Затащила маму в избу, уложила на скамью. Смочила тряпки колодезной водицей, положила на лоб, чтобы жар поуменьшить. А что дальше делать − ума не приложу. Малых из дома пришлось выгнать, чтоб не орали белугами да мать лишний раз своими криками не изводили, со двора-то их не так слыхать будет. Старшенький-то перепуган, видать понял, что можем мы мамки лишиться, вот и рыдает в три ручья, а малой неразумный ещё, но за компанию повыть сам не свой. Бывало, мамка кого-нибудь из старших накажет, те стоят хнычут в углу, и младшенький тут же присоединяется. Вот и сейчас так же.
Вот только если знахарка придёт, надо ей заплатить будет, а чем рассчитываться-то? Разве что мукой, да и та не наша же. Но пусть хоть всю забирает, коли надобно будет так, лишь бы мамку вытащила с того света… Без неё мы недолго протянем. Она-то юркая, всё у неё споро получается, и малые её слушаются, не то что меня. Беги же, Парим… Беги. Дайте боги, чтоб знахарка не отказала и помочь успела.
А деньги… Деньги я соберу. Как? Сама пока не ведаю. Хотя, что уж лукавить? Фрол всё по полочкам разложил. Ох… ждёт меня кабак придорожный… как пить дать, ждёт! И представились мне пьяные морды тамошних завсегдатаев, да их липкие потные руки на моём теле, аж передёрнуло. Нет уж. Лучше к гладиаторам. Вот же демоны, х**н редьки не слаще, что и выбрать-то − не знаю даже.
Бывала я там как-то, ещё когда батя жив был. Бои гладиаторские − нечастое событие. Только если королевский двор на выезде в наших краях, тогда да, тогда не на жизнь, а на смерть бьются. А так… есть, конечно, те, кто специально этому делу обучен, но по большей части на кулаках да дубинами метелят друг друга. у***ь не убьют, разве что покалечатся, а народу развлечение. Причём разделяют бои мужские, женские и смешанные. На последние-то Фрол и намекал своими похабными шуточками.
И вообще, не понимаю, в чём удовольствие на мордобой глазеть, но денег это стоит баснословных. Мы тогда с батей внутрь по чистой случайности попали − купец один зажиточный не желал время даром тратить, совмещал полезное с приятным: и с батей дела решал, и на бои смотрел. Нас по его требованию и пропустили.
Благо я девушка не изнеженная, да и батя, пока жив был, учил кой-чему, чтоб постоять за себя могла. Меча в руках, конечно, не держала, откуда ему взяться-то, мечу этому. А в рукопашном что-то да могу. Того гляди выживу, да деньжат на оплату долгов поднакоплю за месяцок-другой. Хотя нет, за кулачки столько не заплатят. Тут уж точно придётся бойцов обслуживать. Мерзко от такой мысли, да всё лучше, чем к этому подонку в услужение идти. Или в кабак, что и того хуже.
Думки думаются, а руки всё снуют. Мамка-то в бреду по кровати мечется. Бормочет что-то, но слов не разобрать. На бледном и как-то слишком уж быстро осунувшемся лице испарина выступила, сколько ни протираю, а она вновь тут как тут. Дыхание хриплое. Ещё и жар не отступает. Плохо дело. Где ж уже знахарка-то? Неужто не придёт?
Словно боги меня услышали: скрипнула дверь, впуская невысокую худощавую старушку.
− Матушка Катиона… − бросилась я к ней, готовясь в ноги упасть, но та отстранила меня прочь, прошла к больной.
А тут ещё и малые заскочили в хибару, да всей сворой-то к матери на кровать кинулись, насилу отогнала.
− Поспели мы, − осматривая маму, молвила старуха. − Забирай детей и иди на улицу. И чтоб никто! Слышишь? Никто сюда не входил, покамест я сама не выйду.
Вышли мы. Малые ревут, я и сама едва сдерживаюсь. Как подумаю, что будет, если ещё и мамы не станет… Ух… Тогда уж проще сразу с камнем на шее в запруду на реке. Одна с тремя шалопаями нипочём не управлюсь.
− Спит она. Полежит денька три и как новенькая будет, − произнесла появившаяся из-за покосившейся двери знахарка. − Чай тебе и расплатиться-то нечем, − догадалась старуха.
− Нечем, − понурив взгляд, признаюсь.
− А платить-то надобно, чтоб здоровьице было, − задумчиво так, с хитринкой в голосе, произносит. − Есть у меня задание для тебя. Быстро не управишься, но оно и к лучшему. Покамест от выполнения по собственной воле не откажешься, все живы будут, а коли отказаться вздумаешь, тут весь их род и зачахнет.
− Чей − их? − не поняла я.
Бабка странный пасс рукой сделала, и весь мир вокруг словно застыл. Даже пёрышко, что летело… в воздухе зависло. Я же в шоке озираюсь по сторонам, ничего не понимая.
− Это ж магия! − против воли восклицаю.
А ведь магия у нас под запретом строжайшим. У богатеев правда есть всякие магические штучки, ещё в древности заговорённые, но они дороже золота стоят. А за использование магии в чистом виде казнь уже много столетий как введена. Считается, что искоренили это зло. Ан нет, оказывается.
− Может и магия, да никто того не заметит, а ты не скажешь, − отозвалась старуха. − Так вот, к вопросу твоему: не родня они тебе. Подкидыш ты. Далеко да высоко кровинушки твои, но в тебе тоже магия есть, вот пробудишь её и найдёшь, что судьбой предсказано.
