Шаповалов смотрел, как небольшой самолет идет на посадку. Вот он коснулся колесами земли, покатился по посадочной полосе и, наконец, остановился.
Шаповалов двинулся по летному полю к самолету. Сына он не видел более полугода. Но никакого прилива отеческих чувств сейчас не испытывал. Если что он и испытывал, то опасение, что добром их общение не кончится. Все последние разы, когда они оказывались вместе, ничего хорошего из этого не выходило. Нет, они не ссорились, но уж лучше бы ссорились. Между ними царило холодное и тотальное непонимание. Филипп мог находиться рядом с ним, но при этом за целый час не сказать отцу ни слова. Причем, сам он никогда первым не заговаривал, отвечал же на вопросы вежливо, но набором ничего не значащих выражений. Это доводило Шаповалова почти до исступления, но он понимал, что если даст волю своим чувствам, то окончательно и бесповоротно проиграет поединок. А он сознавал, что это может быть самый важный для него поединок, который обязан выиграть. При этом Шаповалов иногда ловил себя на странной мысли, что этот поединок важен для него не только потому, что в нем участвует сын, а имеет большое значение сам по себе, вне зависимости от того, кто стоит по ту сторону баррикады. Эта битва двух разных миров. Но к какому миру принадлежал Филипп, Шаповалов не представлял, хотя узнать и хотел и пытался. Но все попытки не увенчались успехом. Более того, он уже догадывался, что и не увенчается, Филипп не пустит его к себе. И единственный шанс попасть в эту заповедную зону – через другого человека.
Шаповалов подумал о Марине. Верно ли он поступил, что поручил эту ответственную миссию практически незнакомому ему человеку. Он даже не удосужился собрать о ней хоть каких-то сведений. Эта мысль пришла к нему совершенно спонтанно, когда он увидал ее утром на корабле. В конце концов, решил он, Филиппа все же природа создала мужчиной. И когда-то у него должны проснуться все присущие этому полу инстинкты. А если к тому же помочь им это сделать…
Мысли Шаповалов вдруг прервались, он увидел, как по трапу спустился Филипп и быстро пошел ему на встречу. Невольно он залюбовался сыном: среднего роста, тонкий, как тростиночка, с красивым смуглым лицом, на котором выделяются большие черные глаза. Он был копия своей матери, которая была настоящей красавицей. Парню повезло, что он пошел внешностью в нее; пошел бы в него, был бы таким же неприглядным. Да только что толку.
Шаповалов не очень уверенно направился навстречу сыну. И тем больше сокращалось между ними расстояние, тем сильней замедлялись его шаги.
Шаповалов остановился в метре от Филиппа. Его раздражало то, что он не знал, как себя вести даже в такой, казалось бы, простейшей ситуации: обнять ли сына, поцеловать ли, или ограничиться рукопожатием. Филипп же смотрел на отца точно так же, как бы смотрел на чужого человека. И даже не порывался поприветствовать его.
Шаповалов протянул ему руку, Филипп подал свою. Они обменялись рукопожатием. Затем Шаповалов сделал жест, отдаленно напоминающий объятия.
- Как добрался, Филипп? Перелет ведь был длительным, - поинтересовался отец.
- Все прошло нормально, – лаконично отозвался юноша.
Шаповалов знал, что других слов от него не дождется, даже если будет ждать целый год.
Они прошли к машине и сели рядом на заднее сиденье. Автомобиль помчался по петляющей, словно ленточка, узкой дороге. Шаповалов поймал себя на том, что не знает, о чем говорить с сыном. Но и молчание было в тягость. Чем больше они будут молчать, тем сильней будет нарастать между ними отчуждение. Ему просто необходимо начать разговор. О чем угодно.
- Ты занимаешься спортом? – поинтересовался Шаповалов первым, что пришло на ум.
Филипп с некоторым удивлением посмотрел на отца.
- Нет, меня не привлекает спорт.
- Странно, такого молодого человека спорт должен привлекать. Я в твоем возрасте обожал спорт, мог часами гонять мяч. Но тогда, что же тебя привлекает?
- Ничего, - спокойно, даже скорей безучастно ответил Филипп.
- Ничего! – не то удивился, не то возмутился Шаповалов. - Как это может быть. Ты нормальный здоровый парень, такого не бывает. Не хочешь мне говорить?
- Да нет, - слегка пожал плечами юноша, - у меня нет особых пристрастий. К тому же учеба занимает много времени.
- Значит, тебе нравится учиться.
- Я обязан это делать. Иначе, зачем поступал.
Шаповалов почувствовал раздражение. Он боялся, что оно перейдет в ярость. А он знал, что когда им овладевает этот зверь, он теряет над собой контроль.
