Ангельские перья

3 -3

 Бим и Бом переглянулись и взялись за руки, как будто собирались, как минимум, прыгать с крыши, и начали говорить в своей манере, говоря по очереди по предложению, которые, впрочем, звучали будто от одного человека. 

 - Мы родились в цирке шапито. Наш отец был иллюзионистом, а папа коверным клоуном. Из-за того, что папа был крупным, а роды происходили не в больнице, никто так и не определил, что папа носил двойню вместо одного ребенка. Он был несколько разочарован, что ребенок родился мелким, несмотря на крупный живот, но роды были легкими, и это единственное, что радовало. Родне в цирке сообщили, что ребенок родился, а местный врач вышел набрать воды, чтобы помыть ребенка.    Отец оставался рядом с супругом и помогал принимать сына. Он очень удивился, когда вместо последа родился еще один ребенок. Тоже некрупный и на удивление молчаливый. Отец быстро сориентировался и спрятал второго ребенка, не сказав о его рождении даже утомленному супругу. Он спрятал второго ребенка в собственном реквизите, и все в цирке были уверены, что родился только один малыш. Отец до этого был весьма равнодушен к супругу, но тут не отходил далеко от сына. Он сам приносил ребенка на кормление папе, а потом сам докармливал, поскольку тот все равно оставался голодным.     В цирке все умилялись такой родительской преданности, но цирк как раз переезжал на новое место и все были заняты своими делами. Стоило шапито начать разворачиваться на новом месте, как случилась трагедия. При разгрузке стропы у груза сорвались, и нашего папу придавило упавшей будкой. Врачи, местные и вызванные из города, ничего не смогли сделать, и наш папа умер от внутреннего кровотечения.   После этого наш отец собрал свой реквизит и своего сына и ушел из труппы. Не то, чтобы родственники папы жалели потерять бестолкового зятя и достаточно слабого фокусника, им было жалко терять внука, но отец был непреклонен и уехал на другую планету, вначале жил на случайные заработки, а потом прибился там к другому шапито. Так мы начали свою жизнь. Пока один был на виду, второй был спрятан в ящике. Отец даже оформил документы на одного ребенка, назвав его Бибом.    Наш отец был никудышным иллюзионистом, но великолепным карманником и карточным шулером. Вообще-то, на это мы и жили время от времени, когда его выгоняли из разных трупп. Дело в том, что у нашего отца была нездоровая тяга к бутылке, и, как вишенка на торте, он был клептоманом. Еще ладно, если бы он тянул что-нибудь ценное, но его, как ворону, привлекали блестяшки и, как правило, именно на них он и палился, как сопливый малолетка.   Переехав на другую планету, отец остановился в большом мегаполисе и до тех пор, пока нам не исполнилось три года, почти честно работал на различных работах. Он нанял нянечку, которая присматривала за детьми, и все свободное время проводил с нами. Он натаскивал нас, как щенков, под свои нужды и требования. А кроме этого, он собирал деньги на новый реквизит. Он придумал оригинальный номер с телепортацией живого человека, как вы понимаете, этим человеком был его собственный сын.   Но цирковая тусовка на каждой планете – это достаточно замкнутая система, и в ней, как на коммунальной кухне, все знали все и обо всех. Для того, чтобы прослыть «настоящим иллюзионистом», отец должен был скрывать второго ребенка в первую очередь от своих же. Поэтому он приучал нас с братом, что пока один сын «гуляет», второй должен тихо прятаться в ящике и не издавать лишних звуков.    В цирке достаточно ручных питомцев, да и просто любопытных коллег, жадных до чужих секретов. Если бы в цирке узнали, что детей двое, то его, скорее всего, высмеяли бы, как шарлатана, но все видели только одного малыша, и документы были только на одного ребенка. Это сбивало все настройки и заставляло настороженно относиться к профессионалу подобного уровня. Отец прибился к шапито, когда нам исполнилось три года, и мы вполне осознанно выполняли все его требования и были приучены к послушанию просто на уровне инстинктов.       Кроме этого, отец основательно подготовился для будущей работы, помимо нового оборудования для номера и костюмов, он купил собственный трейлер, и поэтому никому в труппе не был в тягость. Костюмы были красивыми, номер был зрелищно поставлен, и поэтому мы без труда попали в достаточно сильную труппу. Там, кроме людей – гимнастов, воздушных акробатов, жонглеров и эквилибристов, были животные, и поэтому цирк возил с собой не только купол, но и небольшой зверинец, и, кроме этого, несколько небольших аттракционов для детей.       