Дон
Набираю Олега прямо из машины по громкой. Терпеть не могу откладывать разговор из-за времени или обстоятельств.
- Утро доброе, Олег. Везу рации на производство. У тебя появиться?
- Если только по Архипенко.
- Ты все же надумал? – спрашиваю, предвидя огромный пласт работы по обеспечению серьезной сделки.
- Да, Ванин. Я надумал. Выгодный вариант. Не вижу смысла отказываться. Пробей его, не изменилось ли чего, чтобы я со спокойной душой его подвязывал.
- Сделаю.
- Как сам? Как семейство?
- Нормально. – напрягаюсь всегда, когда даже Олег спрашивает о семье.
Семья – это очень много. Дом, тыл, надежная стена. Для нормального мужика – это в принципе все. Остальное – мишура и блажь, за исключением, пожалуй, крепкой дружбы.
- Тогда с днем варенья тебя! Мои поздравления на дебетовке, и радуйся, что плюсом три! У меня вот уже четыре, и это не так комфортно! Вечер посвяти себе. – посмеиваясь, заключает Олег.
- Как бабе, а? На маникюр что ли сбегать? – иронизирую, коверкая голос.
- Ну, можешь и туда! – раскатисто смеется Горыныч.
Долго привыкал я называть его официально. Для меня он все тот же Горыныч, что и раньше, только старше, с заросшим подбородком и в очках. Олег Робертович… Посмеиваюсь. Горыныч, бляха! Жизнью Маринки обязан ему!
- Понял. На связи.
Улыбаюсь, но быстро возвращаюсь в привычное состояние полной тревожности. Недаром очередной сон дергал меня полночи. Обычно такие сны считают вещими, а я уверен, что это проекция на реальность. Если полжизни пребывать в готовности «служебной овчарки», то немудрено, что во сне бежишь, непонятно от кого и куда, задыхаясь от ужаса. Причина все же банальна – те полгода, что отслужил в первую чеченскую. Олег отправился домой, а я решил «поднять» немного на контракте. «Поднял», но окрестности Хасавюрта так и приходят ко мне по ночам. Бегу, бывает, по политой кровью бетонке, и на утро лишь понимаю, что моя война осталась только в голове. Вовремя уехал, иначе поехал бы всей кукухой, но отголоски остались.
Бросаю злобный взгляд в зеркало заднего вида и не обнаруживаю коробку с рациями. Вот черт! Вчера прихватил из машины, чтобы не вскрыли, видя наживу. Постоянные передвижения на двух служебных авто с сопровождением и собственный BMW рано или поздно привели бы к тому, что такой педант, как я, забыл какую-то вещь дома. Грохая ладонью по бедняге-рулю, перестраиваюсь, ухожу на разворот и плетусь в пробке обратно к дому.
Еще в лифте открываю входную дверь с электронного ключа и мобильного, чтобы не терять время. Оказавшись в прихожей, подхватываю забытую коробку, но слышу в кухне голоса. Странно, все должны быть на работах-учебах…
- Давай дождемся твою маму, иначе я потеряю п********ы на раз-два! Марин, ну, не плачь!
Очень интересно… Хмурясь, распахиваю дверь кухни, наблюдая зареванную дочку с утренним рыжим парнем.
- И с чего я должен буду проявить интерес к твоим причиндалам? – громыхаю, подозревая самое ужасное для отца едва подросшей дочурки.
Парень снова белый, ну, это я уже видел, а вот Маринка, обычно не теряющая голову ни в каком случае, не роняющая зря слез и вообще самая позитивная в нашей семье, сидит на стуле и рыдает.
- Мариш… - склоняюсь над ней, гладя по голове, но вдруг парень ошарашивает.
- У нас будет ребенок. – ляпнул и замолк.
Устремляю на него глаза, закипая и дурея одновременно.
- Чего? – мгновение, и мои руки поднимают в воздух щенка за грудки.
Побелевшие костяшки скрипят, но Марина повисает на мне в слезах.