- Но человек не может жить, если его ничего не интересует, если ему ничего не доставляет удовольствие. Это аномально! – Шаповалов пристально взглянул на сына, но его слова не произвели на того ни малейшего впечатления.
- Не знаю, я как-то не думал об этом, - проговорил Филипп.
- А если подумать.
- Но зачем. Я делаю то, что мне надо. Не понимаю твоих претензий.
«А если он, в самом деле, не понимает, о чем я говорю, - подумал Шаповалов. – Нет, этого не может быть, не идиот же Филипп, в конце концов. По-своему он даже умен. Только ум необычайно странный, понять который сумеет далеко не каждый. Но главное даже не это, а то, что с таким умом далеко не уйдешь. И уж точно ничего не наживешь, а только все растеряешь».
- У меня нет претензий. Просто я хочу знать, чем ты занимаешься, что тебя интересует, чего ты хочешь? Согласись, для отца это вполне естественные желания.
- Разумеется, я готов отвечать на твои вопросы.
- Тогда ответь, не появилась ли у тебя девушка? - Шаповалов с замиранием сердца ждал ответа.
- Не появилась, - прозвучал невозмутимый ответ.
- И ты не пытался?
- У меня не было на это времени. Все уходит на учебу.
- Ты так серьезно к этому относишься?
- Не знаю, просто не остается времени – и все.
- Я часто встречаю студентов. Никто не жалуется на нехватку времени. У всех хватает его на самые разные вещи.
- Наверное, это так. Но у меня получается по-другому.
- Разве ты менее способный, чем другие?
- Да нет.
- Тогда почему?
- Я не знаю, так получается.
Шаповалов понимал, что вместо этого разговора можно было и молчать, результат был бы тот же. Самое ужасное, что он даже не представляет, как прошибить эту железобетонную стену. А прошибить надо, ведь он наследник всего его богатства. И дал же ему бог сынка. Точь-в-точь, как его мать.
Шаповалов вспомнил свою жену, но усилием воли прогнал ее образ. Он старался, как можно меньше думать о своем браке. Если бы не его производное – сын, он бы постарался навсегда вычеркнуть эти годы супружества из памяти.
Шаповалов решил больше не допытываться о том, как живет сын. Все равно ничего тот ему не скажет.
- Надеюсь, Филипп, тут тебе понравится, – произнес Шаповалов. - Это прекраснейший остров. Увидишь мою яхту, судно замечательное. Мы совершим большой круиз. Ты не против?
- Нет, буду рад.
Хоть чему-то он рад, подумал Шаповалов.
- К тому же тут собралась любопытная кампания. Обещаю, скучно не будет.
- Мне не бывает скучно.
- Никогда? – слегка удивился Шаповалов. - А вот мне кажется, что вся моя жизнь посвящена борьбе со скукой. Коли так, тебе будет легче жить.
- Может быть. Не знаю.
- Конечно, не знаешь, тебе еще рано это знать. И чем позже узнаешь, тем лучше.
- Тебе видней.
- Да, мне видней, - пробормотал Шаповалов. – Я много перевидал на своем веку. И могу с тобой поделиться своим опытом. Поверь, он многого стоит.
- Я верю, но не хочу.
- Тебя не интересует мой опыт? – уколола Шаповалова обида.
- Да, папа, он мне вряд ли пригодится.
- Этого никто не знает наперед.
- Мне так кажется.
- Поверь, все еще десятки раз переменится. Сейчас тебе кажется одно, а через какое-то время все будет выглядеть по другому. Мой тебе совет: ничем и никогда не пренебрегай. То, чего не надо сегодня, понадобится завтра.
- Мне вполне достаточно того, что я имею.
Шаповалов откинулся на спинку кожаного сиденья. Он провел рукой по лбу и смахнул пара капелек пота. Такого напряжения, как во время этой поездки, он испытывал не часто. Хотя попадал в самые разные ситуации. Черт его знает, как с ним разговаривать, как вести себя. Одна надежда на эту деваху. Пообещать ей чего-нибудь еще? Нет, вполне довольно, за то, что она выпросила, будет рыть землю.
Впереди показался белоснежный корпус яхты, и Шаповалов с облегчением вздохнул. Можно немного передохнуть, заняться другими делами. Хотя они тоже совсем не радуют.
- Приехали, Филипп. Видишь, это и есть наша яхта. - Шаповалов сознательно выделил интонацией слово «наша», но Филипп никак не отреагировал на намек отца. Он лишь бросил беглый взгляд на корабль и отвернулся, рассматривая нависающие над морем горы. Зрелище было красивым, но Шаповалов предпочел, чтобы сын рассматривал бы кое-что другое.