Поэтому первые впечатления о цирке и труппе у нас были самые радостные. Пожалуй, самые лучшие и сильные за все время. Солнечная погода, улыбчивые, добрые люди, которые приняли нас, как родственников. Ну, вернее они приняли ОДНОГО мальчика. Его носили на руках, дарили конфеты, баловали и, конечно, пытались накормить.     Ребенок был худеньким и похожим скорее на омежку. Отец нас и одевал соответственно, в бантики и трусики с рюшиками. Мы все равно пахли для всех карамелью, и поэтому никого не смущала порой излишняя худоба ребенка. Ну, омежка же!! Придет время – округлится, где надо. Да и зрители к маленьким омежкам более доброжелательны, чем к маленьким альфочкам. Тем более, если эти альфочки не милые крепыши, а худые, как палочки, с запавшими от недоедания глазами.    Отец специально держал нас впроголодь и кормил только по утрам и немного днем, для того, чтобы кишечник к вечеру был пустой и мы могли прятаться в реквизите так, чтобы даже «свои» не могли понять, куда именно девается ребенок и как он переносится из одного ящика в другой. Со временем отец стал совершенствовать номер, добавляя ему сложностей. «Пустой» ящик протыкался шпагами насквозь, а потом открывался и показывалось, что шпаги на самом деле занимают все пространство внутри и красиво блестят под светом софитов. Пока один из нас улыбался зрителям, раскинув руки, второй висел, раскорячившись в черном трико под крышкой ящика, извиваясь между воткнутых шпаг.     Но все равно, это были самые счастливые воспоминания о детстве. Все считали нас стеснительными, потому что мы никогда не ели при посторонних. Если нас угощали, мы прятали любую еду в карман и бежали в трейлер, чтобы там съесть. Но мы никогда не ели поодиночке. Даже леденец мы лизали по очереди, если не было возможности его разгрызть и поделить.     На пьянство отца все вначале закрывали глаза, а когда посетители стали жаловаться на то, что у них вытащили кошельки или часы, насторожились. И стали присматривать за отцом более внимательно. Его поймали за руку свои же, и для начала поговорили с легким мордобоем. И отец немного угомонился.    Но время шло. Мы росли, если не в ширину, то в длину, и скоро помещаться в реквизите стало тяжело. Отец ранил шпагой вначале меня, а потом и брата. Он проткнул нам ноги, мне правую, а брату левую. Вот это и заметили СВОИ. Они заметили, что ребенок прихрамывает, причем то на одну, то на другую ногу. Но когда он был травмирован, никто не видел. Они, даже поймав одного из нас, обнаружили сквозную рану, которая начала нагнаиваться.    Каково же было их удивление, когда поймав ребенка в очередной раз, с врачом, чтобы оказать ему помощь, обнаружили рану на другой ноге… Отец бросил ребенка в трейлер и, переругавшись со всеми, рванул с места, подальше от растерянных людей. Но устроиться в другую труппу у него не получилось. «Голубиная почта» работала безотказно. Все знали, что он запойный алкоголик, и вдобавок ко всему, карманник.      Никто не хотел неприятностей. Рано или поздно все бы закончилось вызовом полиции в шапито и громкими разборками, а этого, естественно, никто не хотел. Мы колесили по планете достаточно долго, от одного цирка до другого. Для того, чтобы заправить трейлер и наскрести денег на пропитание, отец показывал карточные фокусы, как уличный фокусник, а иногда подворовывал все, что «плохо лежало».     Нам было по пять лет, когда отцу удалось прибиться к передвижному луна-парку. Ему разрешили ездить со всеми и выделили место для выступлений, с единственным условием, что он с ребенком постоянно будет на глазах и не будет лазить по карманам. Отец торжественно поклялся здоровьем единственного сына, что с прошлым покончено и он выучил горький урок.        Так и получилось. Он в то время не лазил по карманам. Он научил нас, что и как надо делать. При этом, каждый вечер он честно проводил на самом открытом пятачке вместе с сыном, показывая незамысловатые, но зрелищные фокусы. А в это время второй сын обчищал карманы людей, внимательно следящих за фокусами отца и брата. Придраться к отцу было невозможно, да в луна-парке работали один или несколько удачливых карманников, но только вот отец был чист, как стеклышко. Он не сходил с положенного пятачка от начала вечера и до поздней ночи.        