XIX
Дождь лил не переставая, мелкие брызги мешались теперь с крупными каплями, так что Артур успел промокнуть, дойдя до третьего гостевого домика.
Лизы не было в её комнате. Убежала с хутора? Куда ж тут убежишь, если лес кругом? Даже и не верится, что они в Подмосковье… или не в Подмосковье вовсе? Максимка ещё вечером понедельника совершил разведку, час шёл пешком по дороге, по которой они сюда приехали, и никуда не пришёл, так и повернул назад несолоно хлебавши. И в такой дождь убегать? Безумие. Всё же молодой человек решительными шагами направился к будке охранника.
Нет, никто не проходил, сообщил ему охранник.
Куда же она могла запропасть? Вот разве что в храме поискать её?
Да, девушка была в храме, но не в главной части, а в ризнице. Хоть свет за дверью ризницы и не горел, Артур замер, расслышав сдержанные всхлипывания, и, посомневавшись, толкнул дверь, осторожно вошёл.
— Кто здесь? — полетел ему навстречу быстрый тревожный шёпот.
— Это я, — шепнул он в ответ. — Не бойтесь.
— Вы, правда? — обрадовалась Лиза. — Я не боюсь, но света Вы всё-таки не зажигайте. Я сейчас, наверное, страшная как смертный грех. Растрёпанная, глаза красные… Идите сюда, на голос. И садитесь рядом, прямо на пол, как я. Если Вас это не шокирует, конечно, и если Вам меня жалко хоть на две копейки! Почему Вы сразу не пришли?
— Потому что мне внушали, как постыдно диакону православной церкви оставлять собрание в минуту тягостных раздумий о судьбах Родины. Вам, кстати, объявили бойкот.
— Бойкот? Не очень-то и огорчилась! Хотя это как посмотреть, конечно… Ужин, например, мне сегодня дадут?
— Это не от них зависит, Лиза! — Артур почти рассмеялся. — Ещё пока не участники семинара заправляют в столовой!
— Тогда какое мне дело! — девушка шмыгнула носом. — Всё: я уже успокоилась, почти. Про бойкот — неудивительно: странно, что не раньше… Как я вообще решилась сюда приехать?
— В «логово православия»? — улыбнулся молодой человек.
— Д-да… Я ведь должна была ожидать того, что… Отец дьякон, Вы…
— Зачем так официально?
— …Вы можете мне пообещать кое-что? Вы сможете сейчас забыть на полчаса о том, что Вы — отец дьякон?
— Легко.
— Мне не нравится это Ваше «легко», в котором я кругом получаюсь виноватой. Я, выходит, заставляю Вас «легко» забыть Вашу веру…
— М-о-ю веру? — удивился он. — А не Вашу веру тоже?
— А Вы помните, о чём спросили меня вчера? Теперь слушайте, слушайте! Вы знаете, что такое Мурманск? Нет, Вы не знаете, что такое Мурманск! Мурманск — это город за полярным кругом. Это — полгода небо без солнца. Это девять месяцев зимы. И это тоска, тоска, тоска! Впрочем, и в Мурманске живут люди, даже хорошие, культурные люди. Так я думала, поступив в университет. Один молодой преподаватель мне был особенно симпатичен. Я ему тоже, уж это само собой. Всё завертелось-закрутилось… У него была жена. Я узнала это задним числом, уже после того, как… ну, Вы поняли. Я, я, я была кругом виновата в той истории, потому что, несмотря на восемнадцать лет, на симпатичную мордашку и на то, что называется «Играй, гормон!», нужно иметь и голову на плечах. У меня хватило ума понять это и остановиться первой. Я даже покаялась его жене, тоже молодой ещё женщине, ревела у неё на плече… Тогда, впервые, я задумалась о религии, попала в клуб для православной молодёжи. Работала с какими-то детдомовцами, лекции слушала, торговала свечками, участвовала в назидательных спектаклях для школьников — уже забыла, какой именно я грех изображала. Любострастия, не иначе… Это шутка, конечно: разве можно школьникам про любострастие? Даром что они все ищут в Сети голых баб с двенадцати лет… А мы будем притворяться, будто десятый век на дворе! Это я сейчас такая умная, а тогда помалкивала, конечно. Меня ставили в пример другим, хвалили как образцово-показательную юницу. А ответов на самые главные, самые жгучие вопросы жизни — «Как жить?», «Зачем жить?» — ответов на них по-прежнему не давали. Я обратилась с этими вопросами к батюшке, достаточно известному в нашем городе. А батюшка… полез мне под юбку.
