Два года назад
Давид
В богатом особняке под Пермью должны были проходить отборочные бои в охрану одного из влиятельных людей области. Мне предложил поучаствовать подельник. Мне тридцать, я только что вернулся с настоящей войны. Денег хватило заплатить долги брата, поставить памятник матери. Голодный и злой, как черт, я хочу заработать хоть немного, потому что задолбался работать грузчиком по ночам. Не самый лучший расклад для мужчины слегка за тридцать, но мне без вариантов.
- Давай, парень. Покажи себя. – скалится один из наблюдателей.
- Правила? – хмуро спрашиваю, разглядывая противника, подергивающего плечами.
- Минуты три повесели толпу, если сможешь, а дальше – твое дело. – пожимает плечами.
Круто и погано. Наматываю плотные бинты на козанки, глядя исподлобья на стоящих в круг мужчин. Много сидельцев, «Белый лебедь» под боком, там за тайгой… На кой только черт я вернулся сюда? Тоскливо оглядываю всех, словно они успели мне опостылеть до тошноты. Моя внутренняя крепость со мной. Я намерен выдержать и бой, и все, что будет после. Избавление от тьмы возможно лишь полным в нее погружением. Бессмысленно бежать и дергаться. Если сможешь выплыть, сможешь выжить.
- Поехали! – кривится паренек с белобрысым чубом, махая рукой и отступая к остальной толпе.
Мы сходимся. Противник старше, тяжелее. Суровый бывалый взгляд из-под тяжелых бровей, кое-где пересеченных шрамами. Грудь в наколках синеватых, купола – два, три, пять! Это значит, с малолетки не выбирался… Не местный, из «Лебедя» подкаченными и здоровыми не выходят. Мышцы перекатываются угрожающе на предплечьях и грубо подшитый край губы кривится в ухмылке. Даем круг, зацепившись взглядами, прощупывая почву. Выпад прямым в голову – я ушел. Тяжелый удар, вкладывал много силы, скорость – швах. Даю обманку и щупаю печень хуком слева – кривится, не приятно. Знаю, браток! Снова обманка – попадаю хуком справа в середину ребра. Скорее всего сломал. Мужчина прижимает локоть к правому боку, но «держит» лицо. Злое, тревожное, у него явно нет плана на мой счет.
Снова выпад прямым мне в лицо, и я, не думая, сшибаю ему губы, чтобы не лез больше ко мне напрямую. Кровь сочится из разбитой губы на купола, кровь на моих бинтах. В мгновение картинка сбивается, и я снова там, в той жизни, что хотел забыть, выбить из себя любой ценой. Картинка пляшет перед глазами, и я пру дурной головой вперед. Удар, увернулся, снова удар. Даю себя задеть, чтобы подпустить ближе и бью наотмашь. Я правша, не промахиваюсь. Вокруг воцаряется тишина. Почти зловещая, заставляющая протрезветь. У моих ног лежит противник с широко распахнутыми глазами, устремленными в серые северные небеса, а лицо перекошено, и височная кость выпирает через кожу на черепе.
- Башку ему на х*р сломал! Смотри, у Димана череп поехал! – восклицает кто-то позади и по толпе ползет сдавленный шепоток.
- Так, наш первый победитель… - паренек с белобрысым чубом расхлябано подходит и поднимает мою руку вверх, неуверенно держа своей, слово боится подвоха или брезгует.
Не жалко постоять и так, дураком со вскинутой рукой. Замечаю, что другой – плотненький с козлиной бородкой, обходит по кругу мужчин и собирает деньги. Видимо, делали ставки. Славные хоромы! Даже не целясь на большой куш здесь можно поживиться.
- Браво! - слышу увесистые хлопки и оборачиваюсь.
Не составляет труда узнать в этом человека виновника «торжества». Калев Милад, кажется, настоящее имя звучит именно так, но Пермский край знает этого человека как Пашу. Он считается криминальным авторитетом и перспективным бизнесменом. На черта его разглядывать? Ни к чему, верно? Я устал подчиняться за слова, устал от нищеты из разброда вокруг себя, устал питаться как быдло. Положив несколько лет за отцов-генералов, я поимел два ранения, обожженную душу и полную безысходность впереди.
- Откуда у нас такой умелый боец? – уверенный стальной тон, хоть и расслабленный. Он на своей территории, за ним трое бойцов из охраны.
Мужчина хорош собой и крепок. Широкая походка, уверенный взгляд, орлиный нос с видимой горбинкой.
- Из армии. – сухо отвечаю.
- Похвально. – он осматривает меня, как бабу, с ног до головы. – Идем, поговорим. – предлагает неожиданно, и передо мной расступается толпа.
Бросив короткий взгляд на мужчину с козлиной бородкой, я шагаю за Пашой, и в моих руках тут же оказывается пачка денег. По ходу меня «выбрали», а значит, кидок не простят. Убираю в карман брюк, прихватываю куртку. Шагая по идеально зеленой территории, я огибаю особняк и оказываюсь у открытой беседки. Кованые цветочки, узоры на бортах. Красиво, наверное, и офигенно дорого. Калев приглашает меня взглядом к столу.
Наспех разматываю бинты и убираю также в карманы. Костяшки красные, но кожа цела. Мужчина бегло проходится взглядом по набитым рубашкам на руках и орлу на груди.
Вспотевшим, в тонкой майке и наброшенной куртке, я выгляжу чужеродным организмом на территории этого богатенького особняка. Двухэтажный домище с огромными окнами, ухоженной территорией, парковкой на три машины. Даже крытая беседка человек на десять, не меньше, на отдельном фундаменты и с мраморным полом внутри. Стараюсь меньше озираться, чтобы не выказывать интереса.
