Тропа кровавых цветов

Эпизод девятый

***

Настоящее. Замок Дракулы

Тревор вздохнул, застёгивая неплотно набитую дорожную сумку. В углу спальни тихо выругалась Сейфа – тщетно пыталась засунуть что-то в свой багаж.

– Дай помогу. – (Тревор подошёл и критически поднял бровь – три сумки зияли распахнутыми пастями, как голодные чудовища, и их кожаное нутро распирало изнутри так, что, казалось, они скоро лопнут). – И мы всё это повезём? Но…

– А как же? – раскрасневшаяся Сейфа, сидя на корточках, подняла усталые, но взбудораженные глаза. – Плащи, бельё, банные халаты, мои женские штучки, амулеты на всякий случай – всё это занимает место, а ты как думал? На уменьшающие чары у меня сейчас не хватит сил – уж прости, они сложные.

– Да не надо никаких чар, – растерянно сказал Тревор, умещая пару бархатных туфелек с подвязками между двумя загадочными свёртками. – Но вот зачем тебе, например, туфли? Разве ботинок и комнатных тапочек недостаточно?

Сейфа посмотрела на него, как на круглого идиота. Впрочем, он давно привык к такому взгляду, поэтому не обиделся.

– Бельмонт, мы едем на ярмарку, к тому же в честь праздника! Значит, наверняка там будут танцы, ещё какие-то весёлые занятия. Я не смогу быть в жутких ботинках там, где другие женщины будут в приличных платьях и туфлях!

– Да, но мы же всего на три-четыре дня…

– Ну и что?!

– Ладно… Может, я просто отвык от вещей, которые делают нормальные люди. – (Вот это зря, не надо было так говорить. Тревор прикусил язык и щёлкнул застёжками сумки, надеясь поскорее заглушить неловкую паузу). – Готово, туфли влезли! Что-нибудь ещё, миледи?

– Пока что нет, но я ещё подумаю… – пробормотала Сейфа, обводя спальню приценивающимся взглядом. – А ты уже собрался, так быстро?

– Да, чего мне собирать-то? Пара рубашек, штаны да оружие… На всякий случай, – добавил он, увидев встревоженный взгляд Сейфы. – Как и твои амулеты. Сейчас мирное время, но мы окажемся там, где полно незнакомцев. Сама знаешь, в такой обстановке я не очень-то спокоен.

– Да, знаю… – охнув, Сейфа приложила ладонь к животу и пересела с пола на пуфик. Переплела пальцы в замок, отчего-то погрустнев. – Ты думаешь, мы никогда не научимся, да? Как… Нормальные люди.

Что-то надсадно сжалось внутри; Тревор отвернулся.

Ты научишься, а я нет.

– Не знаю. Честно, я просто не знаю. Я… Пойду поищу Адриана. Надо кое-что обсудить по маршруту и провизии.

…Адриана не было ни в его комнате, ни в кабинете, ни в библиотеке. Тревор немного поразмыслил – и вдруг понял, где он может быть. Где он может захотеть побыть один в ночь перед отъездом.

В ночь накануне своего дня рождения.

– Твоя комната, – произнёс он, толкнув узкую деревянную дверь на вершине западной башни. Адриан любит смотреть на закат – видимо, любил ещё в детстве, раз граф Дракула и Лиза устроили детскую именно здесь.

Всмотреться в уютный полумрак. Увидеть бледный стройный силуэт, замерший у подоконника.

– Да, – тихо сказал Адриан. Грустная низкая нота – будто кто-то ненароком коснулся струны.

Тревор вздохнул. Маленькая кровать, письменный столик с принадлежностями для рисования, шкафы с книгами и игрушками – лошадка, покачивающаяся туда-сюда от любого прикосновения, заяц с оторванным, криво пришитым ухом, тряпичная кукла с копной рыжих волос-ниточек, чучело странной птицы с ярким оперением – жёлтым, зелёным, розовым, – кажется, таких называют попугаями. Тускло мерцающие звёзды и планеты на потолке; карты Валахии, Европы и мира на стенах.

