Свидания

Свидания

СВИДАНИЯ

– Ну что, может, ко мне?.. Кота посмотришь.

Паша сидел напротив, смущался и краснел, жадно разглядывая Женю. В его уже слегка пьяненьких – не пьяных, а именно игриво-пьяненьких, – глазах поблескивало восхищение. Женя кивнула, глядя на подтаявшие кубики льда в стакане.

– Ага. Давай.

Сам Паша не был ей интересен решительно ничем – но почему-то ей нравилось, как он мнется и стесняется. Крупный парень под два метра ростом, с низким зычным голосом, с по-армейски короткой стрижкой – а ведет себя так, будто это его первое свидание. Что совсем не соотносится с жаркими смелыми пошлостями, которые он написал о себе в приложении для знакомств.

Впрочем, к этому Женя уже привыкла.

Паша вызвал такси, сам расплатился за коктейли, галантно отвергнув слабый протест Жени. Придержал для нее пальто. Умилительно хороший застенчивый мальчик с голубыми глазами. Мальчик в теле тридцатилетнего мужичка.

В такси на заднем сиденье потянулся все тот же разговор – полный поверхностных банальностей и нестерпимо скучный. Женя уже сбилась со счета, сколько раз повторяла одни и те же фразы и шутки – вроде «Мама у меня лингвист, а я пошла на литературоведа – практически бунт, так сказать», – сколько раз рассказывала о своей учебе за границей, о работе, о том, какую еду она любит, какую музыку слушает, кто она по знаку Зодиака (хотя не верит в астрологию), «сова» она или «жаворонок». О том, что гоняется за яркими эмоциями и ищет сюжеты. Все это – разумеется, легко и шутя.

И сбилась со счета, сколько раз слушала в ответ: «Я стремлюсь к своей мечте… Я вообще человек простой, открытый… Главное – достигать своих целей… Я бы машину хотел… Квартира практически в центре, ипотека выгодная… А вот мои родители… А вот мой лучший друг… А вот когда мы ездили… Фастфуд вреден, я бросаю пить, занимаюсь спортом… Я вообще за осознанность… Не стремлюсь к серьезным отношениям, пережил разочарование, бывшая предала… Блин, ты крутая, такая умная, получается!»

Это, конечно, могло варьироваться. Встречались варианты наоборот: «Я не ищу компромиссов – это сохраняет мою маргинальность… Может, я и инфантилен, но зачем в этом мире быть взрослым?.. Временно не работаю – не хочу заниматься прозаичной мурой… А что ты думаешь о Сартре?»

Так или иначе… Так или иначе. Женя сидела в машине, слушала Пашу – и казалась себе хомячком, который пробегает второй, четвертый, пятый, сотый круг в одном и том же колесе. Просто так – для развлечения.

Развлечения.

Дома у Паши действительно был кот – вальяжный черный котяра с ленивым строгим взглядом желтых глаз. А еще – больная, еле живая старая собака с пафосным именем Генрих. Генрих когда-то был выставочным псом и, возможно, в те времена соответствовал своему королевскому имени; но теперь от него осталась только серая свалявшаяся шерсть, шумное хриплое дыхание, глазки, затянутые пленкой катаракты, и когти, громко скребущие по полу. «Не дается когти стричь, – смущенно потирая затылок, объяснил Паша. – А мне уже жалко его мучить. Пусть себе доживает».

Паша налил ей чаю, показал книги, даже достал альбом с семейными фото; руки у него заметно тряслись, и даже при самых нейтральных темах он был багровым, как помидор. Жене становилось все скучнее – и наконец она, не выдержав, ласково положила руку ему на плечо.

– Может, спину тебе размять?.. Ты какой-то напряженный.

Все началось сразу после того, как она принялась делать ему массаж. Паша был нежен, покрыл её поцелуями, но – под его тяжелым телом Женя не почувствовала ничего, кроме легкой боли. Совсем. Просто все так же скучно. По квартире все бродил слепой Генрих – призрак прошлого, – и отовсюду слышался скрежет его когтей.

Минуты через две-три все уже и закончилось – так же неловко, как началось. Паша тихо выругался, стиснув зубы.

– Ч-черт… Извини.

– Все хорошо, – Женя мягко улыбнулась, выскальзывая из-под него. – А где ванная? Мне бы в душ.

