Отпускать прошлое не хотелось.
За свою недолгую жизнь Эверрет поняла одну истину: как бы сильно ты ни бежал от прошлого, рано или поздно оно все равно нагонит тебя. Неважно когда это будет, через несколько месяцев, через пять лет, или же через двадцать, это все равно произойдет. Эверрет осознавала это по рассказам других: собственная мать говорила о том, что газеты снились ей в ночных кошмарах первые пять лет после того, как она бросила работу. Ванесса отшучивалась, что она начала курить ментоловые сигареты, чтобы ещё раз вдохнуть запах любимого человека, застреленного полицейским именно с этой «бабской» сигаретой во рту. Рик вновь возобновил общение с Катериной спустя столько лет, а Эверрет не отпускало другое прошлое, которое вспоминать не хотелось, но и забыть не получалось.
Когда в прошлом году она, будучи четырнадцатилетней девчонкой, чувствовала свою никчемность, ночевала на улицах из-за ссор с пьющей матерью, приводящей в дом мужчин, и если бы в то время Катерина пила с ними, возможно, Эверрет бы смогла ночевать, заперевшись в ванной, в тепле. Но спать, слушая стоны удовольствия собственной матери, которая удовлетворяла минимум троих, не хотелось. Это было выше её сил. Несмотря на то что настоящих оргий Катерина дома никогда не устраивала, находится в квартире все равно было мерзко. В те времена Эверрет даже не думала, что сможет прожить. Жила каждый день как последний, нарывалась на неприятности, ввязывалась в драки, старалась прожить свою жизнь на полную катушку. Побеги из больниц, из полицейских участков — были для неё обычным делом. Это заставляло чувствовать азарт жизни, чувствовать себя живой. Ванессу она тогда не знала, находить поддержки было не у кого. Эверрет думала, что её жизнь на этом закончится, что такие, как она, потерянные, брошенные дети, не должны долго жить, сама природа избавляется от них.
В школе дела у неё никогда не ладились. Она была слишком умной для других, слишком низкой, а в одно время и толстой девочкой. «Идеальная игрушка для битья» — пожалуй, именно так можно было бы охарактеризовать Эверрет. Первое время она, конечно же, старалась не отсвечивать. Сидела на уроках со скучающим видом, что-то записывая в тетрадку, делая какие-то пометки, и думала о том, что учителя порой сами не понимают и половины того, что говорят. Она старалась не кичиться своими знаниями. Первое время ей хватало прозвища «жирный гном», чтобы Руэл и его дружки начали называть её ещё и «ботаником», но это было бы слишком даже для неё. Такие люди как она, до знакомства с другим миром, беззащитные, не умеющие постоять за себя, подчиняющиеся чужому мнению, жалкие, вызывали, скорее, желание схватить за горло и сломать шею, чтобы больше не мучались.
— Боже, наш гном решил побегать, — голос Дианы, одной из «королев» бронкской школы, всегда был до ужаса слащавым. На её руках всегда были аккуратные, длинные ногти, накрашенные каким-нибудь токсичным цветом лака. На её лице, в пяти случаях из шести, был ненавистный Эверрет смоки-айс, а её одежда скорее напоминала что-то среднее между «это последний размер в магазине» и «после школы иду работать на трассу». Обычно они не трогали Эверрет на уроках, но стоило зайти в спортивный зал, в раздевалку, как из серой мышки, Эверрет вновь превращалась в жирного гнома. — Знаете, это выглядит так жалко. Тебе не кажется, что эта форма тебе мала? — девушки рассмеялись.
Сейчас в раздевалке помимо Эверрет и Дианы находилось ещё пятеро: Оливия Мануел, одна из таких же «жертв», как и Эверрет. Блондинка с печальными глазами, розовой помадой на губах и милой улыбкой. Она сидела на соседней лавочке, наблюдая за всем происходящим, однако не спешила вмешиваться. Рядом с Дианой стояла её лучшая подруга — Моника Андерсон, смуглая девушка с завитыми кудрями и надменным взглядом. За ними стояли Розали Оллфорд, Риана Берч и Виола Крофтон.
— Боже, Диана, отстань ты от этой несносной дуры. Ты видела её тетради на уроках? Они пустые, — слово взяла Моника. Она сняла с себя футболку и бросила в Эверрет, насмехаясь.
— Серьезно? Давайте посмотрим! — Виола подбежала к её рюкзаку и вывалила все содержимое на пол. Схватив тетрадку по физике, она открыла её. Тетрадка и впрямь была пустая. Обычно Эверрет не писала на уроках. Задачи, решаемые на них, были слишком скучны для неё, — Бедная Эверрет, — на этой фразе засмеялись все.