У отца в то время приключился бурный роман с одним достаточно стервозным омежкой, бурный секс заканчивался не менее шумными разборками, но все крутилось, в основном, вокруг нежелания отца пускать зазнобу в свой трейлер. Они с упоением трахались, а потом отец выставлял милого друга на улицу и не соглашался на совместное жилье. Отец все еще надеялся на возобновление номера, но все упиралось в деньги на новый реквизит и костюмы для детей, которые за это время еще подросли.     Итогом отцовских любовных похождений стал маленький омежка, которого кандидат в супруги принес в корзинке и оставил внутри отцовского трейлера. Омега рассчитывал, что его пригласят следом, но не тут то было. Отец признал сына, а омегу выгнал окончательно. Так у нас появился младший брат – омежка Бэлли. Нам к тому времени было по семь лет. Мы вытянулись и уже не походили на омежек. Но отца это уже не смущало. Теперь он разрабатывал новый номер, не для цирка, а для концертных площадок, и маленький ребенок должен был исполнять роль обезьянки, отвлекая на себя внимание зрителей.      Работать, имея младенца в трейлере, было проблематично, и отец даже на какое-то время прекратил воровство. При этом отец не переставал учить нас карточным фокусам, различным правилам карточных игр, и как можно передергивать и мухлевать в различных компаниях и карточных раскладах. Он готовил из нас шулеров на пару себе. Так, чтобы в дальнейшем использовать как подсадных для «разведения оленей». Кроме этого, он не переставал заниматься нашей физической формой. Мы не должны были терять гибкость для того, чтобы потом работать в номере.     А потом ему пришла идея использовать нас, как «форточников». Мы были гибкие и ловкие, и как коты, могли пройти по любому карнизу и протиснуться в любую щель. Нам он говорил, что это все надо, чтобы собрать денег на реквизит. Но по факту, он пропивал большую часть. При всем этом он выглядел заботливым отцом, воспитывающим двух детей – одного альфу и маленького омежку. Чтобы в трейлер не лезли переживательные* помощники, он бросил луна-парк и отправился в вольное плаванье.      Теперь мы с братом были основными добытчиками денег. Но сколько веревочке ни виться… однажды власти сложили два плюс два и отца вызвали на допрос. Всех сбивало, что он всегда был на виду вместе с детьми, но в то же время количество однотипных квартирных краж совпадало именно с его появлением. Отец вернулся с допроса с трясущимися руками и перепуганный настолько, что даже бросил пить. Он бросил трейлер и, схватив самое ценное, бросился в космопорт, чтобы удрать в любое место, главное, подальше от возможной тюрьмы.        Мы не будем рассказывать, как именно он по одним документам сумел протащить и второго сына-альфу, но не прошло и суток после допроса, а мы уже летели на другую планету, которой волей случая стала Земля. Вернувшись на родную планету с одним чемоданом и двумя (как бы) детьми, он отправился на поиски людей, которые смогли бы ссудить ему денег под его «честное слово». Такими людьми стали родственники папы, которые с восторгом приняли обратно не столько зятя с довеском, сколько сына родного погибшего сыночка.     Они помогли купить обшарпанный рыдван**, который стал нам домом на оставшееся время. Кроме этого, ссудили недостающие деньги для изготовления инвентаря и на пошив костюмов. Причем костюм для старшего ребенка пришлось шить дважды, поскольку «его испортил малыш». Мы так и продолжали прятаться с братом, выходя наружу по очереди, Бэлли к тому времени было уже два года, он был красивым, но совершенно молчаливым ребенком. Отец приучил его, так же, как и нас в свое время, молчать при посторонних. Улыбаться и в самом крайнем случае отвечать односложно. Вскоре отец показал родне номер «телепортация», и после недоуменного почесывания затылков, его пригласили работать в цирке.     Никто не мог понять, как у бестолочи может получиться действительно стоящий номер, и почувствовали подвох, но решив не отпускать от себя внука, поставили номер отца в программу выступления. И с тех пор мы стали выступать шесть дней в неделю и получили возможность познакомиться с родней и многому научиться.     