- Ешь, - он машет кому-то жестом, и подают тарелку с приборами.
На белоснежной скатерти настоящий пир с икрой, мясом, колбасами. От запаха во рту клокочет слюна.
- Ешь, ты не один такой, кому глаза режет нормальная еда. Пожалуй, я найду тебе хорошее место среди своих людей. – он отпивает вино из бокала и ставит его обратно на стол. – Где служил-то?
- В Средней Азии. – отвечаю, едва проглотив.
- Образование есть? После школы имею ввиду? Машину водишь?
- Любую.
- Значит, я правильно думаю, - усмехается. – У меня семья, Давид. В нашем сложном мире мне приходится весьма заботиться об их безопасности. – серьезно, но акробатически лукаво, прилизано чешет по ушам.
- Сколько всего человек и сколько в группе сопровождения?
- Какой ты скорый! Не сразу, пока потаскаешься водилой с моей дочерью Эрикой, иногда с женой. Мой безопасник проинструктирует тебя.
Перевожу взгляд на потолок беседки, замечая в углу камеру наблюдения.
- Да, Давид. В моем доме все по-взрослому. Осваивайся. Если справишься с ролью водилы, будут еще задания.
Киваю, соглашаясь. Локти расставлены на столе, еда вкусная. В мисочке на ножке сочный виноград, а хлеб еще теплый.
- Пап, ты же обещал! Пап… - осекается тонкий голосок совсем рядом.
Замираю, помня, что маленьких детей у Калева нет. Я не мог ошибиться! Поворачиваю голову и вижу нереально синие глаза, как два океана, глубокие, огромные на кукольном личике. Лет шестнадцати девочка в спортивных брючках и белой футболочке оказывается рядом с Калевом, сотрясая воздух какой-то то ли книжкой, то ли журналом. Стройная, нежная, почти ребенок.
- Обещал, значит, сделаю. Кто разрешил тебе выйти? – не ласково окидывает малышку взглядом.
- У тебя гости? – она боязливо переводит на меня взгляд, вздрагивая всем телом.
Пшеничные локоны, перехваченные резинкой, ниспадают по спине до самой поясницы. Они шелковые, золотисто-кремовые, почти волшебные, струятся так, что ладонь покалывает, как охота дотронуться. Прозрачная кожа и тонкие руки с длинными пальцами. Удивительная. Посреди этой компании…
- Я не могу играть эту чушь, прошу тебя. – она умоляюще смотрит на Калева, но тот хмурится и кивает ей в сторону дома.
Ребенок поспешно уходит, но у крыльца замечаю, что обернулась.
- Благотворительный бал скоро, а молодежь капризничает на счет репертуара. Не устраивает ее Бетховен, подавай кого по моложе! – хищная улыбка едва трогает краешки рта, но глаза остаются ледяными.
Младшая дочь? Почему-то о ней не упоминалось в досье. Распространена информация, что дочь Калева Эрика обручена с владельцем одной из лесоторговых компаний, а про младшую ни слова. Странно, но это же не мое дело? Продолжаю запихивать в рот куски, манерно пожимая плечами.
- Хорошо, Давид. Мне нравится твоя реакция. – подмечает Калев, не скрывая своего одобрения. – Тебе есть, где жить?
- Пока нет.
- Тогда скажи об этом Асхаду. Он устроит тебя на одной из дежурных квартир.
- Спасибо. – коротко бросаю, вытирая рот салфеткой, в которую были завернуты приборы. Передернувшись внутренне от такого показного шлака, тем не менее отмечаю, что и этот быдлячий жест не прошел мимо внимания опасного и влиятельного человека.
- Всего хорошего. И да, факты в пределах моего особняка не должны быть достоянием общественности. Ясно?
- Ясно.
Куда яснее, раз девочка живет под замком, хоть и в достатке. Значит, у Паши две дочери. Занятно. Почему-то не сомневаюсь, что и в этом незатейливом вопросе он уже придумал и начал реализовывать сложнейшую схему, как прогнуть под себя очередного нувориша. В свои неполные пятьдесят Паше удалось на удивление много – и удачно отбыть на зоне, и заработать сумасшедшие деньги, и пролезть во власть, и даже засветиться в торговле оружием. В этом краю за лидерство в теневой торговле бьются два человека, и один из них как раз и есть Милад Калев.
За воротами особняка вдоль всего ряда домов – на каждой паре метров камеры. Дорога просматривается от въезда до лесополосы. Поселок не большой, но уходит прямо в лес.
- Эй, Давид! – обращается ко мне мужчина лет пятидесяти с седой щетиной на лице, но идеально черными волосами на голове. Его пронзительные черные глаза изучающе скользят по мне, заканчивая свой путь на старых армейских ботинках. – Вот адрес, - он протягивает листок с написанным ручкой адресом в городе. – Переночуешь, отдохнешь, поешь. Я подъеду. – кивает утвердительно.
- Как Вас зовут?
- Асхад.
Теперь уже киваю я, и развернувшись шагаю по дороге. Черт знает, сколько нервных клеток сдыхает, когда я поворачиваюсь спиной к таким головорезам, но я должен вести себя именно так, как глупый пацан, слабо ориентирующийся в социуме, или просто играющий собственной жизнью. Влезая в клан, единственно верное поведение – наблюдать, не поднимать головы выше средней планки и всячески выказывать жадность. До денег кто не жадный? Верно, только тот, кто пришел не за ними, а вот эти мысли допускать нельзя.