От одного только вида грязновато-серой подрагивающей на сквозняке паутины сердце отказывалось биться, ведь я боялась пауков, как обычная нежная девушка. А тут заскочила в подворотню и вжалась в стенной проем, замерев, хотя стоило бы просто отдышаться. Страшно, я могу погибнуть в случайной бандитской разборке, а мне нельзя! Никак нельзя! Кошусь на этот ужас по углам и терплю, дрожа всем телом. Моросящий на улице холодный питерский дождик казался свежим и приятным за городом, а тут пахло противной пылью и затхлостью подвалов. Все же беру себя в руки, прижимая к груди заветный пакет с продуктами, я перевожу дыхание и осматриваюсь. Осторожность мне точно не повредит, даже если выстрелы стихли. Слишком уж хорошо я знаю, как бывает…
До моего слуха доносится шумное дыхание, и я понимаю, что не одна в этой грязной подворотне. Дом уходит колодцем вверх, тучный и серый, давящий, как и вся питерская монументальность, хочется сразу же выбежать, чтобы вздохнуть, но пока рано. Внизу стенной ниши кто-то шевелится и надрывно дышит. Человек! Он сидит прямо на земле, согнув ноги. Наклоняюсь к нему и рассматриваю. Уронив голову на грудь, мужчина сидит, обхватив себя руками. Черное пальто, ботинки, на руке блеснули дорогим циферблатом часы.
- Ты живой? – шепчу ему туда, в темноту, но в ответ слышу едва различимый стон. Отвечать он мне явно не собирался. Прикасаюсь к виску, и он силой перехватывает мою руку до хруста в запястье.
- Тише ты, буйвол. Мне же больно! – шиплю ему, и хватка ослабевает.
Его лицо теплое и мокрое, грудь тяжело вздымается. Рубашка тоже мокрая, в темноте не видно толком ничего, но мне приходит в голову идея, что мужчина ранен. Кто же ты такой, что палят по тебе посреди дня по проспекту? Он немного съезжает по стене, совсем ложась на грязный пол. Как-то жутко становится от этой картины. Если ему суждено покинуть этот свет, то дико жаль, что вот так, в луже собственной крови в подворотне. Проскользнула мысль, что он чей-то любимый, чей-то сын. Дааа-с, гормоны…
- Дождись, я тебя вытащу. – снова шепчу ему, не надеясь на ответ. Аккуратно выбираюсь из укрытия и уверенно шагаю через двор, отмечая, что выстрелы стихли. В следующем «дворе-колодце» я оставила свой древний «жигуль». Быстро завожу и возвращаюсь, сделав приличное кольцо. Подгоняю задом к знакомой нише и выпрыгиваю из салона. Мужчина был очень тяжелым, но я рвалась так, будто это был близкий мне человек. А и вправду! Долг платежом красен. Полтора года назад меня вот такую же, в крови и грязи подобрал один человек и выходил. Не спрашивая ни о чем…
Я заволокла его на заднее сиденье, оставив в неестественной распластанной позе, поскольку поднять выше или поправить не могла вообще. Он был весь в крови. Лицо рассечено с одной стороны, с другой растекается отек от травматики, глаз заплыл, волосы слиплись комками от подсыхающей крови. Под окровавленной рубашкой виднелось отверстие от огнестрельного ранения. Мужчина уже не пытался зажать его рукой. Он безвольно лежал, не издавая ни звука.
Не объясняясь с самой собой, я просто сорвалась с места, поглядывая в зеркало заднего вида на лежащее тело в черном пальто. Кто он? Ведь бандит, не иначе… Но не могу я переступать через людей, вот так оставить умирать. Даже если грехи его не малые, ему за них отвечать, а свой грех я на душу брать не хотела. В любой ситуации стоит оставаться прежде всего человеком.