Обычно, приезжая в новый город, детей в обязательном порядке устраивали в ближайшую школу и, хотя мы там были совершенно никому не нужны, но на Земле есть четкие инструкции для всех, что все без исключения дети обязаны получить хотя бы образование второй ступени. Так мы попали в школу в возрасте девяти лет и были совершенно оглушены всем происходящим. Естественно, мы с братом ездили в школу по очереди, но мы серьезно отнеслись к возможности стать умнее, и поэтому приложили много усилий, чтобы научиться читать и писать. А потом едва не заучивали все учебники, которые нам попадали в руки. Мы учились днем и работали вечерами, а по ночам мы совершали вылазки в близлежащие дома, раздобыть денег на очередные проекты отца.       Но нас учили не только в школе, все родственники пытались научить нас всему, что умели сами и поражались нашим успехам. Мы легко жонглировали (разработанными отцом руками), были гибкими, как коты, и даже порой помогали на подмене у эквилибристов. А когда Бэлли стал подрастать достаточно смышленым ребенком, попытались уговорить отца сделать для нас самостоятельный номер на обруче и подвесных лентах. Родственники папы все так же недолюбливали пьянчужку отца, а единственный внук (как они считали) был отрадой для их сердца.     Они даже пытались уговорить внука бросить отца и перейти под опеку деда или любого из дядь. Но только отец очень четко нам объяснил, что если мы решимся на подобное, то под опеку попадет только ОДИН внук. Второго он зарежет у всех на виду вместе с Бэлли. Мы знали, что отец на подобное способен, и поэтому продолжали лавировать, не желая отказываться от идеи рано или поздно выйти из-под его опеки.    Мы не столько боялись за себя, сколько за малыша Бэлли. Он рос кротким, как овечка, и обожал вечно подвыпившего отца. Пока цирк переезжал из одного города в другой, мы росли, Бэлли рос, отец продолжал строить планы и спиваться. Но отец слышал все разговоры за своей спиной и не был согласен терять все то, что имел. Номер и дополнительные деньги за счет наших ночных набегов. Поэтому, когда Бэлли подрос достаточно, чтобы выглядеть на сцене очаровательным помощником, он загрузил свой реквизит, детей и поехал на покорение «новых горизонтов».         Мы достаточно долго колесили по различным городам и выступали на концертных площадках увеселительных заведений. Нам исполнилось по двадцать и у одного из нас уже были документы, но мы ждали, когда Бэлли исполнится шестнадцать и отец оформит ему самостоятельные документы, а не вкладыш в свой паспорт. Мы бы забрали братика и ушли куда-нибудь, возможно даже к родне, хотя вряд ли, там бы нас отец в первую очередь искал. Сделали бы свой номер, мы уже даже потихоньку тренировались. Воздушные эквилибристы! Это было бы красиво и реквизита минимум…     Но однажды вернувшись под утро с очередными трофеями, мы обнаружили пустой рыдван. Отец и братишка пропали. Мы волновались, но опрос случайных соседей ничего не дал. Никто ничего не видел, а камеры наблюдения у мотеля показали, что отец вызвал такси и куда-то уехал вместе с Бэлли. Отец вернулся на третий день, когда мы пробежались по всем моргам, больницам и ветеринарным клиникам. У пьяного вусмерть отца обнаружилась приличная пачка денег и нам пришлось потратить много сил, чтобы привести его в чувство и добиться связных ответов.       Оказывается, эта сволочь по ночам уезжала в притон играть в карты. А Бэлли брал для отвода глаз. Чтобы все смотрели на него, а не на то, как отец карты передергивает. Но в этот раз отцу не повезло, а вернее, Бэлли. За столом оказался более ушлый картежник, чем он сам. Он просек отца и сам развел его на деньги. На большие деньги, а когда выяснилось, что денег у него нет, потребовал в залог оставить Бэлли. Отец повозмущался, но потом решил, что сможет отыграться. Он назначил за Бэлли цену и выставил его на кон. Вначале он выиграл, а потом проигрался, но потом опять поднялся… Так они играли почти сутки, пили, закусывали, а потом опять играли. Отец уверял, что ему фартило, но в итоге его выставили из дома с деньгами, и отец еще сутки пил, а потом проспался и пришел домой. А тут мы такие неласковые…       То, что он пришел в рыдван без Бэлли, он вспомнил, только когда мы его ножичками стали тыкать для протрезвления. А потом мы долго допытывались, где именно находится тот притон, где он играл. Он, конечно, вспомнил в итоге…