Смотрю на неё как на малахольную. Вот и что она лопочет? Сама-то понимает, интересно? Магия! Во мне?! Ух, и насмешила бабка! Хотя… насчёт того, что неродная я им, у меня и самой думки были. Уж больно не похожа. Но иной родни я не ведала, так что какая есть. И так боязно: что ж ведьма затребует в итоге за их жизни?
− Не ведьма я, − ощерилась в щербатой улыбке старуха.
Ох… она что, ещё и в голову мою забралась? А та − усмехается только, вот и гадай теперь: да аль нет?
− Мамочка… − как-то совсем уж жалко проблеяла я и уставилась на старуху в ожидании поручения, противоречить ей и мысли не было, мало ли какую гадость учинить решит.
− Чётких инструкций не жди, − вмиг посерьёзнев, произносит, а я голову ломаю: что это за «инструкции» такие? − Ох и дикий народ здесь, − явно вновь угадав мои мысли, вздыхает. − Сколько живу, а привыкнуть никак не могу.
Хм… а я сколько себя помню, столько матушка Катиона народ и врачевала. Никогда б не подумала, что не местная. А оно вон как, получается!
− В общем, сила твоя проснётся скоро, в полнолуние, но лишь отчасти. Полную обретёшь лишь свою вторую половинку разыскав, − говорит. − Вот тогда-то и сумеешь поручение моё выполнить.
− И какое же? − для приличия интересуюсь, с горечью осознавая, что никогда этому не бывать. Ну какая у меня может быть вторая половинка, если мужики на меня только слюни издали пускают, а стоит приблизиться, тут же прочь шарахаются.
− Освободить наше королевство от гнёта Артемилиана.
− Что? − решив, что ослышалась, переспрашиваю.
− Свергнуть императора… Уговорить его вернуть престол королевской династии… у***ь в конце концов.
− Что-о-о?! − выпучила глаза я.
− Ты меня услышала, − отвечает. − Знала б, что это тебе не по силам, не заставила бы делать. Управишься, будут они, − её взгляд скользнул по замершим малышам, − здравствовать да как сыр в масле кататься. Нет… ну, на нет и суда нет. Что тогда будет, думаю, помнишь.
Киваю − мол, помню, как уж не помнить-то? Вот только где я, а где император? Да ещё и эта вторая половинка. Где ж я найду её? И про необходимость денег на налоги набрать забывать не стоит, иначе… а ещё и мамка лежит, и хозяйство сейчас всё на мне. Ух… Даже думать не хочется.
− Да ладно тебе, Лейнара, − неожиданно мелодичным и молодым голосом произносит старуха, и в её исполнении моё полное имя как-то странно на слух воспринимается, словно я не дочь мельника, а леди какая-нибудь. − Я ж тебе не месячный срок поставила, а так-то точно управишься рано или поздно. И о деньгах, что Фролу отдать надобно, не печалься. Будут они, куда ж им деваться-то от судьбы. Матушка их, − кивает на малышей, − едва оправиться успеет, и деньги сами к вам придут.
Взмах руки, и пёрышко продолжает падение. Ничего не заметившая малышня хнычет, забившись за лавку у крыльца. Старушка, не простившись, ковыляет уже в сторону дороги. А я так и сижу, словно пыльным мешком пришибленная. Вот уж задала старая ведьма загадку. Как теперь родных от лихой судьбинушки уберечь? Ясно же − никакой второй половины не найду и императора не свергну. Да ещё и про силу какую-то упомянула, типа в полнолуние появится…
Минуло уже три дня к тому моменту, как мама впервые самостоятельно смогла выбраться на улицу. Тяжко мне было одной по хозяйству всё это время вертеться.
− Ма-ам, − в очередной раз припомнив разговор со знахаркой, не выдерживаю я. − Скажи… только честно, ладно? Я вам не родная?
− Что ты такое говоришь, доченька? − встрепенулась она.
− Ну сама-то посмотри, малые все в вас. Глаза зелёные − папкины, волосы огненно-рыжие − в тебя, ну и комплекции некрупной, а я в кого такая здоровенная лошадь уродилась? И глаза что вода прозрачные, и… в общем, расстройство сплошное.
− Ты на себя напраслину-то не наводи. Девка ты видная. А что не похожа… Бывает так, доча, − пожимает плечами мать, а мне обидно становится, что не желает правду говорить, а уж что-что, но ложь я за версту чую. − Катиона тебе что-то нашептала, да? − вопрошает. Киваю. Вздыхает мать, и начинает недолгий рассказ: − Мы с твоим… с моим мужем только-только в новых землях обживаться стали, он в лес за хворостом как-то раз пошёл, а вернулся… с тобой.
Молчу. Осмыслить услышанное пытаюсь. Нет, не то, чтобы я удивилась. Но одно дело догадываться или от ведьмы услыхать, а другое − от матери.
− Крохой ты совсем была. Месяца от роду не было. Мы в этих землях чужаками ещё были, несколько дней как пришли. Никто, окромя графа, и не знал, что мы здесь поселились-то. Вот и выдали тебя за своё дитя, люди-то и поверили.
− Ты не выяснила, кто мои настоящие родители? − интересуюсь, а самой даже стыдно становится, словно этими словами отрекаюсь от тех, кто кров дал да вырастил.
Если она и обиделась, то вида не подала, лишь плечиками передёрнула и головой покачала, мол, нет, не нашла. А может и не искала? Вот только переспрашивать у меня язык не повернулся.