Тайна старого маяка

1.2

Не заговорил Артур и на следующий день. Кто только не пытался растормошить хозяйского сына — всё было напрасно. Впрочем, отец его нисколько не расстроился.

«Пускай лучше молчит, чем пытается рассказать о том, что подсмотрел в родительской спальне!» - думал Пьер.

А вот сам он старательно изображал встревоженного мужа. Настолько старательно, что сам поверил в то, что Изабель уехала к врачу и не торопилась возвращаться домой.

- Нет, мужики, это уже из рук вон! - кипятился Пьер Синклер на хозяйственном дворе на следующий вечер. - И главное, до сестры жены дозвониться не могу: может, Изабель у неё застряла? Но она всегда предупреждала, что на ночёвку в городе останется!

- Ты бы съездил в участок, Пьер. Пусть полиция твою жену ищет!

- Дак развернут же в обратный путь, вам ли не знать! Упрутся рогом в свои правила: «Вот пройдёт три дня тогда и заявляйте!». Может, через три дня уже поздно будет…

Платья Изабель снова висели в шкафу. Нехитрые побрякушки, вытряхнутые Пьером из потёртого бархатного мешочка, обнаруженного на самом дне старого чемодана, переместились обратно в шкатулку из кленового дерева. В доме было чисто, уютно и пахло пирогом с картошкой и луком, испечённым сухощавой, сутуловатой старухой с недовольно поджатыми губами. Старая дева Катрин Бове присматривала за Пьером, в те далёкие времена, когда он босоногим мальчишкой носился из комнаты в комнаты, до тех пор, пока не получал от отца крепкую затрещину и не убегал помогать матери, размазывая по щекам слёзы. Пьер вырос, но Катрин осталась у Синклеров. Правда, жила она не в хозяйском доме, а в аккуратно побеленном маленьком домишке, выстроенном недалеко от ворот, использующихся исключительно для хозяйственных целей. Малыш Артур без особого выражения смотрел на молча орудующего вилкой отца и тоже молчал.

- Положить тебе ещё пирога? - спросила Катрин. Голос её прозвучал неожиданно громко, царапающе слух. Пьер вздрогнул и едва не уронил вилку. Старуха удивлённо посмотрела на него, потом снова перевела взгляд на Артура и повторила свой вопрос. Мальчик кивнул в ответ. Отрезав щедрый ломоть ещё тёплого, сочащегося луковым соком пирога, она положила его на тарелку мальчика и, потянувшись к склонившейся над тарелкой головёнке с завивающимися на концах длинными локонами, погладила его костлявой рукой с распухшими в суставах пальцами.

- Ешь, ешь, сиротинушка моя!

Пьер едва не подавился только что отправленным в рот куском пирога:

- С чего это вдруг он сиротинушка при живых-то родителях? - едва нашёл в себе силы выдавить он.

- Много вы, родители, внимания парнишке уделяете? - проскрипела в ответ Катрин, произнеся слово «родители» с особым, как показалось Пьеру сарказмом. - Ты свиней чаще гладишь, чем мальчика. А мамаше и вовсе ни до чего. Завеялась, вон, неизвестно куда — и душа о ребёнке не болит! Вот и получается, что вроде и есть у Артура родители, а как будто бы и нет их...Будто неродной он вам...

«Знает, что ли, старая ведьма, что Артур не мой сын? Что она вообще о нашей жизни знает? Никогда не видел её болтающей с Изабель. Но вдруг это только при мне они делали вид, что терпеть друг друга не могут?»

- Хватит глупости при мальчишке говорить! Он и так сам не свой с той ночи, как страшный сон ему приснился, так давайте ещё наговорим ерунды всякой, чтобы совсем покой потерял! Занимайся своим делом, Катрин, не лезь туда, куда не просят.

Старуха снова поджала губы, собрала со стола грязные тарелки и принялась мыть их с особым остервенением: брызги летели вокруг, как от отряхивающегося после купания пса.

- Пойдёшь со мной на скотный двор? - спросил Пьер сына. Катрин фыркнула над заставленной посудой раковиной. «Куда ж ещё такой папаша может ребёнка позвать?». Мальчик снова кивнул, вышел из-за стола и отнёс Катрин глиняную кружку, из которой он всегда пил молоко. Он поблагодарил старуху взглядом, но снова не сказал ни слова.

И всё то время, пока они с отцом загоняли в загон, в сарай и в птичник овец, коз и лопочущую на все голоса курино-гусино-утиную стаю, Артур молчал. Кивал или мотал головой, хватал отца за руку, если хотел что-нибудь попросить и указывал рукой на нужный предмет. С одной стороны, Пьера это напрягало. С другой — радовало.

