Так же закончилась моя первая и единственная попытка обзавестись домашним животным. Я подобрала на улице котенка, пушистый дымчатый комочек с невообразимо синими глазами. Случилось это в конце осени, дело уже шло к морозам, и он отчаянно вопил на улице, просясь куда-то в тепло. Взяв его на руки, я поняла, что опустить его назад, на землю, уже не смогу. Я принесла его домой. Мать открыла было рот, чтобы сказать мне, что отец будет против, но котенок глянул на нее и так жалобно пискнул, что даже ее железно вышколенное сердце дрогнуло, и она молча налила ему в блюдце молока. Отец был дома. Напившись молока, котенок пошел осваивать новую территорию и, зайдя в гостиную, в которой отец читал на диване неизменную газету, издал приветственное «Мяу». Не поднимая головы, отец произнес одно-единственное слово: «Убрать».
Уф, вот и до кухни добралась. Ну что ж, займемся своим лицом. Здесь одним макияжем не обойдешься; здесь более глубокая обработка потребуется – на пару часов. Кстати, на этой самой кухне тот котенок и пил свое первое блюдце молока. Сейчас, вспоминая об этом случае, я испытываю к своей матери жалость. Ослушаться отца она не могла – его слово давно уже стало для нее законом; выбросить котенка на улицу – тоже: я так рыдала, что впору «Скорую» вызывать. Так и провела она на телефоне весь вечер, пока не пристроила мою находку каким-то знакомым.
Я же после того случая окончательно поняла, что в противостоянии с отцом мать никогда не будет мне союзником.
И впервые закралась у меня мысль, что им со мной говорить так же трудно, как и мне с ними.
Вообще-то, по-настоящему говорил со мной отец не более трех-четырех раз в жизни.
В первый раз – насколько я помню – это случилось перед окончанием школы, когда решался вопрос, куда мне поступать. Школьными делами моими отец практически не интересовался, на родительском собрании ни разу не был, в день выпускного вечера он, по-моему, впервые узнал, где она находится, моя школа. Но даже он не мог не понять, что с точными науками взаимной любви у меня никак не сложилось. Мать и репетиторов мне нанимала, и кучу дополнительной литературы на меня обрушивала, и домашние задания все у меня проверяла – благо, незаконченное техническое образование какие-то следы в памяти ее оставило – ничего не помогло. Я родилась гуманитарием. Поэтому, продумав мое будущее на много-много лет, отец сообщил мне, что в моем случае целесообразно (Целесообразно! Как же я ненавидела в детстве это слово!) посвятить себя изучению языков. И нарисовал мне переливающуюся всеми цветами радуги картину моего успешного продвижения по службе в каком-нибудь посольстве. Картина эта меня впечатлила.
Последующий разговор произошел – как и следовало ожидать – в преддверии моего окончания университета, и закончился отнюдь не так гармонично, как первый. К тому времени речь о МИДе с посольствами уже не шла – не по Сеньке шапка-то! – но, собрав информацию через знакомых и знакомых знакомых, отец пришел к выводу, что работа на кафедре сулит мне не менее блестящие перспективы. Место солидное, зарплата – не ахти, но стабильная, перспектива кандидатской диссертации и участия в научных семинарах и конференциях… К разговору подключилась мать, заявив мне прямо в лоб, что мужа разумнее искать среди людей, разделяющих мои интересы. Я поняла, что выступать против их объединенного фронта – действительно нецелесообразно. Все мои соображения о более живой работе будут сочтены пустым ребячеством, не достойным взрослого, ответственного человека. Поэтому, выслушав все их аргументы, я сказала всего два слова: «Не хочу». Не хочу, и все тут. Точка. Отец, по-моему, тогда впервые в жизни растерялся. Он усилил нажим, перешел к более жестким выражениям и мрачным тонам, описывающим жизнь бездумного кузнечика, скачущего с одной работы на другую, вспомнил знаменитых стрекозу и муравья … и ничего. Я стала насмерть: я сама найду себе работу и буду заниматься тем, что мне нравится. Судя по тому, что спустя всего полгода родители начали строить дачу, которая сейчас стала местом их постоянного обитания, после того разговора они тоже почувствовали, возможно, подсознательно, что у них выросла то ли черная овца, то ли белая ворона. И решили отделить – хотя бы территориально – свою столь ладно устроенную жизнь от возмутителя спокойствия.
Последний же долгий разговор с отцом произошел у меня после того, как я рассталась с Юрой – с тем самым, с которым чуть до ЗАГСа не дошла. Вообще-то, такого я от него не ожидала – разговоры о моей личной жизни всегда были прерогативой матери. Лет примерно с тринадцати вдалбливала она мне в голову понятия о настоящей женщине – жене, матери, хозяйке, хранительнице очага – и говорила при этом не как мать, секретами семейной жизни делящаяся, а как популярное пособие о здоровой и счастливой семье, состоящее из аксиом, главным словом в которых является слово «должна». Но в тот раз мать, видимо, исчерпала все свои аргументы и выдвинула на передний край тяжелую артиллерию. Нетрудно было предположить, что отец заговорит со мной – в первую очередь – об ответственности. Объяснит мне, что сказки о волшебных принцах написаны для тринадцатилетних девчонок, а разумной женщине следует обзавестись в жизни мужчиной, который станет ей оплотом и защитой, в благодарность за которые она создаст ему теплое и уютное гнездо. И тому же научит своих детей.