     Близнецы замолкли и сжали четыре руки в один общий кулак, переживая по-новому все происходящее. Их никто не торопил. Все уже догадывались, что именно произошло с их братом, но надо было, чтобы история была рассказана до конца. Братья помолчали немного и, собравшись с силами, расцепили пальцы и сели на кресле, всем своим видом пытаясь доказать, что им не больно. 

 - Мы знаем такие дома, - братья опять говорили по очереди, - мы не раз бывали в них с отцом. Такие притоны незаметны с улицы и вывески у них нет. Чтобы попасть туда, надо точно знать, что именно ты ищешь, а порой, и условный стук или слово. Это не то, чтобы для богатеев каких, но у ублюдков, что там обитают, как правило, полно деньжат в карманах. Поэтому такие дома можно вычислить по охране на входе и прочим приметам. Главное, знать, как туда попасть… Но в этот раз нам не требовалось официальное приглашение, и поэтому мы пролезли в кошачью дверку с черного хода.     На улице ночь приближалась к рассвету, и поэтому в доме было тихо. Только на втором этаже горел свет. Мы вначале связали охранника и кого-то из работников, кто так не вовремя зашел на шум. А потом отправились на розыски брата. На первом этаже двое играли в карты и пили, а вот на втором этаже голый альфа дрых на смятой кровати. В комнате пахло братиком, но только его самого не было видно. Альфа был крупный, но запах брата был явный и мы рискнули зайти. На кровати были пятна крови и спермы, а в ванной наш маленький братик сидел в ванне с перерезанными венами.      Он был еще живой. Белый, с синяками под запавшими глазами, он сказал, что ему стыдно, что он грязный и ему холодно… Он умер от потери крови у нас на руках, и мы не успели бы его довезти… надо было быстрее разыскать этот проклятый дом… или хотя бы быстрее найти нашего малыша… Но что теперь говорить… Мы убили того альфу, а потом спустились и убили тех двоих в гостиной. Они тоже были виноваты в том, что случилось. А потом убили охранника, потому что он охранял не тех… потому что не вступился…    А потом принесли из рыдвана пару шашек взрывчатки. Мы ее возили с собой на всякий случай. Засунули ее в духовку, открыли газ и все двери в доме. А потом зажгли свечу на столе и, подхватив тело брата, вышли из дома. Мы долго ждали взрыва. Думали уже, что ничего не получилось, а потом рвануло, знатно так… у соседних домов окна повылетали, на самом доме крышу снесло, как крышку с кастрюли!! Ну там крик, вопли, пыль столбом, а мы потихоньку уехали. Мы отправились за город искать тихое и красивое место, чтобы похоронить малыша… 