— Ни рожей, ни телом, ни умом, — мерзкий, высокий голос Рианы раздался над Эверрет. Девушка сжала зубы и опустила глаза в пол, стараясь не зареветь. — Тебе стоит погулять на «стадионе» по вечерам, знаешь, хотя бы так ты сможешь лишиться девственности.
— Даже насильникам будет противно насиловать жируху, носящую размер L*. — главенство в разговоре вновь взяла на себя Диана. Она порвала одну из тетрадей Эверрет и, переодевшись в спортивную форму, собралась выходить из раздевалки. — нечего тратить время на неё.
— Соглашусь, — вторила Моника. — Это все же слишком низко, — от этой фразы девушки залились смехом, выходя из раздевалки. Эверрет же проглотила непрошеные слезы и повернула голову, чтобы посмотреть на Оливию, которая собиралась подойти к ней.
— Сегодня они не так как обычно, да? — она улыбнулась, сжав обе руки Эверрет в своих. — Почему не утрешь им нос? Ты чертов гений, Эрри. Я ведь видела это.
— Знаешь, мне хватает того, что меня называют «жирным гномом». Если они начнут доставать меня, чтобы я решила за них контрольную или домашку - это выше меня, я не готова. — Эверрет встала, схватила свой черный рюкзак с забавным рисунком панды и начала собирать тетрадки обратно. Несмотря на удобные школьные шкафчики, она предпочитала носить вещи с собой. Замки на дверях были не самыми лучшими, а каждый раз покупать новые тетрадки из-за того, что старые исписаны и изрисованы, было невозможно, с финансовой точки зрения.
— Жирный гном? — Оливия выглядела удивленной. Её брови поползли в верх, а рот открывался и закрывался, как у рыбки. — Подожди, они серьезно так тебя называют? Но ты ведь, ты ведь не толстая.
— А ещё лесбиянкой, тупицей, страшилой, а так же два раза Диана затушила о меня сигарету, шрамы на руках, — Эверрет пожала плечами, хотя на самом деле хотелось зареветь, отчаянно, громко, побить стену кулаками. Но она этого не делала, она была слишком слабой, чтобы дать отпор как другим, так и самой себе. — Знаешь, я на самом деле подумала, что трачу довольно много денег на еду. Пожалуй, мне и вправду будет полезно посидеть на какой-нибудь диете. Знаешь, например, отказаться от ужина. Сбросить килограмм двадцать, возможно тогда они не будут так сильно доставать меня?
Оливия тяжело вздохнула и похлопала Эверрет по спине. — Знаешь, я никогда не отличалась лишним весом, да и совсем уж страшилой я себя бы не назвала, однако Диана и Моника три раза поджигали мне волосы, плевали в лицо, а так же давили морально. Так что поверь мне, им плевать как ты выглядишь, они самоутверждаются за твой счет. Глубоко несчастные люди. И тебе не нужно худеть, Эрри. Ты милая, ты красивая и до ужаса умная, да к тебе парни должны выстраиваться в ряд!
— Спасибо, — Эверрет вымученно улыбнулась, обняла Оливию, и прикрыла глаза. Возможно Монтег и была права, однако Эверрет знала, что все равно не послушает её. Она должна отсидеть диету. Эверрет все же умная девушка, она не из тех, кто будет потом считать калории, блевать после приема пищи и резать себя. Она уверена в этом.
— Пойдем? Если мы опоздаем, наш Дэмонд будет зол. — Оливия схватила руку Эверрет, и быстрым шагом пошла с ней из раздевалки.
— Конечно, — шептала Эрри, в ответ сжав руку девушки.
Сегодняшний день заставил Эверрет вновь почувствовать себя той слабой девчонкой, которая убегает из дома из-за мужчин её матери.
— Эрри? — знакомый голос вырвал девушку из пучины собственных мыслей. Она медленно открыла серые глаза, пытаясь сфокусироваться на человеке, сидящем за рулем. Первое время понять, что происходит, где она находится и как оказалась в этом месте было сложно. Проморгав пару раз, Эверрет кивнула человеку и, закрыв глаза, снова упала на кожаное кресло дорогой машины, засыпая. — Ребенок, — констатировал мужчина, отворачиваясь с заднего сидения и устремляя его на дорогу.
