Закрой глаза, и будем лететь туда,
Где звезды сгорают дотла; и где якорям не достать никогда.
Мы будем лететь с тобой, где летний шумит прибой;
Нас не найдут, не найдут никогда!
Мы будем лететь туда,
Где звезды сгорают дотла; и где якорям не достать никогда.
Мы будем лететь с тобой, где летний шумит прибой;
Нас не найдут, не найдут никогда!
Расскажи мне, ветер, куда делся вечер –
Там, где были вдвоем, летать на седьмом небе.
Где кометы неприметным следом рисовали любовь,
А нам так было плохо.
Но где теперь сейчас тебя искать;
Куда бежать, куда звонить, кричать?
Но знаешь, есть у меня мечта –
Убежав, отпустить все полюса.
(с) Леницкий. Никогда
– Поймите, Михайлина Владимировна, вам надо научиться ладить даже с проблемными учениками… Тем более Демьян… он специфический парень, со сложным характером.
Я знала, какой он – Демьян Галай и какой у него характер. Не знала только, что увижу его снова. Мне сказали, что они переехали после трагедии. И я была не готова… совсем не готова. К войне. Я надеялась, что все осталось в прошлом, что, вернувшись в родной город, я больше никогда не вспомню о Галаях и том, какую боль они мне причинили.
– Можно ли дать мне другую группу? Сейчас только начало семестра, я могла бы…
Ректор пожал плечами и сел в кожаное кресло, откидываясь на спинку.
– Какую другую группу? Знаете, что… Михайлина Владимировна, мне вас порекомендовал хороший человек. Я сделал ему одолжение по старой дружбе, но, если вы не справляетесь, вы можете написать заявление об уходе.
И поднял на меня колючие глаза, полные неприязни. Я ему не нравилась еще с самого первого момента. И он отказал мне в работе на первом же собеседовании. Но ему позвонили. Ради меня. Старый друг моего отца.
– Я справляюсь.
– Надеюсь. Я вам сразу говорил, что у нас преподаватели серьезные, взрослые, умудренные опытом. Это престижный университет, и здесь учатся дети высокопоставленных лиц. Галай один из них. И либо вы найдете способ наладить общения со студентами, либо вам эта работа не подходит. Идите в школу. Там будет легче.
Я вышла из кабинета ректора с горящими щеками. Будто мне надавали пощечин. Да, я не ожидала, что встречу здесь его… для меня это жестокий удар. И отказаться от работы не могу. Мне нужны деньги… очень нужны. В школе я так зарабатывать не буду.
Зашла в туалет, плеснула воду в лицо, закрывая глаза, чувствуя, как жар отступает.
– Это мой брат, Демон. Знакомься.
Страшный взгляд исподлобья, длинная челка, зеленые глаза волчонка. Смотрит так, что мороз по коже пробегает. Взгляд совершенно не детский, как и изгиб губ. Презрительный. Руки в карманах, длинная шея вытянута чуть вперед. Одновременно и жуткий, и красивый. Еще угловатой красотой, но скорее отталкивающей. Я бы не решилась встретиться с таким в темном переулке.
– Не думал, что ты теперь трахаешь таких убогих. У тебя испортился вкус? На какой помойке ты ее нашел?
Улыбка с моего лица тут же пропала, и я стиснула пальцы так, что они захрустели.
– Думай, что говоришь, Демьян. Михайлина – моя невеста.
– Очередная шлюха– блондинка? У тебя к ним слабость, как у папаши?
От воспоминаний отвлекла Наталья Ивановна. Она зашла в туалет и громко говорила по сотовому, запираясь в кабинке, которая дергалась и тарахтела, пока та примащивала в ней свое грузное тело.
На секунду подумала о том, что я здесь делаю. Зачем я здесь. Почему уехала из тихого места именно сюда… Потому что ты должна была уехать, потому что только здесь есть шанс для Поли.
Я медленно поднялась по лестнице. Зайти снова в аудиторию означало проиграть, означало, что у меня ничего не вышло. Выдохнув, я толкнула двойную дверь и замерла на пороге. Студенты столпились в кучу. Они хохотали и что– то рассматривали.
– Это что – Китай или Корея? На каком вонючем рынке она это купила?
– Посмотри, там нет ее трусиков?
– Ты хотел сказать, бабушкиных парашютов?
– Глянь, а гондоны есть?
– Опачки, тампоны. Четыре капли.
– У телочки сегодня месячные.
Кровь прилила к лицу, меня пошатнуло, и сердце дернулось, поднимаясь к горлу. Они…они рассматривали мою сумочку. Демон уселся на стол и вытаскивал по одному предмету, а все остальные дружно ржали. Бросилась к ним.
– Отдай! Как ты смеешь! Тыыы!
Наглый ублюдок вскочил на стол ногами, поднимая сумку вверх. Он изменился. Повзрослел. Его страшный, волчий взгляд теперь повзрослел. Вместе с ним наверняка повзрослела его жестокость, цинизм и…хищность. Мне стало не по себе. Где– то вдалеке возникла злорадная мысль, что я рада тому, что он страдал. Что жизнь его побила и потрепала. Жаль только не сломала. Эта жестокость, равнодушие, надменность – все осталось в ледяных глазах. Светлые, неживые. Больше похожие на цвет трясины в болоте, наполненные высокомерием. Он меня пугал… как и раньше, если не сильнее. Он – враг. Я это ощутила всей кожей. Смертельный враг. Настоящий.
– А ты отбери.
– Не ты, а вы!
– Тыыыыы, – нагло выпячивая губы, глядя на меня, как на вонючее насекомое, – для «вы» надо дорасти.
– Сумку отдай!
– Отбери!