Я гнала на Обводной, оттуда недалеко и до трассы. Мне хватило всего сорока минут, чтобы добраться до своего убежища. В Бариново уже заморосил мелкий дождь. Единственный рабочий «дворник» скреб с визгом по стеклу. Я чертыхнулась про себя, что так и не сделала до конца необходимые покупки, но город уже остался позади. Подъехав к небольшому деревянному дому, разворачиваюсь, чтобы оставить минимум пространства между задней дверцей машины и крыльцом. Минуту медлю, прикидывая, как буду вытаскиваю незнакомца, и что вообще с ним делать.
- Силечка, я уложила малышку, пойду уже, а то Мишаня-то тверезый не долго будет. – захлопотала соседка Татьяна, моя палочка-выручалочка, быстрым шагом засеменившая мимо подогнанной машины в сторону своего дома.
- Конечно, спасибо Вам! – благодарю женщину и спешу увидеть свое чадо. Уже четыре месяца моя черноволосая красавица заставляет сердце биться в груди не просто так и проклинать тот момент, когда я позволила себе сомневаться, всего чуть-чуть, пару часов. Но я проклинаю себя за эти пару часов, они могли разорваться нас с ней навсегда. Она довольно сопит в старенькой кроватке, подвернув кулачок под щечку.
Спохватываюсь и возвращаюсь. Опять волоку огромное тело за ворот, задирая половики в коридоре. Так, на кровать его просто не поднять. Мастерю толстую подстилку, кладу сверху старенький матрац. Вот сюда еще смогу уложить…
Наспех раздеваюсь и ставлю греться сразу целое ведро воды. Такое большое тело долго придется отмывать и обихаживать. Вытаскиваю из шкафа капельницу, пачку антибиотиков и бинт. Его явно не хватит. Достаю старенькую ветхую наволочку и распарываю ее. Ну, вот. На следующий час я себе нашла привеселенькое занятие и отличную практику!
Зачем? Вот так решила. Захотела спасти его, незнакомца. Кольнуло старое воспоминание. Расплачусь за добро и, возможно, сама из глубокой собственной раны отпущу воспоминание о том, кого так люблю. До сих пор…
А этот мужчина так похож на него. Крупный, со средней щетиной и высокими скулами, огромными тяжелыми кулаками. Глубокая рана через поллица не даст ему еще долго открыть один глаз и несколько мелких порезов по второй половине лица. Возможно, он не скоро сам себя узнает. Отгоняю от себя эти мысли, стаскивая с незнакомца одежду и обрабатывая раны.
* * *
Под утро дыхание мужчины стало более глубоким, значит кислород в крови вырос до нормы. Кровотечение остановилось благодаря двум извлеченным пулям и шикарным узловым швам. Он лежал бледный и в глубоком забытьи посреди комнаты. Рубашку пришлось выбросить, а брюки я даже не пыталась с него стянуть. Заставляю себя выпить чай, прежде чем уснуть напротив своего незваного гостя, на узкой софе.
Ноги затекли и шея тоже, когда я попробовала пошевелиться. Просыпаюсь от детского плача. Машенька голодная. Потираю болезненную поясницу и стараюсь выпрямиться. Согнутая, как старушка, иду к своей малышке. Все еще кормлю ее грудью. Ставлю большой эмалированный чайник на плиту и сажусь с ребенком поудобнее. Кашу что ли сварить? А этого-то чем кормить? Спустя час Маша вновь засыпает. Уношу ее в нашу комнату и наливаю себе чай. Как там мой боец…
Приближаюсь к мужчине, опуская руку на его здоровое плечо. Резкий захват моего запястья заставляет вздрогнуть и визгнуть от неожиданности. Мужчина напряженно разглядывал меня свои уцелевшим глазом.
- Я…я…это… вытащила тебя. В тебя стреляли. Что-то ты натворил хорошее, наверное… - всматриваюсь в единственный открывшийся глаз мужчины. – Пусти руку, мне ведь больно. Раны обработала твои и зашила. Лицо, правда, в хлам. – говорю, чтобы незнакомец быстрее сориентировался.