    Пока искали, пока хоронили, потом просто сидели и думали, что делать дальше… Отца кастрировали сгоряча. Он всегда думал не тем местом, что для этого создано… И мы как-то совершенно забыли о том бете-работнике, что попался нам вместе с охранником. Когда мы охраннику горло перерезали, беты не видели, да и голова была занята другим. А сученыш, оказывается, сбежал и доложился кому надо. И за нами началась настоящая охота. Мы бросили рыдван, угнали машину, погоняли по городу и пригороду, а потом еще полиция подключилась, и мы, бросив машину, попытались слинять на своих двоих, но нас загнали бы, как зайцев… 

   Но тут мы увидели армейский баннер, про второй шанс и прочее. Ну, мы рванули туда, а там мужик такой брутальный скучает. Мы все ему выложили, и про брата, и про погоню, и про взрыв. Сказали, что согласны на все, потому что нам даже полиции сдаваться не резон, нас бы прирезали еще до суда. Мужик посмотрел на нас, на людей, что бегали по улице, а потом закрыл дверь изнутри и сказал, чтобы мы шли за ним. Он отвел нас в подвал. А там двери лифта. Мы даже растерялись. Какой такой лифт, если мы в маленьком двухэтажном доме в захолустье. Но двери открылись, мы вошли туда следом за мужиком и лифт вдруг провалился куда-то.        Нам показалось, что прямо к центру Земли. А там серые офисные стены и полно деловых людей в форме. Нас завели в комнату и устроили настоящий допрос. Что, кто, откуда, почему нас двое, а документы одни. Как мы прятались, что умеем, где отец, что мы сделали с теми альфами в доме, и так по кругу. Потом дали поесть и ушли, оставив нас вдвоем. Мы поели, а потом заснули. Они нас разбудили и посмеялись. Говорили, что мы первые, кто заснули у них. Ну, а нам терять нечего, мы так и сказали, а они предложили пойти в спецвойска. Мы согласились, а они сказали, что нам сделают укол в сердце и посадят туда нанобомбу, как страховку, что не убежим и будем делать, что надо, а не то, что хочется. Расклад был такой: или на расправу к мафии, или в спецвойска. Ну, мы и согласились…       Нам прямо там сделали укол, а потом доставили сюда и сказали, что у нас есть четыре недели, чтобы найти команду и отправиться дальше, а иначе наши трупики доставят к ближайшему крематорию на удобрение. Мы пытались найти группу, но как-то не сложилось, а время поджимает. Здесь без окон и часов разобраться, сколько прошло, можно только очень примерно, если судить по ночевкам бабуинов… так что вот… спрашивайте, если что надо… 

 - А как родня не поняла, что вы разные люди, - Грешник встал и потянулся за кофе, - вы ведь уже не дети, а значит, и запах альфий уже был. 

 - Мы пахнем почти одинаково, - близнецы улыбнулись друг другу, - яблоками, зеленым и красным. Запахи похожи, и если кто и обращал внимание на нюансы, то мы отшучивались. И потом мы спали вместе с рождения, одежду носили одну на двоих, поэтому одежда пахла нами двумя, да и не давали мы себя сильно уж обнюхивать. А вот Бэлли начинал уже пахнуть. Взрослел мальчик. Запах у него был дивный – земляничный. Просто сказка, а не запах… 

 - Э-э, - Джей поднял руку, как отличник на уроке, - у меня земляничный запах. Я надеюсь, вы к этому отнесетесь нормально? 

 - Врешь!! - близнецы бросились к омеге и стали жадно обнюхивать шею и волосы, полезли под мышки, пока на них Грешник не гаркнул, и близнецы недовольно отошли, - от тебя не пахнет! 

 - Здешнее мыло перебивает любой запах, - Джей пожал плечами, - надо неделю не мыться, чтобы запах вернулся. Только зачем мне вам лгать? Мой запах станет для вас проблемой в дальнейшем? 

 - Нет, нет, - близнецы замахали головами, - у братика запах только-только появлялся, нам будет даже приятно ощутить родное и любимое… как будто ты наш братик, только взрослый… 

 - Ладно, - Джей растер лицо руками, собираясь с мыслями, - надо придумать, как пройти испытание боем и убраться отсюда.

 От размышлений их отвлек Свен, он трубно высморкался в угол салфетки с булками и с придыханием засопел, пытаясь успокоиться. 

 - Ты чего? - Грешник с интересом наблюдал за истерикой. 

 - Бедные – бедняжечки, как вам всем досталось, - Свен тяжко вздохнул, - один только я сюда пожрать зашел, да так и остался…  

Примечания:* не исправляйте)**в старину большая дорожная карета, в данном случае громоздкий трейлер