Трасса Бронкс — Манхеттен даже сейчас, в три часа ночи, не была абсолютно пустой. Рядом с черным БМВ с тонированными стеклами то и дело проносились другие, абсолютно разные машины: с открытым верхом, с громкой музыкой, пьяными подростками за рулем. Эверрет было абсолютно плевать на всё это, она лишь сильнее сжалась. На заднем сидении она лежала в позе эмбриона, лишь изредка подрагивая, то ли от холода, то ли от снившихся ей кошмаров. Мужчина за рулем включил радио, на котором играли старые песни: Queen, AC/DC, Beatles. Под знакомые мелодии старых лет машина мчалась в незнакомом направлении.
По приезду к одному из довольно престижных домов, мужчина вышел из машины, остановился рядом с ней и отчего-то не спешил будить Эверрет. Накинув поверх белой хенли черную куртку, он достал из кармана своих джинсов, модели slim fit, пачку сигарет. Выхватив одну из пачки, мужчина зажал её между губами, судорожно ища зажигалку в одном из многочисленных карманов. Но ни в куртке, ни в джинсах зажигалки не оказалось. Мужчина тихо выругался, роняя сигарету изо рта.
— Блядь, — отрывистым и оскорбительным тоном отрезал он.
— Если ты обо мне, то не стоит так красноречиво выражаться, Рик, — ехидно пробормотала Эверрет, выходя из машины. Рик посмотрел на неё слегка удивленно, но тут же взял себя в руки, и показав в чеширской улыбке свои тридцать два белых зуба, улыбнулся ей. — Спасибо, что забрал оттуда, — произнесла Эверрет, шарясь по собственным карманам. Из одного она вытащила зеленую полупустую зажигалку, протягивая мужчине.
— Куришь? — спросил Рик, делая первую затяжку.
— Упаси бог, — насмешливо протянула Эверрет. — Я убиваю себя по-другому, если ты не заметил, — девушка горько засмеялась, вызвав на лице у мужчины улыбку.
— Лучше бы ты курила, — принимая её игру, которая откровенно бесила его эта девчонка, дочь его лучшей подруги, относилась к своей проблеме, а то что она у неё была Эверрет перестала отрицать давно, слишком легкомысленно.
— Это же вредно, — пожав плечами, ответила Эверрет. Подняв руку, девушка вызывающе посмотрела на Рика, смахнув с лица упавшую прядь почти черного цвета. Она точно знала, что у него должна быть жвачка, он всегда носил её в заднем кармане джинсов, и жевал примерно по две пачки в день, по две штуки после каждой сигареты — его жена ненавидела запах дыма.
— Равно как и не есть, — ответил он, все еще улыбаясь, протягивая Эверрет заветную жвачку. Девушка закинула пластинки в рот и зажевала её, почувствовав ненавистный мятный вкус. Рик в это время поджег сигарету и выпустил первый клубок дыма, заставив Эверрет закашляться. Эверрет ненавидела, когда кто-то курил при ней, однако никогда не высказывала сильного раздражения на этот счет, сейчас она предпочла отмолчаться, лишь прыснула от смеха и, посмотрев на зажженные огни окон многоэтажки, прошептала:
— Туше, Рик, туше, — услышав эти слова, мужчина громко засмеялся, даже не так, его смех скорее был похож на истерический припадок.
— Признаешь своё поражение? Боже, Эверрет, принцесса, я не узнаю тебя, — Рик вновь выпустил клубок дыма, уже в противоположную сторону, заметив, что Эверрет кривилась каждый раз, стоило ей только унюхать запах сигаретного дыма.
— Спасибо, — на грани слышимости прошептала Эрри. — Ты никогда не перестанешь звать меня этим глупым прозвищем? Знаешь, твоё «принцесса» совершенно не подходит такой, как я, не думаешь?
— С чего бы?
— Принцессы, они ведь изящные, такие хрупкие. Их защищать нужно, оберегать и лелеять, дарить любовь и тепло, а они, в свою очередь, будут отвечать тебе тем же. Принцессы будут томиться в башне, дожидаясь своего принца, не скажут тебе слова поперек. Принцессы послушные, грациозные, милосердные. А я? Я ведь другая, Рик.
— Разве ты не смотрела «Храбрая сердцем»? Знаешь, принцесса из того мультика…
— Мерида.
— Точно, Мерида. Она ведь никак не подходит под определение «классической принцессы», она другая. И ты тоже другая, принцесса-колючка, Её Высочество Эверрет.
— Ведешь себя хуже подростка.
— Я просто пытаюсь убедить красивую девочку в том, что она принцесса, разве это плохо?
