесят тысяч жгли ему пальцы, он бросил их на стол и некоторое время оставался на месте, борясь с искушением хорошенько удариться лбом о стенку. Затем, испугавшись вдруг возвращения Кристины, бедолага лихорадочно оделся, путаясь в рукавах, и выскочил на улицу, что до безобразия напоминало побег.

Вдохнув полной грудью морозный воздух и выдохнув густое облако пара, он зажмурился ненадолго, упиваясь ароматом свободы от чрезмерно долгого общения с женщинами, и в эти недолгие счастливые мгновения обнаружил в собственной руке злосчастные тысячи. Недоуменно повертев их перед глазами, Серега вздохнул, сунул деньги в карман и понуро отправился по внутреннему двору к проходной. Утрамбованный до ледяного состояния снег под ногами давно утратил последние признаки белизны, превратившись в многомесячный зримый укор неразумной цивилизации, идущей к гибели через ею же созданный миф о собственной исключительности. Будущий покупатель шел по нему осторожно, памятуя о нескольких болезненных падениях, случившихся от пренебрежения песочными дорожками и самоуверенности.

Магазинов в округе хватало, выбирать престижные не позволяла сумма, и Серега направился к ближайшему, намереваясь в случае необходимости совершить круг, но выполнить задание здесь же и сейчас, чтобы не саднила в памяти унизительная обязанность материально подтвердить свершившуюся капитуляцию.

Все начинается вновь. Он купит подарок и цветы, его неминуемо заставят преподнести их новорожденной, рухнет взломанная бронированная дверь взаимного недоверия, и он в очередной раз бессильно забьется в силках раболепной привязанности. Цветистые романы о роковой любви давно вызывали у Сереги аллергию своим неправдоподобием, ибо его собственный печальный опыт доставлял одни неприятности и разочарования, влекущие за собой депрессию и нежелание жить.

Его поражала кошмарная закономерность, с которой очаровательные создания, не отвергнувшие с порога его ухаживаний, превращались в видения горячечного бреда, понуждавшие денно и нощно ревновать их ко всякому (включая подружек и домашних животных), кто приближался к ним хотя бы на пять метров или, тем более, разговаривал с ними. В пору особо жестокой страсти Серега проводил вечера за анализом увиденного за день и размышлял, насколько опасны новые и старые знакомства для несчастной, павшей жертвой ужасающей любви неправдоподобного человека. Его чувства изначально беременны смертью, они неизбежно умирают под собственной тяжестью, оставляя ему лишь горечь бессонных ночей да стыд за яростную ненависть, поглощавшую все его существо при первых признаках возможного счастья.

Витрина магазина возникла внезапно, сама собой, к удивлению Сереги, который не помнил, куда идет. Мимо спешили прохожие, пряча носы в шарфы и воротники, дети резвились, с разбегу скользя по накатанным ледяным дорожкам и падая кувырком, похожие на смешных колобков в многочисленных зимних одежках, а в витрине стояли босоногие манекены в платьях и костюмах, лысые и безглазые, словно пришельцы из других миров. Рядом с манекенами на яркой драпировке были расставлены разноцветные футляры и флаконы всевозможных форм и размеров, от которых за километр разило женственностью и пороком. Ратаев потратил несколько драгоценных минут своей короткой жизни, разглядывая пиршество незримой эротики и думая о тщете всех мужских попыток проникнуть в таинства женской вселенной, способной выставить напоказ средства обольщения, но полностью сохранить впечатление недоступности и отсутствия интереса к сближению с иной галактикой.

Внутренности магазина оказались менее целомудренны: в поисках парфюмерии Серега довольно быстро набрел на выставку дамского белья, шарахнулся от нее прочь из страха навлечь на себя подозрение в неуравновешенности чувств и тут же наткнулся на искомый отдел. На прилавке под стеклом искусительные приспособления выстроились поротно и повзводно, в соответствии с конкретным предназначением и происхождением; Серега принялся рассеянно их разглядывать, периодически забывая о цели своего визита и сбиваясь на отвлеченные размышления о сути женского начала. Подобные мысли всегда одолевали его в местах, где оно правило бал, как бы часто это не случалось. У прилавка толпились озабоченные женщины, они толкали его, загораживали вид, отвлекали продавщиц деловитыми расспросами, чем невольно аранжировали мысли одинокого скитальца, затерявшегося в их рядах.

"Духи или тушь?" - подумал он наконец, вновь вернувшись в себя из состояния некоторой ошалелости. Флакончики ароматной жидкости стоили не меньше сорока пяти тысяч, что вопиющим образом диссонировало с их микроскопическими размерами и вызывало неуважение к национальной валюте. Более солидные флаконы отпугнули незадачливого покупателя нулями на ценниках, более многочисленными, чем могли позволить себе сотрудники его родного учреждения, даже если бы в течение года ежемесячно делали отчисления в один-единственный поздравительный общий фонд. Тушь заказанной марки оказалась в изобилии и по доступной цене, но цилиндрический футлярчик, напоминающий толстую ручку, хотя и был раза в три или четыре объемнее самых крохотных флакончиков духов, все равно не имел солидного вида подарка, деньги на который собраны аж с семи человек. "Да при чем тут размер? - убеждал себя Серега. - Неужели тридцать батонов хлеба в качестве подарка на день рождения выглядят лучше?"

- Простите, - обратился Серега к продавщице через плечо дамы, углубившейся в изучение номенклатуры предлагаемых ей товаров, - нельзя ли... - Он оборвал вопрос, так как продавщица не обратила на него ни малейшего внимания, занимаясь проблемами покупательниц, и внутренне проклял русский язык, так и не давший своим носителям обращения к незнакомой женщине, не влекущего за собой ни сдавленного раздражения с ее стороны, ни пощечины, ни смеха окружающих. - Простите, можно попробовать духи! - крикнул Серега, забыв придать восклицанию вопросительную интонацию.

Продавщица, не поднимая головы, пододвинула что-то по прилавку в его сторону, и он, изогнувшись и немилосердно толкнув локтем соперницу, оказался у цели, обнаружив там планшетку с язычками бумаги, которые издавали ароматы всех оттенков, предлагаемых магазином. Серега вовсе не был уверен, что понимает значение термина "терпкий привкус", но принялся осторожно нюхать язычки, изумленно осознавая, что один запах сладкий, другой цветочный, третий чересчур резок, пока не обнаружил один, которому на удивление шло определение "терпкий". Озадаченный объемом своих познаний в парфюмерии Серега объявил продавщице о сделанном выборе, поинтересовался, нет ли в магазине обменного пункта и, получив положительный ответ, отправился в указанном направлении, чтобы избавиться от недолго гостившего у него в кармане чужестранного президента.

Он брал в долг с заранее определенными намерениями, в которых грядущее торжество никак не учитывалось, но действовал с отрешением от мирских проблем, достойным любого схимника, способного осознать, что влечение к семнадцатилетней девушке - не порок, но предопределение свыше.

Уплатив за тушь тридцать пять тысяч общественных рублей, а за духи - четыреста пятьдесят тысяч своих, полученных ценой унижения, Серега вышел из магазина с ощущением себя как последнего кретина, осужденного на вечные муки за беспредельную разнузданность слабого характера.