Пятница. Двадцать один час до полуночи, и мы с тобой, Эмили, находимся в твоей маленькой квартирке, окруженные твоими милыми вещами, каждой из которых ты когда-то придала значение. Ты с удовольствием объясняешь мне историю каждой фотографии на твоем столе, каждой книги, каждого шарфика, который ты медленно перекладываешь в чемодан, словно это бесценное сокровище. Ты делаешь это с таким наслаждением, что я тоже начинаю верить, будто каждый твой кашемировый свитер действительно важен.
Ты смеёшься, когда я забираю у тебя тяжёлую коробку с обувью, а я стою рядом, почти оберегая тебя в этой уютной комнате. Ты берёшь меня за руку, и наш разговор становится лёгким, обволакивающим, словно тёплое одеяло. Ты говоришь о том, как никогда раньше не праздновала Новый год так — без толпы друзей, только с кем-то одним, особенным. Я киваю, а у самого внутри что-то колет от острого удовольствия — быть для тебя всем, что тебе нужно.
Пятнадцать часов до полуночи, и твой телефон звонит. На экране высвечивается её имя. Кристина. Тебе стоило бы сразу сбросить звонок, не так ли? Но ты говоришь:
— Это Кристина, она хочет встретиться. Я вернусь совсем скоро.
Ты надеваешь пальто, и я стараюсь не подавать виду, как мне неприятна сама идея, что ты бросаешь меня ради неё. Конечно, Эмили, ты не понимаешь, что такое время, проведённое в разлуке с тобой.
Ты выходишь на улицу, и я следую за тобой, оставаясь на шаг позади, во мраке и тени. Видеть, как ты, моя Эмили, встречаешь её... Её, с которой мне никогда не покончить, потому что ты зачем-то продолжаешь звать её своей подругой. Но это не она мучает меня сегодня. Это тот человек, которого она привела с собой. Молодой человек, с уверенной ухмылкой, как будто бы он имеет право здесь быть. Ты улыбаешься ему с какой-то лёгкой теплотой, и это заставляет мои кулаки сжиматься. Неужели ты правда так легко позволишь этому парню очаровать тебя?
Ты встречаешься с его взглядом, и в этот миг я хочу просто подойти, заткнуть ему рот и сказать тебе, чтобы ты шла домой, ко мне. Но вместо этого я просто стою, смотрю на твою улыбку, скрывая всё, что кипит внутри. Ты смеёшься над его шутками, разговариваешь с ним, как будто это самая естественная вещь в мире, и мне остаётся лишь терпеть.
Семь часов до полуночи, и ты возвращаешься домой, ко мне, с коробкой в руках. Мы вместе готовим ужин. Я помогаю тебе разложить тарелки, зажечь свечи. Ты смеешься над тем, как я увлечённо нарезаю овощи, и я думаю, что никогда не видел тебя такой красивой. Но всё это — всего лишь начало, Эмили.
Четыре часа до полуночи, и всё должно было быть совершенно. Ты готовишь ужин, заботливо раскладываешь салфетки, поправляешь украшения на столе — в этот момент ты выглядишь беззащитной, Эмили, поглощённой своими милыми традициями. Я стою рядом, излучая спокойствие, но когда ты отворачиваешься, телефон в моём кармане вибрирует.
Сообщение от Кристины. Адресовано Оливеру.
Интересно. Я поднимаю бровь, незаметно пробегаю глазами по тексту, и внутри у меня возникает острая потребность разобраться, как далеко зашла её преданность. Пальцы скользят по клавиатуре, и я начинаю печатать, отвечая от имени Оливера.
Кристина:
— Привет, я рада, что всё-таки ответил. Почему пропал так надолго?
Томас (от лица Оливера):
— Были дела, не хочу привлекать внимания. Знаешь, Эмили иногда бывает слишком навязчивой.
Кристина:
— Да, она может быть такой. Иногда сама не знаю, как мы с ней вообще дружим. Слушай, ты же собирался приехать к ней, верно? Ты говорил, что объяснишь ей всё про нас.
Я замираю. «Про нас.» Значит, они были ближе, чем казалось. Я продолжаю переписку, усмехаясь, представляя, как они всё это время обманывали тебя, Эмили, твою трогательную веру в дружбу.
Томас (Оливер):
— Конечно, собирался, но сейчас не лучший момент. К тому же, ты ведь сама знаешь, как она привязана ко мне. Разве легко всё разрушить в один вечер?
Кристина:
— Разрушить? Ты прав. Я чувствую себя виноватой. Всё так запутанно... она думает, что ты всё ещё любишь её.
Эти слова заполняют меня непреодолимой ненавистью, но я держу себя в руках. Слова «она думает, что ты её любишь» звучат фальшиво, как и её подруга.
Томас (Оливер):
— Она просто не понимает, что некоторые отношения теряют смысл. Ты же знаешь, между нами всё было иначе.
Кристина:
— Иначе. Да, Оливер. И знаешь, я скучаю. Я скучаю по тем ночам, когда ты приезжал. Я даже скучаю по твоим обещаниям.