— Убью тебя.
— Умереть от рук прекрасной принцессы? Всегда мечтал о такой участи. Правда, позаботишься тогда о Грейс?
— Твоя любовница?
— Любовница? К сожалению, я против инцеста, милочка. Знаешь ли, я как врач — не одобряю проявления чувств между родственниками более чем родственными.
— Грейс твоя дочь? Мне казалось у тебя сын, маленький блондинчик Гарри. А твою жену зовут Диана, она вроде прима. Тогда кто такая Грейс?
— Наша собака. Большой золотистый ретривер. Грейс ещё совсем щеночек, ты обязана позаботиться о ней.
— Твою мать, Рик! Мистер Минсен, если бы я не восхищалась вами, давно бы плюнула и пошла пешком домой.
— Два часа пути минимум.
— Пришла бы под утро, а завтра в школу. Разве не прекрасно?
— Ты туда ходишь? Мне казалось, что в одно из наших воскресных мероприятий, которое сегодня отменилось из-за заинтересованности Катериной новым мужчиной, ты рассказывала, что тебе там слишком скучно и ты перестала ходить, однако Катерине так и не рассказала об этом.
— Чёрт, я не думала, что ты запомнишь такие мелочи. Лучше расскажи про щенка, откуда он? Его не было ещё недели две назад. Или был? И я просто не заметила гигантскую собаку?
— Моя соседка Мизуки, она ветеринар. Малышку принесли на усыпление, мол, купили породистую, а у неё с прикусом проблемы, на выставки такую не отправишь. Мизуки ненавидит усыплять собак, а я как раз ей рассказывал, что малой собаку попросил. Ну, знаешь, ему все же уже не два, почему бы не подарить?
Тишина, повисшая между ними совершенно не давила, наоборот, она убаюкивала, заставляя Эверрет впасть в своеобразный транс из собственных размышлений. Из этого состояния девушку вывел насмешливый голос Рика, который протягивал ей уже почти пустую пачку сигарет.
— Попробуешь?
— А если соглашусь, что делать будешь?
— Катерина меня убьет, да и Диана тоже. Она хоть и ненавидит твою мать, к тебе такого презрения не испытывает. Наоборот, порой мне кажется, что она даже любит тебя.
— Знаешь, недавно мне Эмилия Росс — возможно ты слышал о ней, — сказала почти то же самое, мол, она ненавидит Катерину, но не меня. И это единственное, что тебя останавливает?
— А так же то, что ты в сигаретах найдешь себе спасение от голода. Я видел таких Эверрет, поверь мне, нет ничего хуже девушки с полуразрушенными желтыми зубами, трясущимися руками и безжизненными глазами. Они курят в туалетах, на улице, где угодно, лишь бы у***ь в себе эту уничтожающую их пустоту. Они приходят к нам не за спасением. Порой даже проблемы в своем поведении не видят, считая, что всё что происходит в их жизни — норма. Они выблевывают пищу, принимают убойные дозы слабительных и мочегонных ежедневно, а когда пытаются слезть, например, с мочегонного, то не делают этого, поскольку отеки слишком сильны, а отеки — лишние килограммы, они перестают видеть эту разницу между изящной худобой и костями. Эти девушки, Эрри, они зарабатывают себе настолько большие проблемы со здоровьем, да они жизнь сокращают себе лет на тридцать, только потому что один парень-идиот сказал в своё время «корова». Я не хочу, чтобы тебя ждала такая же судьба, разве это плохо? Разве это плохо, что я лишь забочусь о тебе? Просто пойми же, ты у Катерины — единственное, что держит её на плаву, она с ума сойдет, если ты погибнешь. У неё не останется ни карьеры, ни дочери, она ведь любит тебя.
— Хватит, Рик. Я здорова. И мы больше не будем поднимать эту тему, я не принимаю таблеток, если это тебя интересует.
— Именно поэтому я нашел желтые таблетки в одном из пакетиков чая? Не принимаешь, да Эверрет? Рвотный рефлекс отсутствует, не бегаешь по несколько часов в день, не ходишь по двадцать тысяч шагов? Хватит мне врать, девочка. Хотя бы признайся.
— Ты курил, — напомнила ему Эверрет, стараясь замять, сбежать от этой темы, заставляющей её ненавидеть все свое естество всем сердцем. Запретные темы: «проблемы, болезнь, анорексия», Эверрет не собиралась обсуждать их ни с кем, ни с Катериной, ни с Ванессой, ни уж тем более с Риком. Он был ей никем, а эта тема была слишком личной.