Такси назад Паша не предложил оплатить, не задерживал ее, даже старался на нее не смотреть. Видимо, свой провал он счел слишком уж великим позором. На прощание Женя слегка обняла его – зная, что больше они не встретятся.

***

– Вот это я был на выставке радиотехнологий недавно, смотри… Вот такие катушки я сам делаю… А тут кабели тоже я налаживал – правда, красиво вышло?.. Высокочастотные устройства отличаются от низкочастотных, и штука в том, что…

До того, как Женя начала расспрашивать Ильдара о его работе – ремонте и сборке динамиков, – он не выказывал к ней никакого интереса – то и дело зевал, сонно моргал, ни разу не посмотрел ей в лицо, постоянно глядя то вниз, то в сторону, и вяло бормотал что-то себе под нос – едва слышно, так, что ей постоянно приходилось переспрашивать. Все темы, которые она пыталась затронуть, были встречены колючим подростковым протестом. «Образование? А кому оно сейчас нужно?.. У меня есть знакомый инженер, который колледж даже не закончил – но он такое вытворяет, что любого ученого за пояс заткнет». «Филология? Мм. А какая практическая польза в том, чем ты занимаешься? По-моему, ее нет». «Италия? Мм. Да нет, за границей я нигде не был. Мне это неинтересно – все везде одно и то же, по сути». «Питер скучный город. Все эти дворцы, мосты – одно и то же. Я вообще в центр почти никогда не выезжаю, мне некогда». «Душевная близость – а что это вообще значит?.. Мне сейчас если кто и попадается, то одни малолетки обоссанные с «Дайвинчика». И вообще – к чему душевная близость, если тебе не нравится, например, запах человека? Я вот порвал со своей девушкой, потому что мне не нравилось, как она пахла. Люди в основе своей животные».

Наслушавшись отговорок, скучающего молчания и едкого сарказма, Женя начала испытывать что-то, похожее на азарт. Во-первых, Ильдар в ее вкусе – миниатюрный, смуглый, похожий на подростка в своих узких джинсах, кедах и затасканной курточке, с длинной черной челкой, закрывающей пол-лица. Во-вторых, он явно закрытый шизоид и чем-то травмирован – прятки взглядом, странная логика, а главное – исстрадавшееся, до боли печальное выражение лица. Большие карие глаза, в которых есть что-то восточное; он говорит, башкирское. В-третьих – он крепкий орешек. Как бы его расколоть?..

Расколоть можно кого угодно – Женя это знала. Она подбиралась с одной, с другой стороны – но, как ни крути, точек соприкосновения у них не обнаруживалось; а сам Ильдар и не пытался их найти. Отчаявшись, она наугад спросила про музыку – и Ильдар сказал, что слушает фонк.

– О, правда? Я часто тоже! Мне нравится фонк и всякая электроника. Просто нравится, как звучит.

– Да? – он хмыкнул, чуть оживившись. – Странно – ты не похожа на наркоманку.

Что ж, попытка пошутить. Уже неплохо.

Разговор о музыке пришел к обсуждению динамиков – и тут Ильдар расцвел, наконец-то оказавшись на своем поле. За полтора часа Женя узнала о динамиках и акустике все, что хотела и не хотела знать – в максимально запутанной непонятной форме.

– …Ну, то есть, если по-простому, диффузор оторвался от катушки, а они еще и каркас просят поменять, вообще тронутые. Понимаешь?..

– Эм… – растерянно мямлила Женя – но ее реакция была совершенно не нужна Ильдару, который продолжал разливаться соловьем, показывая ей фото непонятных устройств и деталей.

Когда она намекнула на продолжение вечера, Ильдар замялся.

– Да, я бы хотел, чтоб мы ко мне пошли. Музяку слушать, – он улыбнулся уголком рта, исковеркав слово – но улыбка тут же погасла. – Но дома братюня. Мама должна забрать его через две недели… Такие дела.

– А, у вас однушка?

– Нет, четырешка.

– Ого. Но тогда… В чем проблема с братом? Мы сильно помешаем?

– Ему-то?! – Ильдар захихикал. – Нет, точно не помешаем. Он глухонемой.

– О… Прости, не знала.