Его лицо показалось мне смутно знакомым, но оно было настолько распухшим от ран, что я отогнала от себя эту сумасшедшую мысль. Он отпустил мою руку и обессиленно прикрыл свой глаз.
- Это деревенский дом и вокруг глухомань. Навряд ли тебя тут разыщут. Я приготовлю поесть, а ты лежи и только попробуй испортить мою работу! Я тебя два часа штопала последними сантиметрами кетгута! Будешь рыпаться – швы разойдутся, больше шить нечем. – выдала я ему максимум того, что он мог усвоить в таком состоянии.
Он лежал спокойно, но больше не пытался открыть глаза или шевельнуться. Я опустилась возле него на колени и подложила под голову валик.
- Надо выпить, - с этими словами я просунула ему в рот трубочку от сока, - Это жидкая каша. Давай глотай и пойдешь на поправку.
Мужчина сделал несколько глотков жидкости. Он не открыл глаз, но я наклонилась к нему.
- Отдыхай, а мне нужно работать, я в соседней комнате. Буду подходить к тебе. Не шуми только.
Прикоснулась к его руке. Ладонь была горячей, и он немного сжал ее, давая понять, что услышал меня. Поправив на нем одеяло, я уже спешила на зов своей малышки. Провозившись с ней и немного почитав для будущей дипломной работы, я вновь проведала своего незнакомца.
Также принесла ему жидкую кашу, но пришлось дать еще и парацетамол, потому что он был горячий как печка. Следующие сутки предполагались кризисными для организма, поэтому я уже настроилась бегать от ребенка к незнакомцу этой ночью.
* * *
К утру я валилась с ног. Маша просыпалась пару раз и, вторя ее плачу, бредил мой незнакомец. Он бессвязно мычал, сжимая кулаки и напрягаясь всем телом, словно испытывал физическую боль от своих мыслей и действий во сне. А мое сокровище заходилось горестным плачем, пуская слюни на мое плечо. Очевидно, что это был первый и любимый зуб, который помнят все родители мира…
Я не выдержала последнего раунда и задремала, сидя на узкой софе с ребенком на руках.
- Эээ… - услышала я сквозь сон.
Да ну нафиг! Машуня еще не разговаривает.
- Эээ… - незнакомый голос настойчиво, но не громко звал меня.
Я приоткрыла один глаз и увидела незнакомца, уставившегося на меня своим здоровым тоже одним глазом. Заставила себя пошевелиться и встать. Острая боль в пояснице заставила в мгновение скорчиться в «старушку», в образе которой я «выпорхнула» из комнаты. Устраиваю Машу в кроватке и возвращаюсь.
- Очнулся? Как твоя дырочка в правом боку, ежик? – улыбаюсь ему, но понимаю, что детская классика мужчине явно незнакома. – Имею ввиду ранение. Пульсации нет? Только боль?
Он с интересом разглядывает меня единственным глазом, а я прикасаюсь ладонью к его лбу. Какое-то пронзительное чувство сочувствия ему и его боли вдруг возникло где-то глубоко.
- Температуры уже нет, скоро очухаешься. – констатирую. – Спрашивай, что звал.
Но мужчина молчал, вопросительно вглядываясь в меня.
- Хочешь знать, почему вытащила тебя? Считай, что отдавала свой личный долг. – мечтательно отвожу взгляд в сторону. – Ты бандит, а я понятливая. Давай так: я подлечу тебя, и ты мне ничего не должен. Просто забудешь обо мне. Идет? Полагаю, что заслужила это.
Он кивнул. Пронзительные глаза казались мне знакомыми, но этого просто не могло быть. Совершенно. Никак. Мой здравый разум никогда не возлагал ни на кого пустых надежд, а тут получалось, случай?
- И то верно. Сейчас чай горячий принесу.