И никто ничего не говорит. Они смотрят. Все. С любопытством, с интересом и азартом. Кто– то снимает на телефон. Обступили кругом. Если меня разорвут на части – это будет лишь интересный сюжет для инстаграма.
– Нирвана, дверь придержи там, а мы поиграемся. Эй… смотри, твоя сумочка с твоими тампончиками. Какие еще секреты в ней есть? Вибратор? Вряд ли тебя кто– то…такую жалкую.
Вся красная, дрожащая от стыда, унижения и неверия, что это действительно происходит, я влезла на стол, чтобы отобрать у него сумку. Но проклятый подонок высоко поднял руку вверх и просто дергал сумкой, как приманкой.
– Але ап. Ап. Ап. Прыгай. Давай. – потом наклонился ко мне. – Можешь попросить. На коленях. Я верну.
– Отдай! – дрожа от ярости, задыхаясь, стараясь не расплакаться, я вцепилась в его руку. – Отдай немедленно!
– Попроси!
– Ты…ты – подонок!
– Демон, кажется, сюда идут. Все. Закругляйся.
– Шлюха! – выцедил мне в лицо и швырнул сумку на пол. Все содержимое высыпалось, покатилось по полу. Он соскочил ловко со стола, наступил массивной подошвой на маленькое зеркальце, выпавшее из моей сумочки, и, толкнув плечом нескольких студентов, вышел из аудитории.
***
Они разъехались на следующий день. Потом продали дом, поделили все имущество. Это было мучительно – смотреть, как какие– то чужие люди выносят мебель, рассматривают технику, прицениваются ко всему, что когда– то являлось для них с братом семейным счастьем. Адвокат генерала вытряс всю самую мерзкую грязь о бывшей жене, доказал, что она стала алкоголичкой и не может заботиться о сыновьях. Они все переехали в новый огромный дом, а мама – в квартиру бабушки, которая умерла незадолго до этого апокалипсиса. Отец давал какие– то деньги, но она не брала. Тогда еще не брала.
Блондинистая мачеха думала, что ей удастся поладить с пасынками или справиться, но она сильно ошибалась. Демьян не собирался жить под одной крышей с ней и со своим озабоченным папашей. Он не просто их ненавидел, его трясло от этой ненависти. Его от нее корежило. Едва видел отца, как в нем просыпалась жажда убивать. И не просто убивать, а как в фильме ужасов, чтоб потом блевали полицейские и люди в панике обходили дом стороной. Но вместо этого Демьян обозвал свою мачеху корыстной шлюхой, когда она попыталась его воспитывать, и наслаждался ее слезами.
Брат был умнее. Всегда пытался охладить пыл Демона. Стать между ним и отцом. Все уладить. Он всегда был умнее и сильнее своего младшего брата. Демьян им восхищался, и он ему завидовал. Умный, красивый, сильный, чемпион по боксу, отличник. Отец пророчил ему великое будущее.
А Демон – отброс. Бездарность и неформал. Аутсайдер. Поэтому ему можно трепать нервы этой сучке, из– за которой он теперь не мог жить с мамой. Это оказалось намного вкуснее Олеси и ее сочного тела. Это оказалось сродни глотку кислорода после того дичайшего удушья, которое он испытывал, когда узнал…узнал, что его отец, такой крутой, известный, властный… кумир, банально трахает молодую шлюшку, обманывает мать, предает семью. Лжет Демьяну, брату. Лжет всем. Ради вот этой тупой, губастой телки, которую мог поставить раком даже сам Демон. Предпочел их скромной маме, которая целыми днями готовила еду, занималась домом, оберегала семейный очаг... как же ей было далеко до этой дряни во всех смыслах. И от этого Демьян злился еще больше и люто презирал всех других женщин, кроме матери. Они были для него олицетворением лжи и грязи. Порока и вони. Что не мешало ему этим пороком наслаждаться и доказывать самому себе, да и им, кто они такие на самом деле. Просто шлюхи. Все до единой. Даже самая чопорная и святая из них на поверку может оказаться последней похотливой дрянью.
Он их коллекционировал, собирал в некий дневник памяти без имен и фотографий, но каждый раз с галочкой, что на одну развратную сучку в этом мире стало больше. Это было диким удовольствием – смотреть на их залитые слезами лица, когда он махал им ручкой после бурного секса, а затем скидывал в сеть их голые задницы и груди. Впрочем, они и сами прекрасно умели постить подобные фото на своих страничках в соцсетях и при этом надеяться встретить чистую и светлую любовь. После того, как Демон оскорбил свою мачеху в очередной раз и толкнул ее в бассейн, когда она назвала его мать дурой, его все же отпустили на все четыре стороны. А точнее, просто дали уйти жить к маме.
Демьяну удалось создать для них всех видимость ее благополучной жизни… а на самом деле он знал, что мама давно опустилась и мало походит на себя саму. Но он долгое время слал себе открытки от ее имени, склеивал в редакторе поддельные фото ее счастливой жизни, показывал их всем… а точнее, оставлял на открытом месте так, чтоб они увидела. У мамы все хорошо. Тогда он не думал, что все знают о его лжи и втихую насмехаются над ним.
Отца надолго не хватило. Он сделал выбор между сыном и своей нынешней женой. Выбор в ее пользу. И Демьян был счастлив его выбору, потому что именно этого и добивался. Жалко было лишь расставаться с братом… Он любил Богдана восторженной любовью. Даже сильнее, чем отца. Потому что в детстве именно старший брат проводил с ним больше всего времени, воспитывал, защищал, жалел. Пока Демьян не стал подростком и пошел на борьбу, после этого их роли изменились, и они друг от друга отдалились, но это не мешало Демону фанатично любить брата. И потом не помешало его возненавидеть. Из– за ревности к девушке. К девушке Богдана.