Mania Divina

Часть третья. Глава 3

В четверг, двадцать седьмого февраля, я решил возобновить анамнез и вновь пригласил Лилию Алексеевну в свой кабинет. Войдя, та села передо мной на стул (не в кресло), но на просьбу продолжить воспоминания осторожно помотала головой, слабо улыбаясь.

— Я бы не хотела сегодня, Пётр Степанович.

— Почему?

— Мне стыдно. Я скверная, злая. Мне кажется, я смеюсь над вами, невольно. Мне кажется, вы даже сами это замечаете. Кто я такая, чтобы над вами смеяться? Я душевно нездоровый человек, пожалуйста, сделайте скидку на это и простите меня, если я вас чем обидела!  — проговорила она с чувством. — А если начну сегодня, снова не удержусь. И ещё мне нужно подумать. Посидеть, помолчать, подумать, смириться с тем, что я здесь, понять, что дальше. Я знаю, что с моей стороны это кажется очень высокомерным, вы же хотите помочь мне, тратите ваше время, а я тут вдруг смею ставить какие-то условия. Но, Пётр Степанович, пожалуйста!

Она сложила ладони на груди, не молитвенно, как католики или буддисты, а в замóк, но казалось, что именно молитвенно.

Я тяжело вздохнул.

— Конечно, Лиля, я ведь не могу вас заставить…

— Можете, — возразила она.

— Каким образом?

— Ну, у вас, наверное, есть какие-нибудь препараты, которые развязывают человеку язык…

Я улыбнулся её наивности: конечно, есть! Ещё у нас есть компьютер в каждом кабинете, томограф и служебный вертолёт. 

— Кстати, Пётр Степанович, мне… назначат… медикаменты? — выдохнула она.

— Я ваш врач, Лиля, и я вам пока ничего не назначал.

— А назначите?

Мне вдруг захотелось пошантажировать её: она мне — откровенность, я ей — отсутствие медикаментозного вмешательства. (Вообще-то пациенты обычно ему не сопротивляются: многим, скорее, приятна мысль, что им вводят лекарство, и лекарство «само работает».) Но тут же, к счастью, пришло в голову соображение о том, как непригляден такой шантаж.

— Я обещал Галине Григорьевне, Лиля, что не буду использовать медикаменты, непосредственно влияющие на кору головного мозга и нервную деятельность, — ответил я. — Я и вообще пытаюсь воздерживаться от них, не только с вами. Чем больше будет ваша воля к исцелению, тем легче мне будет выполнить своё обещание.  

Девушка вся вспыхнула, я первый раз увидел краску на её бледном лице.

— Спасибо! Что бы я за это не сделала! Так вы всё-таки хотите, чтобы я сейчас осталась?

Я снова вздохнул.

— Хочу, но и не хочу тоже. Мне не нужен такой анамнез, который я из вас, Лиля, выдавил прессом благодарности.

Девушка встала.

— Я вам обещаю, Пётр Степанович: если вы не назначите мне лекарства, я вам всё расскажу, что вы только ни попросите! Я все ваши указания буду выполнять безропотно! Это не актёрство, поверьте!

—  Верю, верю! — ответил я, почти смеясь. — Идите уже, Лилия Алексеевна! Думайте над своей жизнью! И не забудьте мне потом рассказать, что вы надумали…