«Главное, чтобы мальчишка не разговорился не вовремя. Например, когда придут полицейские. А они рано или поздно обязательно здесь появятся».

Полицейские появились через неделю после того, как Пьер подал заявление о пропаже жены. И пригласили его на опознание женского трупа, найденного в сорока километрах вниз по течению реки.

Оказалось, что смотреть на тело только что убитой Изабель и опознавать то, во что превратили её вода, камни и речная живность — это совершенно разные вещи. Сильный, выносливый и немалого размера мужчина, каковым являлся Пьер Синклер, плюхнулся в обморок, как сосунок какой-нибудь. Это он-то, забивший на своей жизни немало скота! Но то — животные, а тут — жена. Ещё недавно живая, тёплая, мягкая и желанная. То, что лежало под белой простынёй на оцинкованном столе больничного морга, вызвало лишь одно желание — поскорей очутиться на свежем воздухе.

Потом начались бесконечные расспросы: Пьера, Катрин, работников фермы. Пытались и малыша Артура разговорить. Но он лишь сверкал глазёнками из-за растрёпанной головы любимого плюшевого медведя и что-то испуганно мычал. Всё, чего добились от успокоившегося ребёнка, когда Катрин взяла его на руки, это несколько утвердительных кивков и отчаянных взмахов головой при отрицании сущности вопроса. В очередной раз Пьер облегчённо вздохнул. Его нисколько не волновало, что мальчишка может остаться немым навсегда. И что самому придётся попотеть, прежде, чем коммуникация с сыном наладится. Главное, он сейчас его не выдал!

Ближайшие деревни по обеим сторонам реки гудели от предположений. Но ни у кого и мысли не возникло, что Пьер Синклер смог бы поднять руку на Изабель. Слишком уж он её любил. И по-настоящему убивался на похоронах, когда полиция после тщательного исследования останков вернула тело. Расследование зашло в тупик: точного времени смерти определить не удалось, подозрительных личностей в окрестностях никто не видел, равно как и не слышали ничего необычного в дни предполагаемого исчезновения Изабель.

Потихоньку разговоры затихли и сошли на нет. Фермерская жизнь вошла в колею. Пьер недолго просыпался и засыпал один в той кровати, что делила с ним неверная Изабель. Та самая Жюли, на которую советовали Пьеру обратить внимание его работники — крутобёдрая, грудастая, с большим манящим ртом — всё чаще стала оставаться на ночь в хозяйском доме. А там и свадьбу сыграли. И дети вскоре пошли: в отличие от спокойного молчаливого Артура — голосистые и проворные.

Жюли Артур не мешал. Она его и замечала-то редко. Разве что когда под ноги попадался. Мальчишка тут же получал какое-нибудь поручение по дому и безропотно его выполнял. А если вдруг пропадал надолго, то отец знал, где его искать — в домишке старой Катрин, которая не ужилась с новой хозяйской женой. Но выгонять её никто не стал, а старуха и не наглела: на хозяйской стороне двора показывалась редко, ковырялась потихоньку в своём маленьком огородике. И Артур возле неё крутился. Осваивал бытовые премудрости, которым в отцовском доме его вряд ли стали бы обучать. У Жюли круглосуточно забот и хлопот полон рот, не хватало ещё на немого пасынка время тратить! К отцу мальчик тоже не приставал. А сам Пьер, после того, как один за другим появились на свет два сына и дочь, как две капли воды на него похожие, невольно стал подумывать о том, что Изабель его не обманула — не его это ребёнок! Но не гнать же мальца со двора! В таком хозяйстве лишних рук не бывает. А помочь по хозяйству Артур никогда не отказывался: главное, вовремя перехватить его по пути к домику старухи Катрин. Места много не занимает, чуть подрос — научился рыбу ловить, силки на мелкого лесного зверя ставить. Да ещё и не пустозвонит часами, как некоторые работники фермы. В общем, вреда от парня никакого, ну а какую-никакую пользу приносит.

Иногда только ловил на себе Пьер тяжёлый взгляд Артура и невольно поёживался. Так ли уж безобиден немой паренёк, как они привыкли думать? Или видел и запомнил гораздо больше, чем Пьеру хотелось бы?

«Что голову зазря ломать? Подвернётся оказия — избавлюсь от парня. А пока пускай живёт!» - сказал себе Синклер-старший.