В январе 1991 года, как уже сказал раньше, я начал работать с пятым «Б» классом, в том числе стал проводить в классе, раз в две-три недели, полноценные уроки английского языка. На эти часы Иван Петрович официально снимал меня с занятий и просил учителя дать мне индивидуальное письменное задание, а, впрочем, он старался делать так, чтобы учительская работа вожатых приходилась на его собственные уроки. Кажется, детям я нравился, да и они мне были симпатичны: небольшой и хороший класс, ни одного по-настоящему противного ребёнка. Я также попросил у Аллы Игоревны разрешения присутствовать на паре её занятий, чтобы набраться опыта, молодая учительница согласилась с вежливым равнодушием, но её манерой, точнее, именно этим самым равнодушием и автоматической, ленивой работой по учебнику я остался недоволен, хотя вслух этого, разумеется, не сказал. Про январь же я вспомнил сейчас по другому поводу: именно в январе состоялось моё знакомство с Мечиным.
Дело было после уроков. Я стоял в школьном вестибюле, ожидая Любу Соснову, свою «ярочку», ждал и уже начинал терять терпение, решив для себя: если не придёт через пять минут, чёрт с ней, пойду домой один. Я глядел в окошко и в окошко же увидел, как по дороге вокруг школьного холма взбирается вишнёвая «Лада-Восьмёрка» с затемнёнными стёклами. Сейчас эта машина стала почти раритетом, а тогда казалась самым стильным авто, которое можно было купить на советские деньги.
Машина остановилась в школьном дворе, и через минуту в пустой холл вошёл хозяин машины. Вошёл — и уставился на меня, и мне сразу стало неуютно безо всякой разумной причины.
Это был молодой мужчина в чёрных джинсах (в их карманы он заложил руки), великолепном чёрном пиджаке и белой рубашке, воротник он расстегнул и расправил на манер отложного воротничка; на шее его я успел заметить тонкую золотую цепочку, на пальце — перстень с тёмно-красным камнем. Но не одежда поразила меня тогда, а его лицо: лицо… красивое, да, пожалуй, красивое, точнее, невероятно чётко очерченное, будто его по точным лекалам резали из камня каким-то алмазным резцом. Особое лицо с поднятыми скулами, губами и носом изящной, хотя тяжёлой лепки, слегка раскосыми и широко расставленными глазами — и я понял, почему мне стало неуютно и едва ли не жутковато: волосы у мужчины были почти чёрные, слегка волнистые, а глаза — очень светлые, светло-зелёные или светло-жёлтые, кошачьего цвета глаза. Потом, правда, я заметил, что глаза эти могли казаться и тёмными: когда зрачки расширялись и едва ли не поглощали всю радужную оболочку, — но в первый день это были малые зрачки, как две дробины.
— Дитё, — произнёс мужчина, и слегка приподнял губу над верхними зубами: улыбнулся своей неотразимой улыбкой. Тембр у него был неповторимый: д в о й н о й. Когда он говорил, можно было подумать, что говорят в унисон два человека: один — бородатый здоровяк, другой — энергичная, резкая женщина лет пятидесяти. А выговаривал слова он с еле заметным акцентом: убей Бог, не знаю, что за акцент! Мужчина подошёл ко мне ближе. — О, да ты ещё и комсомолец… — Мне захотелось прикрыть от этих кошачьих глаз свой комсомольский значок ладонью. — Дитё полка и внук саркофага, скажи мне, где у вас можно найти директора?
— На втором этаже, — ответил я. — По этой лестнице и сразу направо, там… в конце коридора.
Мужчина кивнул мне и пошёл в направлении лестницы.
— Простите! — окликнул я его. Он обернулся. — А вы… сами кто будете?
— Учитель литературы, — лениво отозвался мужчина. — В а ш учитель. Если вам повезёт, конечно… — и зашагал по лестнице.
Я поднялся другой лестницей, застыл у входа в приёмную и долго ждал, пока н а ш учитель не покинет директорский кабинет. Затем сам доложился через секретаря и был немедленно принят.
— Иван Петрович, кто сейчас приходил?
— Энто, хм… Геральд Антонович Мечин, видишь ли, экий фрукт…
— Он хочет устроиться к нам работать?
— Хочет. От армии, что ли, скрывается, цыплёнок…
Благоев, похоже, был не в духе.
— Иван Петрович! А вы… можете ему отказать?
— Да как же я ему откажу, индюк ты этакой, когда у меня уже полгода вакансия, и ни одного человечка на примете, а у него — красный диплом! И так Наталья Анатольевна работает аж на две ставки и костит меня почём зря!
— Ах, вон почему Валя так часто проводит за неё литературу…
— А ты что думал, от хорошей жизни, что ли? Мда… Тебе он тоже не понравился?
— Жутко не понравился.
— Во-во. Ну, ничего, гусь ты мой лапчатый, мелкокрапчатый… Не понравится — уволим. У нас тут кто директор, а? Повремени, я царь ишшо! Иди, Михаил, ступай себе…