Соавторы Бога

День четвертый 21

Радлов смотрел на своих слушателей не без настороженности. Его не оставляло ощущение, что чуть ли не каждое произносимое им слово имеет свой отчетливый резонанс. Но и молчать он уже не мог,  говорить заставляла неведомая сила, которая разрасталась внутри него, как злокачественная опухоль.  Он уже знал, что все, что он сейчас произносит, будет иметь свои последствия. Но в нем крепло странное ощущение, что даже вопреки своему желанию он должен идти до конца. Хотя, что это за конец, он не представлял. Но то, что он непременно наступит, то, что  цепь событий уже запущена, он чувствовал всеми клетками своего тела.

- Современная литература переживает глубокий кризис, - говорил Радлов, расхаживая вдоль стены. – Он имеет много аспектов. Мы не будем останавливаться  на всех из них, попытаемся сосредоточиться на самом главном. Хотя  с другой стороны, кто знает, какой аспект главный. - Он окинул взглядом аудиторию. Ему показалось,  что все как-то чересчур напряженны, как паства, ждущая откровения своего пророка. – А давайте сделаем так, - вдруг неожиданно для себя предложил Радлов, - пусть каждый назовет свою причину кризиса. А потом сравним с моим мнением. Кто первый?

- Я с вами не согласен, Александр Львович, никакого особого кризиса я не вижу, – возразил Черницын. – Все  идет  своим путем.

- Хорошо, тогда пусть скажет нам издатель. Ощущает он кризис или нет? Как ты думаешь, Леонид?

Несколько мгновений Велехов сосредоточенно молчал.

- Кризис не только существует, но  он стремительно нарастает. Если подходить к издательскому процессу строго, то поток книг, которых стоит издавать, быстро мелеет.  Хотя рукописей становится все больше и больше. Я с ужасом открываю электронную почту, каждый день на нее приходит десятки новых творений.

- Что вы думаете, Лада?

Лада направила на Радлова два мощных луча из своих глаз. По-видимому, по ее замыслу, они должны были поразить его прямо в сердце.

- Я думаю, что людям сейчас читать становится все менее интересно. Все, что описывается в книгах, можно пережить в реальной жизни. Поверьте, это гораздо захватывающе.

- Любопытное суждение. А что скажите вы,  Игорь Олегович?

Шурчков недовольно посмотрел на Радлова. У него явно не было желания участвовать в дискуссии.

- А почему вы решили, что есть кризис, по мне, так все идет  нормально. Идет борьба. Но она всегда существовала. Одни побеждают, другие проигрывают.

- С этим я согласен, что одни побеждают, другие проигрывают, - кивнул головой Радлов. – Но это скорей относится к людям, чем к литературе.

- Что вы скажите, Константин?

 Сальников ответил Радлову безучастным взглядом. И Радлов понял, что этот вопрос его волнует меньше всего.

- Можно я не будут отвечать, - подтвердил   Сальников его догадку.

- Это ваше право. Хотя, согласитесь, немного странно, что писателя не волнует, что происходит в литературе. – Радлов повернулся к Карташову. Он сознательно оставил его и Неждану на последок. – Владимир, ваш черед.

- Литература утратила смысл, - коротко ответил Карташов.

- Уточните, что вы имеете в виду? – попросил Радлов.

- А разве не понятно, - не без удивления и даже с укоризной посмотрел Карташов на Радлова. – Что тут еще можно прибавить.

- А знаете, вы, Владимир, абсолютно правы,  – согласился Радлов. – Тут действительно не убавишь, не прибавишь. А что вы скажите, Неждана?

Радов с волнением ждал ее ответа. Она смотрела на него своими прекрасными глазами и молчала. Молчали и все остальные, тишина была такая, что слышался любой шорох.

- Я согласна с Володей. Литература утратила свое предназначение. В ней отсутствует тайна, хотя много таинственности. Но ее единственная цель – заманить читателя. Когда я читаю настоящую книгу, у меня возникает ощущение, что я беседую с богом.  Но за последнее время с помощью книги я ни разу с ним не вела беседу. И я не понимаю, зачем тогда это нужно, зачем писать такое произведение? Я так не хочу.

Радлов сел на стул и попытался сосредоточиться.

- Полагаю, что опрос был не слишком репрезентативный, но весьма показательный, -  произнес он. – Я согласен с Карташовым, литература переживает кризис утраты смысла. Как и все, она пережила этапы развития. Сначала это был долгий этап восхождения, затем начался период нисхождения. Этим двум этапам соответствуют разные фигуры писателей.  На первом этапе это был писатель философ или писатель пророк, или бытописатель и критик действительности. Литература старалась осмыслить мир и воззвать к его изменению к лучшему. Вместе с философией она задавала самые сложные вопросы мироустройства, смысла жизни, ставила перед человеком задачу нравственного и интеллектуального совершенствования. По большому счету для человечества она выполняла функцию лаборатории по осмыслению самых фундаментальных процессов  и поиска решений на возникающие вызовы. Но, как известно, времена изменяются, и мы меняемся вместе с ними. Наступила эпоха всеобщей грамотности, всеобщего высшего образования. Казалось бы, литература должна воспарит на небывалую высоту. Произошло же все с точностью до наоборот. Ее уровень  стал резко пикировать вниз. Она перестала не только отвечать на вопросы, но перестала даже их задавать. Количество талантливых писателей, лауреатов престижных премий, лидеров продаж стало расти по геометрической прогрессии. И одновременно  произведения становятся все примитивней.

