Большое жюри

7.

Ланин решил позвонить Шулятьеву ровно в два. Он и сам до конца не осознавал, почему тянул до последней минуты. Причем, с какого-то момента он почти перестал думать на эту тему, вместо этого неожиданно для себя стал пересматривать свой фильм: «Жизнь по инерции».

В свое время картина вызвала довольно шумную полемику: одни ее восхваляли, как одну из лучших лент, снятых за  последнее время, другие же с такой же страстью ее хулили за то, что она, по их мнению, является пародией на современную действительность.

Ланин старался, насколько позволяла ситуация, не вмешиваться в полемику, стоять то ли над схваткой, то ли в стороне от нее. Он полагал, что главным судьей должен стать зритель; если он примет картину, значит, она удалась, если нет, следовательно, его постигла неудача.

Однако зритель не захотел стать окончательным арбитром, в прокате фильм не провалился, собрал хороший сбор. Но оглушительного успеха тоже не было. А отзывы, которые Ланин читал в социальных сетях, отличались крайней противоречивостью: одни ругали, другие хвалили, третьи недоумевали.

Зато на международном уровне картину приняли неплохо, она даже получила пару призов на довольно престижных фестивалях. О нем, как о режиссере, заговорили в мире. Правда, довольно быстро эта волна схлынула, на берег кино накатились другие шумные волны. Ланин понял, чтобы быть постоянно на слуху, следует так же постоянно напоминать о себе новинками. Но ничего равного «Жизни по инерции» в последующие годы создать не удалось. Хотя Ланин и пытался, но Абелев успешно пресекал все его поползновения. Он просто отказывался искать деньги на такие проекты, упорно толкал его в коммерческое киноискусство.

 И не без успеха. Ланин сделал пару неплохих фильмов этого жанра, они имели хороший резонанс, оказались довольно финансово успешными, но, громко заявив о себе, быстро забылись. И по-другому, считал Ланин, быть и не могло. Он влился в огромный и бесконечный поток картин-однодневок, которые как приходили непонятно откуда,  так и уходили неизвестно куда. В этот поток можно было попасть, там можно было задержаться, но в нем невозможно было сохранить свое лицо. Потому что он этого и не требовал, там это было никому ненужно; никто же не интересуется художниками, рисующими наклейки. Хотя среди них могут быть настоящие таланты. Но кому до них есть дело.

Ланин пробовал спорить с Абелевым, доказывать тому, что прибыльным может быть разное кино, в том числе и глубокое, но продюсер лишь снисходительно усмехался над ним, как над человеком, который несет всяческую чушь. И упрямо толкал его на прежний путь. Ланин знал, что с точки зрения коммерции, он человек весьма неумелый. Без Абелева он бы мало что снял, по одной простой причине – не нашел бы на это средств. И потому чувствовал огромную зависимость от него. Более того, сознавал, что должен быть Марку благодарен, без него он бы вряд ли бы сделал столько картин.

Да и деньги на «Жизнь по инерции» добыл его продюсер. Более того, Ланин знал, как трудно было это сделать, сколько тому пришлось потрудиться, чтобы  найти нужную сумму. И затем он многое предпринял усилий для успешного проката, пока Ланин на заграничном курорте беззаботно расслаблялся после года напряженной работы. Но, судя по всему, Абелев сделал для себя вывод, что нет смысла повторять столь  трудоемкие и рискованные эксперименты. И просто отказывался даже рассматривать подобные идеи.

В каком-то смысле Ланин понимал его;  Марк продюсер, его задача - найти деньги на фильм и затем успешно их вернуть с прибытком. И все остальные компоненты  следует рассматривать под прицелом этих целей. Эту свою линию поведения он строго гнул.

Ланин смотрел свой фильм со странным ощущением, как будто его делал кто-то другой. Хотя он прекрасно помнил каждый кадр, что ему предшествовало и что было после того, как он был снят. Но это не мешало относиться к картине, как к чужому произведению. И оно нравилось ему,  это тот фильм, ради которого стоило идти в эту профессию. Да, теперь он замечает недостатки, кое-что можно было бы сделать по-другому, лучше. Но важно то, что реально вышло, а вышло совсем неплохо. Он может гордиться своей работой. Это он понимает, как профессионал.

И не только он. Он убежден, что не будь в его послужном списке этого фильма,  то никогда бы не получил приглашение возглавить жюри на столь престижном кинофестивале. Более того, о нем вообще могли бы даже и не вспомнить. Мало ли сейчас режиссером, когда-то эта профессия была единичной, в нее  шли избранные, а сегодня их штампуют пачками, а в режиссуру идут все, кому не лень.  Да и чего не идти, производство фильмов поставлено на конвейер, почти, как сборка автомобилей, поэтому нужны не творцы, а киноинженеры, знающие технология процесса. И этого вполне достаточно, чтобы снимать кино. А то, что от этого гигантского количества фильмов почти ничего не остается в вечности, давно никого не волнует. Главное получить финансирование и заработать. Все остальное – приложение к этим двум главным задачам.

Фильм кончился, Ланин выключил компьютер. Посмотрел на часы. Они показывали без пяти два. Он подумал о дочери. Может, он глубоко не прав, когда пытался отговорить ее сниматься у Никиты?  Не говорит ли в нем ревность к удачному сопернику, уведшему у него жену? Кто может точно сказать об истинных мотивах наших поступках. Мы говорим и думаем одно, а на самом деле нами движет совсем другое, в чем мы даже боимся себе признаться. А нередко даже не догадываемся об истинных мотивах своих поступков. Или не хотим догадываться. Впрочем, сейчас не самый удачный момент для размышлений на эту тему, пора принимать решение. Осталась одна минута.

Несколько мгновений Ланин сидел неподвижно, затем взял телефон и надавил на фамилию Шулятьева.