- Папа! Не надоооо… Пожалуйста! Это я виноватааа… - опускается в рыданиях на пол.
Бросаю парня и подхватываю ее за подмышки, обнимая и прижимая к себе. Как же так? Какой ребенок? Она сама еще ребенок! Мой! Любимый! Как ни странно, но, видимо, именно ее проблемное рождение двинуло по мне так, что я идеализирую ее всю жизнь. Знаю, что обычная девчонка, пухленькая, сочная, при этом энергичная, с легким нравом, она – лучшее, что со мной случилось в принципе!
- Вы оба с ума посходили… Как? К-какой ребенок? – лопочу, заикаясь, а внутри уже рвется что-то, горит, будто углей проглотил.
- Это моя вина, Михаил Николаевич! – встревает «камикадзе», не успокаиваясь, и даже с вызовом.
- Николай… - мяукает Маринка, всхлипывая.
- Простите… - бубнит, моргая.
- Молчи лучше… - скрежечу ему сквозь зубы, отсрочивая расправу.
- Марин, не плачь, пожалуйста, тебе вредно волноваться. – парень пытается гладить ее по руке, но так это выглядит по-идиотски!
- Ей с тобой вредно видеться, идиот! – не выдерживаю, грохоча хриплым басом.
- Пап…
- Мариш, скажи нормально, а? Ты залетела от этого… Но вы же… Да, бляха… - бормочу, не отпуская дочку из объятий.
- Папуль… Уже два месяца, - поднимает на меня свои огромные темные глазищи, полные слез, и все, я потек.
Больно за нее невыносимо. Как же так? Она же только жить начала. Какой ребенок? Да еще от такого же ребенка!
- Что мне сделать? Мать знает? – спрашиваю ее, испуганную и дрожащую.
- Не знает, пап. Мы-то узнали только утром, и вот… думали, кому сказать первому. – она всхлипывает, судорожно растирая слезы по лицу.
- Николай Михайлович… Марина не виновата…
- Ты можешь заткнуться, сопляк? Виноват-не виноват, сейчас это какое имеет значение? Я догадываюсь, КАК делают детей, прикинь? И виноваты вы оба! – выдыхаю. – Только ты парень, мог бы и озаботиться!
- Я пробовал…
- Ой, все! Даун, твою мать! – на мою реплику Маринка снова заходиться в рыданиях.
- Послушайте, - не унимается малец. – Только на аборт ее не ведите. Я… Я продам бабкину хату, я заплачу… только не…
- Чего? – кажется, я подвихнусь умом сегодня. – Чего ты несешь?
- … Он же живой уже. Он же мой… - в прозрачных глазах тоже собирается сырость, и пухлые губы мальчишки дрожат.
- Пааап… Вадиииик…
Я закрываю рот, потому что сил спорить больше нет. Двое малолеток пускают слюни, и единственным взрослым здесь являюсь я, на которого эти двое вывалили свои грешки. И не особо-то они ужасные, эти грешки, так, всего-то дети собрались родить детей. Никакой катастрофы, собственно…
- Значит, так. Матери сказать придется. Сядем спокойно и решим, что дальше делать, идет?
Маришка кивает, а Вадик этот явно ищет смерти.
- Я заплачу, слышите. Это подло! Он даже ответить не может… Мы…
Отпускаю дочку, усаживая обратно за стол и хватаю за шкирку парня, утаскивая его в комнату.
- Не бойся, не убью! – бросаю ей, закрывая дверь. – Слушай сюда, недоразумение! Засунь себе свои деньги… Чтобы я больше этого не слышал, ясно? Натворили дел, так хоть в руках себя держите! Твоих соплей мне еще не хватает! Ты мужчина или где?
- Понял. – ответил, как ни странно четко. – Мы придем вечером к Тамаре…
- Семеновне… - добавляю. – И спокойно, ясно? Не дергай Маринку!
- Понял. – кивнул снова. – Мы на пары, и будем тут.