– Да дело даже не в этом. Никакой он, овощ. ДЦП. Так что ему-то все равно – таблеток ему закину, чтоб не буянил, и все. Ты, главное, не бойся, он тебя не тронет. Даже не заметит, скорее всего.

– А сколько ему лет? – Женя, растрогавшись, уже представила больного беспомощного ребенка. Ильдар дернул плечом.

– А, не помню. Под сорок где-то. Он всю жизнь такой. Мама, видимо, от этого и спилась… Ну, не суть.

В такси был не обычный скучный разговор, а вялое перебрасывание странными, порой до сюра, репликами. «Тебе, то есть, не нравится мужское доминирование?» – к чему-то спросил Ильдар. «Нравится, но смотря от кого», – осторожно ответила Женя. «Просто многим девушкам нравится, когда им прям грубят. Тебе, может, тоже», – не прислушиваясь к ее ответу, сказал он.

Аниме, фэнтези, книги, фильмы, история, политика – любые темы вновь тонули в его колючем неодобрении. Любые – кроме девушек, секса и собственной истории. «Все-то тебе не нравится, какой ты скептик», – не выдержав, шутливо заметила Женя. Ильдар пожал плечами. «Да я уже лет пять такой, ничего толком не интересно. С тех пор, как отец умер».

Вот оно что.

Когда Ильдар открыл дверь квартиры, Женя невольно поморщилась от мерзкого запаха – моча в смеси с пылью и чем-то еще, противным и затхлым.

– Пахнет бабушкой, – хихикнул Ильдар. – Или братюней… Эй, братюнь, ты где?

Женя нерешительно обозревала бардак в огромной прихожей – куча грязной обуви, какие-то старые газеты, банки, коробки, велосипед… Ни одного сантиметра пустого чистого пространства. Из глубины квартиры донеслись шаркающие шаги.

– О, а вот и братюня! Дождался меня, да? Голодный поди, – заворковал Ильдар, направляясь на кухню. Его брат уставился на Женю – тупо-пустым, невидящим взглядом, будто она была частью стены. Она замерла, ощутив холодок невольного страха.

Лысая дергающаяся голова, спина горбом, рваные, ломаные движения, кое-как напяленные штаны, слюна, поблескивающая на подбородке. Женя вспомнила Генриха с его шаркающими когтями.

Сорок лет. Сорок лет прожить вот так – как во сне, без сознания.

Он еще полминуты постоял напротив Жени – а потом пошаркал на кухню, вслед за братом.

Оставив «братюню» с пиццей и бананами, Ильдар провел Женю в свою комнату. Здесь царил все тот же бардак – вплоть до грязных кружек, упаковок из-под чипсов, использованных салфеток, разбросанных по полу (Женя подавила брезгливость). Но – бардак с изюминкой.

Красные стены, орнаменты в каком-то африканском стиле, плетеные амулеты, огромная картина с тигром, пушистый ковер с узорами (чудовищно грязный, конечно же). Куча коробок, книг, смятой одежды, окурков. А посреди всего этого – главное сокровище Ильдара: две огромных колонки, опутанные переплетением разноцветных проводов.

– Сам собирал, – сказал Ильдар, кивнув на них. – Сейчас покажу тебе свою коллекцию фонка.

От громкости, которую он выбрал, Женя вздрогнула.

– Сделай потише, ты чего! Ночь же… Соседи…

– Тут ничего не слышно, квартира так расположена, – перекрикивая ритмично пульсирующие басы, заверил Ильдар. – Ну как, нормально? Качает?!

Вняв ее просьбам, он все-таки убавил музыку. Они устроились на кровати, на скомканных грязных простынях.

– У тебя тут довольно интересно, – отметила Женя, глядя на картину с тигром. Ильдар кивнул, прихлебывая пиво.

– Ага. Это все отец делал – стены и так далее, – вдруг, наклонившись к её шее, он втянул запах – громко, как животное; Женя отпрянула от неожиданности. – Ты хорошо пахнешь.

Ильдар оказался неожиданно умелым и опытным – настолько, что Женя, слегка ошалев, так ему и сказала. Он хмыкнул, нависая над ней.

– А чего ты хотела? Мне двадцать семь.

«Думала, что ты не очень успешен в общении с девушками». Нет, такого нельзя говорить. По крайней мере, не сейчас.