Большое обугленное пятно на полу – чёрное, как сажа, чёрное даже в почти полной темноте. Сейфа предлагала убрать его остатки заклятием, но Адриан отказался.

Место, где он отправил в ад своего отца. Убил его. Точнее, так все они тогда думали.

Чёрная мантия, узкий белый клинок. Оскаленные клыки, алые глаза, распахнутые в последнем ужасе; гримаса, перекосившая бледное лицо, похожее на восковую маску. Грохот и огонь, заполонившие замок. Вонь крови и копоти в воздухе.

«Прости».

Что звучит в его ушах, когда он сюда возвращается? Крики боя, предсмертные хрипы? То самое еле слышное слово?..

Тревор нерешительно шагнул вперёд.

– Мне уйти?

Адриан дёрнул плечом – он едва заметил это мелкое движение. Потом присел на широкий подоконник. Он вертел что-то в руках – Тревор сощурился, пытаясь рассмотреть, но у него не получилось.

– Как хочешь.

Прочистить горло. Поразмыслить. Не стоит тревожить его в обители его одинокого детства – и всё-таки...

– Хотел сказать... Я рад, что мы завтра едем. Просто рад. Давно хотел просто поехать с тобой куда-нибудь, выпить, повеселиться... Может, даже подраться, – он хмыкнул. – Вне замка и всех этих хлопот. Как будто...

– Как будто в старые добрые? – не скрывая ироничного скепсиса, подхватил Адриан. Поднял глаза – жёлтые щели, мерцающие недобрым кошачьим светом. Тревор сглотнул слюну.

– Да. Почему бы и нет?

– Странно. Видимо, супруга заразила тебя своей деланой бодростью.

– Видимо, ты не в настроении? – в тон ему уточнил Тревор.

– Возможно. – (Желтизна глаз опять устремилась в сторону, и Тревор наконец разглядел, что у него в руках – в мучительно-прекрасных длинных пальцах, белых, как мрамор. Бутон розы – засушенной. Стебель обрезан где-то наполовину). – Моё настроение – не твоя забота.

Шипит. Ершится. Тревор протянул руку, отчаянно желая коснуться – плеча, локтя, волн волос, чего угодно, – но одёрнул себя.

– От девушки из прошлого? – кивнув на розу, спросил он.

Короткая заминка. Адриан провёл кончиком пальца по сухим лепесткам.

– Можно и так сказать. От матери.

Можно было бы и догадаться. Придурок.

– Ты знаешь, что они оба могут быть живы? Недавно до меня снова дошли такие слухи.

– Они живы, я знаю это точно, – отстранённо, с удивительным холодным спокойствием подтвердил Адриан. Положил розу на подоконник, глядя в тускло-багровые, лиловые и голубые ромбики витражного стекла. – Живы и в Лондоне.

– И не хочешь выйти с ними на связь? – пытаясь справиться с шоком, пробормотал Тревор.

– Нет. Не хочу.

– Ясно.

Они помолчали. Тревору многое хотелось сказать – и как ему жаль, и как он видит, что Адриану до сих пор больно, и как он понимает, что тот никогда не простит отца, а мать просто не хочет тревожить – потому что она сделала свой выбор, последовала за мужем хоть на костёр, хоть в ад, хоть в новую жизнь; за мужем, но не за сыном. Но он просто молчал – слова застряли где-то в горле.

Шалые удары сердца. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Податься вперёд. Коснуться узкой гибкой талии, обвить её руками. С замиранием наслаждения ощутить, как под его ладонями выгибается стройная спина. Одолеть строптивое кошачье сопротивление. Жадно притянуть к себе – и впиться губами в губы. Пытается отстраниться, но всё же сдаётся; зарыться пальцами в золото волос, ласкать гибкий острый кончик языка, нежно обводить верхнюю губу, голодно покусывать нижнюю, сладко вздрагивать, когда задевают клычки...

Он упоённо, трепетно целовал Адриана в темноте его детской комнаты, под укоризненными взглядами игрушек и чучела попугая – и это казалось самым правильным, что только может происходить на свете.