— В самом деле? — испугался Артур.
— Нет, нет, не буквально! Просто прозрачно намекнул, что хотел бы со мной встретиться в более камерной обстановке…
— Вам просто не повезло, может быть? Не все же клирики такие…
— Может быть. А может и не быть. Другие девочки тоже кое-что мне понарассказывали… Тогда я подумала: будь всё проклято, иди всё к чертям собачьим! Вам неприятно такие слова слышать от молодой девушки? Немудрено. Решила: вырвусь из Мурманска, завоюю своё место в жизни, восторжествую над всеми! Буду, как моя тёзка, Лиза Хохлакова, смотреть на чужие мучения и кушать свой ананасовый компот. Гадко Вам? Гадко, да? Я осталась в православном клубе просто ради надежды на «продвижение», пусть даже микроскопической. Если бы за мной приехал принц на белом коне, красивый, богатый и дурачок впридачу, неужели Вы думаете, что я бы в православии задержалась хоть на день? Но богатого дурачка не было, и вот, я написала сочинение на конкурс, победила (как — хоть убейте не пойму), умудрилась поехать на семинар, где собрали «сливки православия». И в окружении этих сливок на третий день скисла. Удивляюсь только, что так долго продержалась. Я не православная, Артур! Даже не крещёная, вообразите. Я всего лишь маленькая, наглая, вздорная, испорченная карьеристка. Неудивительно, что здесь меня так быстро развенчали. Что Вы мне т-е-п-е-р-ь скажете, отец дьякон? Ах, жаль я не вижу Ваших глаз и молний презрения, которые из них сыплются!
— Протяните руку, — попросил Артур.
— Зачем? — совсем по-детски испугалась девушка, которая только что выговаривала такие «взрослые» слова.
— Протяните, не бойтесь.
Лиза боязливо протянула руку, и он, найдя эту руку на ощупь, вложил в неё свои чётки, снятые с левого запястья.
— Пересчитайте бусины, — предложил он.
— Что это за аскетическое упражнение такое? Епитимью на меня накладываете? А что повторять? «Спаси меня, Боже, дуру грешную?»
— Ничего повторять не надо, просто пересчитайте.
— Один, два, три, четыре… Десять, двадцать… Сто… Сто восемь. Не поняла: почему сто восемь? Это ведь… какое-то восточное число? И, кстати, почему у Вас кисточка вместо крестика?
— Вы помните моё вчерашнее публичное признание, Лиза, над которым Вы смеялись едва не громче всех?
— Неправда, не громче всех! И мне в итоге стало стыдно, потому что… А-ах! — выдохнула она, сложив одно с другим. — Так Вы — не шутили? Это — буддийские чётки?
Оба помолчали с полминуты.
— А ещё я слышала, что в православии чётки не дают посторонним людям в руки, — проговорила девушка тихо.
— Поверьте, что у нас точно так же, — ответил ей Артур.
— Я рада, что свет выключен, а то бы Вы увидели, как я краснею. Удивительно, что я не потеряла способности краснеть, я, такая…
— …Многоопытная и порочная женщина?
— Не смейтесь, не смейтесь надо мной! По голосу Вашему слышу, как Вы улыбаетесь! Я хотела бы… Мне хотелось бы поехать с Вами в Петербург, пройтись по Невскому проспекту, увидеть Эрмитаж, посмотреть на летние ночи, где «прозрачен воздух и светла Адмиралтейская игла». И, может быть, даже задержаться на несколько дней… Это всё очень нескромно, да?
— Почему только на несколько дней?
— А потому что… давайте не будем ничего загадывать сейчас! Нам ещё нужно выжить здесь до конца семинара в компании борцов за истинную веру. Чем-то это кончится? Если мы переживём эту «светлую седмицу», если к воскресенью нас не съедят, вот тогда — тогда давайте мечтать!