Вздыхаю, возвращаясь к Маришке. Она вовсе не бестолковая, и не ветреная, и… ужас весь в том, что я очень боялся такой вот ситуации, когда она по своей доверчивости окажется молодой одинокой мамой.
- Все, не реви. Вечером все решим. Обещаю, что без крика. – целую Маришкину золотистую макушку и подхватываю коробку с рациями.
Вот так заскочил домой! Охренеть, а не день рождения. Тащу коробку, будто она не три кило, а пятьдесят три весит, и на душе погано. Не уберег. А как тут убережешь? В клетку посадишь? У Олега такая же по возрасту соплячка скачет, мозг выносит. Моя хоть по барам не шляется, да одета прилично.
Весь день на производстве я без конца прокручиваю в голове утреннюю сцену, не находя подходящего решения. А каким оно может быть? Аборт или ребенок. Чего изображать идиота из себя? Как так-то? Смятение нарастает к вечеру, когда, измотав себя и подчиненных, я наконец, выезжаю домой.
На открытой парковке во дворе замечаю незнакомую Volvo, сиротливо прижавшуюся у въезда. Отмечаю такие перемены всегда и везде. Служба обязывает, да и просто приметливость. В неприятном настроении поднимаюсь в лифте и открываю дверь своим ключом. Тишина. Прохожу в кухню, оттуда в гостиную и никого. Набираю телефон Маришки.
- Пап, мы в пути. Полчаса.
- Где носит-то? Уже семь вечера! Кончились все пары вместе взятые!
- Ты обещал… без крика. – с укором отвечает Марина.
- Ладно. – тяжелый вздох. – Я дома.
Сбросив вызов, следом набираю Тому, но абонент не доступен. И чтобы это могло значить? Припоминаю, что когда-то установил на гаджеты своего семейства отслеживание, но ввиду доверительных отношений, кажется, ни разу не воспользовался. Противный холодок пробегается по спине, от чего невольно съеживаюсь, но нажимаю на значок загрузки. Впервые за время семейной жизни я решаю посмотреть, где моя супруга. Не поздновато ли? Усмехаюсь пришедшей на ум глупости, и сверлю глазами экран, чтобы хоть он вразумил мою «приболевшую» именно сегодня голову.
Спустя пару минут нехитрых телодвижений, я отчетливо вижу на карте, что телефон жены находится в нашей многоэтажке. Ушла в гости к соседке? Кладу гаджет на стол и одиозно убираю руки в карманы, бросая украдкой взгляд в окно. А там… к неизвестной Volvo, трусит Тамара, оглядываясь, и плюхается на пассажирское сиденье…
Водить машину она так и не научилась. Пробовала неоднократно за городом, по лесу, где одна прямая колея, но бесполезно. Педалей, скоростей и кнопок слишком много, а еще есть деревья, газоны (непроезжая часть) и пешеходы. За неимением своей авто, Тому иногда подвозили до дома подружки. Мне было известно о существовании пары таких, коллег по работе, вполне приличных, созерцаемых мною иногда, когда забирал благоверную из кафе или гостей. Вместе мы появлялись на людях не часто, если не сказать, что крайне редко, но подвезти, отправить с этой целью одного из свободных водителей холдинга было обычным делом. Но тут она как воришка добегает от соседнего подъезда к машине класса «люкс», и та срывается с места, открывая шлагбаум с ключа.
Она уехала с кем-то, кто живет в нашем доме? Потираю лоб, подбородок, натужно прикидывая, но вопросы лезут один за другим, раздражая до зубного скрежета. Никогда не принимал поспешных решений, не порол горячку, в отличие от Олега, но вот появляется задачка, которую придется распутывать. Для меня это нонсенс. Я в принципе догадливый до чертиков. Сейчас же мне надо признать, что у жены любовник? Или это детективная история с романтическим налетом? Бредятина, вот что это! И больше всего настораживает, что мне не особо это интересно в свете происшествий с дочкой.