— К чёрту, — сквозь зубы прошептал Рик, хватая Эрри за плечи, больно сжимая их.
— Я здорова, — повторяя заученную фразу, Эверрет отводила взгляд. Рик слишком сильно сжал её, было больно, но кричать и показывать своего недовольства не хотелось.
— Мы оба знаем, что это не так. Ты знаешь, что из-за худобы ты могла не расти?
— Я не была худой всё время, Рик. Блядь, да я последние годы в школе была известна «жирным гномом», носила ебаный L и XL в одежде, скрывая за массивными кофтами свой жир. Не могла подняться по лестнице, искала в утешение в еде, потому что мать ебалась в это время с мужиками. Меня никто не брал на работу, у меня не было друзей, а все то, что зарабатывала, я проедала или отдавала своей матери на бухло и презики, ибо эти мужики могли быть больны сифилисом или СПИДом, понимаешь ты или нет? Ты вновь появился в нашей жизни в тот момент, когда все стало относительно хорошо. Не знаю, связано это с тобой или с другой причиной, но ты не имеешь никакого права говорить о том, о чем не знаешь. Ты не знаешь каково мне было, не знаешь, каково это — сидеть и рыдать перед зеркалом, ненавидя себя, резать себя каждый день все глубже, понимая, что твоя мать абсолютно никак не реагирует на порезы, которые ты даже не пытаешься скрыть. Ты не замечал, что ни разу не видел меня в футболке с коротким рукавом? Можешь не отвечать, я и так знаю ответ. А знаешь почему? Почему я их не надеваю? Да потому что мои порезы настолько глубоки, настолько сильно выделяются на этом ебаном бледном теле, что мне просто стыдно. Я не хочу, чтобы люди меня жалели и качали головой, мол бедный ребенок, ты не должна калечить себя, твое тело храм и прочую хуйню. Ты меня не знаешь, ясно тебе? Ты просто иди нахуй, Рик, я не собираюсь обнажать пред тобой свою душу. Я и так выставила напоказ слишком многое.
— Сигарету? — вновь спросил он, стараясь замять неприятную обоим тему. Смотреть на такую Эверрет, обычно наглую и самоуверенную, а теперь сломленную и опустошенную, было больно. Сердце жалобно скулило, затуманивая взор. Эверрет опустила глаза, до крови сжала кулак, но продолжала улыбаться сквозь силу, поскольку она всегда была сильной. Рик как никто другой знал это. Эверрет была не из тех людей, которые способны так легко сломаться, показать другим, что они на грани. Однако сейчас девушка не смогла взять себя в руки. Упав на траву, она истерично рассмеялась, стирая с глаз выступившие слезы рукавом свитера.
— Иди нахуй, Рик, я не курю, — ответила Эверрет, хватаясь за голову. — Лучше объясни, какого хуя ты привез меня в Манхеттен?
— Переночуешь у меня, у нас есть гостевая спальня. Катерине я сообщу.
— Да она думает что я у Ванессы, у неё с новым ебырем любовь на все времена. Дэвид, кажется. Она привела его домой с явным намеком «хочу сегодня потрахаться».
— Ты обычно не говоришь так.
— Как так Рик? Как девочка, мечтающая сдохнуть в какой-нибудь подворотне?
— Как человек прячущий свое «я» под маской быдла.
— Ты настолько хорошего мнения обо мне? — это было сказано с вызовом. Они оба знали ответ на этом вопрос. Эверрет всегда была для Рика кем-то вроде маленькой принцессы, не способной защитить себя.
— Это плохо? — схожая интонация, однако Эверрет лишь мотает головой в разные стороны и, опрокинув голову к звездному, небу молвит.
— Плохо? Боже, Рик это как угодно, но точно не плохо.
— Тогда, можем идти ко мне домой? Обещаю мягкие простыни и вкусный завтрак. Диана обычно варит овсянку с зелеными яблоками или малинкой. Мой сын её обожает, да и Грейс, маленькая нахалка, тоже не прочь залезть в хозяйскую миску.
— Ты ведь понимаешь, что спать мы уже не будем? Время около пяти, а мне в восемь в школу. Я Оливии обещала, что приду. Знаешь, я все же не пустозволка**.
— Я отвезу тебя, — закрывая машину, простодушно ответил Рик, шагая в сторону многоэтажного дома. — На улице прохладно, идем в дом, напою тебя вкусным кофе. — Эверрет пожала плечами и пошла за ним.
Все же, на улице действительно было холодно.