Теперь мне становится понятно, что Кристина — это не просто случайная подруга. Это тот человек, который готов был ударить в спину, воспользовавшись твоей доверчивостью, Эмили.
Томас (Оливер):
— Ночи... Конечно, помню. Хочешь встретиться?
Кристина:
— Хочу, но мне всё время кажется, что она что-то подозревает. Ты уверен, что хочешь этим заниматься сейчас, когда у неё Томас?
Мои пальцы замерли на клавиатуре. Она упомянула меня. Иронично, что, обсуждая их обман, она считает, что сможет обойтись без последствий.
Томас (Оливер):
— Томас? Он временный отвлекающий манёвр, не более.
Кристина:
— Тогда почему бы не провести эту ночь вместе? Новый год и всё такое...
Томас (Оливер):
— Может, и так. Подожди звонка.
Я запоминаю всё, что нужно, и стираю переписку. Вижу, как ты улыбаешься мне из другой комнаты, даже не подозревая, сколько секретов тебя окружает.
Две минуты до нового года.
Мы стоим с тобой, Эмили, в полутёмной комнате, где свет от гирлянд отражается в твоих глазах. Кажется, это первый момент за долгое время, когда мир замедлился, оставляя нас наедине с чем-то чистым, настоящим. Вся обстановка вокруг — звон бокалов, приглушённые тени — будто отходит на второй план. Это наш момент, и я больше никому не позволю его украсть.
Ты смотришь на меня с такой доверчивостью, которая, кажется, одновременно наполняет меня и ослабляет. Я чувствую этот пульс, гулкий и настойчивый, который не даёт мне отвлечься ни на что другое. Я держу тебя за руки и вижу, как ты чуть улыбаешься, теряясь в этом тепле, которое, как ты думаешь, нам подарило это мгновение. Но нет, это не оно, Эмили. Это мы.
Ты наклоняешь голову, когда я шепчу:
— С Новым годом, Эмили. Пусть этот год станет началом нашего. Только нашего. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы защитить тебя, чтобы ничего и никто не смог нарушить нашу тишину.
Ты улыбаешься, чуть смущаясь, и отвечаешь, почти также тихо:
— С Новым годом, Томас. Я не знаю, каким будет этот год, но... я надеюсь, что ты всегда будешь рядом. Ты так сильно изменил меня. Я благодарна за это.
Твоё лицо так близко, что каждый твой вдох, каждый шёпот кажется чем-то сокровенным. Наши губы встречаются, и в этот момент я вкладываю в поцелуй всё. Всю решимость, что никто больше не встанет между нами. Я ощущаю, как этот миг наполняет нас обещанием не отступать, несмотря ни на что.
Ты не знаешь, но каждый твой вдох, каждый твой взгляд — это моё топливо. Ты — единственная причина, по которой я ещё остаюсь на этом свете. Ты — та, ради которой я готов стереть каждого, кто осмелится нарушить нашу близость.
Ты с широкой улыбкой объявляешь:
— Томас, а знаешь… Я хочу познакомить тебя с моими родителями! Это будет так здорово! Они давно хотят встретить тебя.
Я смотрю на твоё лицо, сияющее от радости, и вынужденно улыбаюсь в ответ. Ты искренне воодушевлена этой идеей. Конечно, ты не догадываешься, какие мысли крутятся у меня в голове. Родители. Их мнение. Их вопросы. Их взгляды, оценивающие меня. Ты и твои родители, ещё одно звено, которое вмешивается в наше… наше чистое, идеальное пространство.
Я тяну тебя за руку и слегка касаюсь твоих плеч, будто пытаюсь притормозить это новообретенное рвение:
— Ты уверена? Может, рано? Мы только начали строить это… — мой голос становится тихим, нежным, почти просящим тебя задуматься.
Но ты, увы, как всегда, полна энтузиазма. Ты поднимаешь брови, словно это глупый вопрос:
— Томас, ну конечно уверена! Мы вместе, и мне важно, чтобы моя семья узнала, какой ты замечательный, какой ты... мой. — Ты нежно улыбаешься, касаясь моей руки, твои слова звучат так искренне.
Я медленно киваю, борясь с неприятным чувством, что этот визит к твоей семье станет чем-то вроде вторжения в нашу с тобой реальность. Вдруг перед глазами всплывает их образ: они рассматривают меня, оценивают, что-то шепчут между собой, думают, что могут быть частью твоей жизни, вмешиваться, делить твоё внимание на всех. Раздражение внутри поднимается, но я подавляю его. Потому что ради тебя, Эмили, я могу сыграть эту роль — идеального бойфренда, достойного твоей семьи.
— Конечно, родная, — говорю, наклоняясь и целуя тебя, чтобы ты не заметила этой вспышки раздражения в моих глазах. — Как скажешь. Ты ведь знаешь, что я готов ради тебя на всё.
Ты светишься от счастья, и я понимаю, что ради твоей улыбки соглашусь. Только ты не видишь, что за ней прячется.