- Зачем вы нам все это рассказываете? – раздался громкий возглас Черницына.

Радлов посмотрел на него.

- С моей точки зрения это очень важные темы. Я хочу, чтобы мы все поняли, как становились раньше и как становятся писателями сегодня. В этом заключается один  из самых важных ключей к пониманию творческого процесса. В прежние времена писатель являлся интеллектуальной элитой общества. Образование, знание жизни, высокий культурный уровень и, конечно, талант, возводили его на этот пьедестал. Не случайно на писателей смотрели как на небожителей. Сегодня, чтобы стать писателем, ничем этим  не обязательно обладать, я убежден, что в нынешних условиях потенциально им  может стать чуть ли не каждый второй. Умение грамотно писать при разработанных жанровых стандартах позволяет легко создавать литературные произведения. Все отличие заключается лишь в способностях использовать эти стандартные приемы. У одних это получается лучше, у других – хуже. Но   принципиальной разницы между теми, у кого это выходит лучше, и у кого хуже,  нет. Вот потому многим и кажется, что дорога к писательству открыта и доступна.   Надо только немного чему-то подучиться, освоить какие-то приемы – и все будет в порядке.

- Что же вы предлагаете? – спросил Сальников,  слушающий Радлова с большим напряжением.

- Что я предлагаю? Задуматься каждому из присутствующих о том, чего же он хочет? Свою задачу я вижу не только в том, чтобы помочь каждому из вас продвинуться в творческом плане,  но чтобы вы определили для себя – а нужно ли вам заниматься этим делом. Может быть, пока не поздно  найти другое занятие. Тем более в современном мире роль и значение писателя все больше стремится к нулю, он уже ничего не выражает, в лучшем случае только развлекает. В каком-то смысле он превратился в шута наподобие шутов при королевских особах. Только теперь он становится шутом у любого, кто купит его книгу. Нравится ли вам такая перспектива?

- А мне плевать, - отозвался  Сальников. – Главное, чтобы деньги платили.  

- Тогда у вас нет проблем. Вам как раз в современные писатели.

- А вы разве не такой? – желчно посмотрел на Радлова Шурчков.

- Закономерный вопрос. Но, насколько я могу судить, каждый из вас читал хотя бы одно мое произведение. Поэтому пусть каждый решает сам - такой я или другой. Готов в любой момент выслушать откровенное мнение любого из вас. Можете начинать прямо сейчас.

Радлов оглядел присутствующих. Несколько мгновений никто не шевелился, все лишь смотрели на него. Внезапно поднялась Неждана.

- Я сюда приехала именно потому, что Александр Львович один из тех немногих писателей,  который пытается найти утерянный смысл и вернуть литературе ее душу. И я считаю, что вопрос поставлен абсолютно верно: все ли те, кто умеют писать, должны становится писателями? Когда-то надо остановить эту вакханалию псевдотворчества. Иначе люди просто превратятся в идиотов. Причем, и те, кто пишет, и те, кто читает. Эта литература разрушает и тех и других. Поэтому я предлагаю каждому подумать о том, стоит ли идти по этой дороге?

- Тебе надо, ты и думай, - словно выплюнул  слова Черницын. – Мне, например, думать нечего. Не тебе решать, кому оставаться в литературе, а кому уходить.

Неждана повернулась к Черницыну.

- Не хотела говорить, но что касается вас, то к вам это в первую очередь  относится. Ваши книги – это и как раз то, о чем только что говорил  Александр Львович. В них нет ничего, чтобы могло бы по настоящему заинтересовать. Мне было очень скучно их читать.

Черницын внезапно вскочил с явным намерением броситься на девушку. На его пути стал Карташев. Несколько мгновений молодой  пожилой мужчина  мерили друг друга взглядами. Затем пожилой снова сел на свое место.

- Ты сперва чего-нибудь напиши, а уж потом рот разевай, - произнес он.

- Давайте не будем ссориться, - примирительно проговорил Радлов. Эта вспышка враждебности встревожила его не столько сама по себе, сколько оттого, что возникла между Черницыным и Нежданой. Он не ожидал, что именно между ними могут возникнуть такие сильные разногласия.  Выпад Нежданы его удивил, она ему казалось мягче и снисходительней.

- Если я вас обидела, Сергей Юрьевич, то прошу прощения, - в ответ на обращение Радлова извинилась Неждана.

Черницын посмотрел на нее и что-то пробормотал столь нечленораздельно, что никто не смог разобрать сказанных им слов. Радлов не был уверен, что он извинился перед Нежданой, но решил принять это бормотанье за извинение.

- Будем считать, что это маленькое недоразумение исчерпано. А сейчас предлагаю всем немного отдохнуть.

Но Радлов понимал, что ничего не завершено, более того, велика вероятность, что все только начинается.