И я направилась в кухню. Приготовила чай и снова развела в стакане детскую кашу, потому что она отлично проходила в толстую трубочку, а еще была вкусная и калорийная. Лучшее топливо для подстреленных бандитов!
После того, как все приготовленное было отправлено по назначению, я попыталась встать с пола, где просидела совсем немного, поддерживая стакан незнакомцу, но поясница просто разламывалась от боли, поэтому пришлось сначала растянуться на полу, потянуться и только потом пытаться занять вертикальное положение.
Он помог мне здоровой рукой, чуть подсаживая под локоть. Оглядываюсь на него, но он продолжает молчать, буравя меня свои тяжелым взглядом.
- Ты вообще не говоришь, или просто стресс у тебя?
На эту реплику незнакомец проводит ладонью в воздухе у своего рта, показывая, что не говорит… Очень странно, ведь в его кармане был вполне приличный дорогой мобильник. Переписывается что ли с братками? Да какая мне разница!
- Я позже принесу тебе, на чем можно писать. Но телефон не дам, иначе твои товарищи по оружию быстренько отпеленгуют местоположение, а я еще хочу пожить…
Он кивает мне, соглашаясь с разумным решением. Значит, с головой у него все в порядке. Значит, я однозначно не ошиблась, что притащила в дом раненного бандита. Как бы не пожалеть…
Следующие полдня меня занимает Машуня. Она вновь хочет кушать, а еще режется зубик, крохотную дырочку в десне уже видно, место припухло и покраснело. Мы с ней тихо рыдаем в своей маленькой светлой комнате в другом конце дома и засыпаем в обнимку. Я выбрала эту комнату сразу же, как заселилась. Просыпаюсь ночью от того, что чувствую чей-то взгляд. Резко оборачиваюсь на кровати, но в комнате пусто. Встаю и направляюсь в кухню.
За столом уже сидит мой незнакомец, перевязанный наволочкой и жует печенье.
- Уже смог встать? Хорошо, конечно, но надо бы отлежаться. Крови с тебя было много. – вздыхаю. – Сейчас тебе суп разогрею. Вкусный.
Ответа не последовало, значит, согласен. Спустя десять минут ставлю перед ним тарелку с горячим супом и кладу кусочек хлеба. Больше у меня ничего нет. Надо идти в сельский магазин завтра.
Кивает мне, опуская глаза, и начинает есть. Я же наливаю себе очередной чай и опускаюсь за стол напротив него. Стараюсь сидеть прямо, потому что сутулиться невозможно из-за острой боли. Инстинктивно поглаживаю поясницу и правый бок.
Причина мне отлично известна, но жаловаться мне некому. Если бы не мои познания в медицине, то уже богу бы душу отдала, поскольку особыми денежными суммами попросту не располагаю. Та мелочевка, что зарабатываю, это и правда, только на питание. Еле на этот домишко скопила…
- Утром мне нужно будет съездить за продуктами и лекарствами. Побыть с ребенком придет соседка. Я запру тебя в сенях. Сможешь не издавать ни звука пару-тройку часов? – спрашиваю его серьезно.
Он недоверчиво смотрит на меня и чуть улыбается краем рта, но кривится от боли в ту же секунду. Приложив ладонь к лицу, он поспешно кивает. Сама понимаю, что какие, собственно, звуки, если и мычать-то ему больно.
- Движение с утра небольшое, я быстро вернусь.
Мужчина медленно жует и косится единственным здоровым глазом. Он высокий и крепкий, с мускулистыми руками и крупными пальцами. Темные волосы взъерошены и серые глаза на их фоне выглядят ввалившимися. Точнее, один глаз. Густая щетина покрывала подбородок, поэтому пришлось ее сбрить с той стороны, где наложила швы. Наверное, лицо у него красивое, но сейчас черты выглядят смазанными, поскольку наливается отек.
Отправляюсь к ребенку. Остается совсем немного до рассвета, надо хоть немного поспать.