Он был неутомим, жаден, иногда чуть грубоват; и – весь покрыт татуировками, как географическая карта. Особенно Женю умилила большеглазая сова, набитая у него на животе.

Когда она уже несколько раз побилась в восторженно-млеющих судорогах, Ильдар схватил ее за волосы, повел ее голову вниз – и вскоре она закашлялась от жгуче-соленого вкуса. Раздраженно отстранившись, сплюнула в ладонь.

– А вот об этом мы не договаривались. Стоило спросить.

– Ну прости, – с притворной заботой просюсюкал он, погладив ее по лицу. – Бедненькая!

Кажется, он ничего обо мне не запомнил, – думала она, спускаясь по ступеням подъезда – не осталась на ночь, хоть Ильдар ее и упрашивал. Ни с кем не оставалась. Не запомнил – ну и пусть.

***

«Здравствуйте, пишу вам, чтобы сообщить, что парень, с которым вы общались сегодня ночью – конченый мудак и лгун. Я – его законная жена, прилагаю свидетельство о браке, чтобы вы убедились. Он мне изменил с вами. Он изменял и врал всем своим девушкам, а меня просто использовал. Вы, конечно, можете и дальше с ним общаться, если хотите, но пишу, просто чтобы вы знали, что он за человек».

Юная девочка с никнеймом «Бурундучок». Круглые очки, забавно выпирающие передние зубы. Женя вздохнула, разглядывая фото. Она сочувствовала девятнадцатилетнему наивному «Бурундучку» – но в то же время ее почему-то распирал смех. Наверное, от абсурда ситуации.

– Теперь она мне пишет. Ты что-нибудь собираешься с этим делать? – спросила она.

Никита сердито вздохнул, закатил глаза, натягивая брюки и гимнастерку. Молодой курсант, с которым она познакомилась вчера – грубоватый, прямолинейный, с хитрыми зелеными глазами и чувственным ртом. Он честно сказал ей, что живет с женой – но они «уже расстались и скоро разъедутся, а брак ему нужен, чтобы была возможность ночевать в городе, а не в казарме – только женатых выпускают по вечерам». Она честно сказала, что раз расстались – это ее не волнует. (Да и в принципе не очень волнует, – добавила она про себя. Если ты, будучи женатым, знакомишься с девочками в интернете – это твоя личная моральная ответственность).

Они прокутили всю ночь – а наутро Никита получил поток гневных голосовых сообщений от «Бурундучка». Та визжала, кричала и плакала, клялась, что прямо сейчас выкинет на улицу все его вещи, обзывала его последними словами. А теперь еще и написала Жене. Судя по всему, оскорбленная супруга залезла в ноутбук Никиты – и сделала мстительную рассылку всем девушкам, с которыми тот в последнее время тайком переписывался.

– Кажется, не очень-то она поняла, что вы расстались, – аккуратно заметила Женя. Никита небрежно отмахнулся.

– Да ничего, ерунда. Сегодня заберу вещи и съеду… Потребует – на «Госуслугах» разведусь, – он грустно помолчал. – Правда, выходить из казармы нельзя будет – это вот печаль… Но что-нибудь придумаю! – он посмотрел на Женю – и лучезарно улыбнулся. – Увидимся завтра, да? Как у тебя со временем?

– Н-ну…

– Кстати, я заметил там пару волосков. Убери, окей? Я волосы совсем не люблю.

Женя прикусила губу. Никита несколько раз за ночь говорил что-то столь же бестактное – вроде «Ты такая узкая – тебя что, никто не трахает?» или «Ой, у меня точно так же было, когда я спал со своей училкой!» Она уже почти привыкла – но…

– А мне короткие стрижки не нравятся. На голове, – невинно улыбнулась она. – Отрастишь волосы – тогда и посмотрим.

…Захлопнув дверь за Никитой и вежливо ответив «Бурундучку», Женя закурила. С фото на стене на нее смотрел Егор – улыбаясь, в своей любимой футболке с суровым Дракеном из «Токийских мстителей». Ее жутко раздражало, что улыбался он всегда так, будто ничего не было.

Как живой.

– Девяносто девять дней, – с вызовом выдыхая дым в лицо Егору, прошептала она. – Уже девяносто девять, Пряничек… Покурим?