Я спросила было, зачем же они так настаивали на моем образовании и возможностях сделать карьеру, если главная задача женщины – гнездо вить и перышками его всю жизнь выкладывать. Отец, конечно, вспылил и заявил мне, что знаниями своими только никому не нужные дуры кичатся, а умные женщины предоставляют мужу право гордиться как ими, так и их образованием. И вот тогда – впервые в жизни! – осмелилась я задать вслух свой неотвязный вопрос: Как удалось моим разумным родителям воспитать такую дуру? И тут же пожалела об этом – матери, наверно, потом мало не показалось. Но больше никаких разговоров отец со мной не вел, по крайней мере, пока. Ой, только бы не сглазить! От матери моей, конечно, так просто не отделаешься. Мне кажется, они сейчас новую тактику разработали: при каждой встрече мать – так или иначе – подводит разговор к какой-нибудь острой теме, после чего в ответ на любую мою фразу она поджимает губы, он – бросает пренебрежительную реплику. Решили, видно, измором меня взять, если прямой нажим больше не срабатывает. Что бы ни делала ты, Татьяна, сама – без нашего напутствия – ничего путного ты не достигнешь. Вот на этой жизнерадостной ноте все наши встречи и заканчиваются: родители мои в очередной раз доказали мне свое превосходство, я же получила передышку на месяц-полтора.
Так, вроде, все. Убрала, наконец. Нигде ничего не пропустила? Да черт с ним, не могу я больше. Если где что и просмотрела, пусть мать порадуется – обратит мое внимание на несерьезное отношение к чистоте и уюту. А я с удовольствием соглашусь, что она – куда лучшая хозяйка, чем я, и отцу с ней удивительно повезло. И все будут довольны.
А вот готовить по полной программе я не буду. НЕ БУ-ДУ! Ну кто в десять часов утра полный обед накрывает? Ну не буду, и все тут. Несколько салатов нарежу, бутерброды сделаю, в магазин сейчас за тортом схожу… Вот-вот, дам им возможность лишний раз высказаться, что такая вот бездельница, которая на бутербродах живет и духовкой пользоваться не умеет, никогда семью не построит. И слава Богу: на одной этой теме и остановимся. Может, какой-нибудь новый торт купить, или все же тот, который они всегда у себя предлагают? Нет, с отцом лучше не экспериментировать.
Вот черт, я же пообедать забыла! То-то я думаю, откуда желчность такая в мыслях появилась. Так, сейчас в магазин, потом перекусить что-нибудь, потом в ванну – на часик! – и спать. Ноги просто отваливаются. Нет, в магазин обязательно нужно сходить, если доползу.
Доползла. Из магазина я принесла не только торт, но и пирожных всяких – если родители откажутся, я потом сама себя порадую. Отпраздную удачно пройденную (пальцы скрестить!) инспекционную проверку.
В ванной на меня вновь накатило философское настроение. Судя по всему, во мне заранее сработали защитные рефлексы – вон шторку почему-то задернула… Странно, не душ же я принимаю! Ладно, от чего-то я все-таки отгородилась, что вновь навело меня на мысли о семье – теперь в целом. Почему каждое поколение родителей повторяет одну и ту же ошибку – особенно у нас? Кстати, интересно, европейское слово «семья» к нам перекочевало как «фамилия», а для самого понятия мы изобрели совершенно другое слово – «Семь-я». (Опять чертово образование взбрыкивает! Обязательно нужно в словах покопаться – нет чтобы воспринимать их как данность!). Почему нам обязательно нужно растить себе подобных? Неужели не скучно в окружении своих копий? Просто мания величия какая-то: по образу и подобию своему сотворю я чадо свое. А если чадо отказывается быть подобным и хочет жить своей жизнью, вспомним о том, в какой круг ада отправляются неблагодарные. И нет никакого конфликта поколений, а есть вечное противостояние индивидуальности и стадного чувства. Если у меня когда-нибудь будут дети…
Черт!! Звонок. От неожиданности я подпрыгнула в ванне и чуть не захлебнулась, расплескав во все стороны воду. Ну, вот, на полу лужа – опять пол вытирай. Если это мать звонит, чтобы сказать мне, что на завтра все отменяется…
– Да?
– Привет, Татьяна.
– Фу, Марина, ну ты меня и напугала! Я – в ванне, чуть не утонула от твоего звонка.
– Батюшки, какие же мы нервные! Я вот что хотела. Ты что завтра делаешь?
– Да ко мне родители приезжают…
– Ну, поздравляю. Как обычно – полки выстроены, кокарды надраены?
– Что-то вроде этого. А что ты хотела?
– Да вот, Светка встречу отменила, а я уже как-то настроилась. И чувство у меня какое-то такое, словно чего-то не хватает. Мы ведь давно уже не виделись…
– Да, в общем, я с тобой согласна. А что ты конкретно-то предлагаешь?
– Я просто завтра буду в твоих краях – у меня встреча в два часа. Можно было бы потом встретиться, поболтать…
– Я – с удовольствием! Давай так: ты, как освободишься, позвони мне, и если я жива буду…
– Да куда ты денешься? Тоже мне проблема: родители приезжают! У меня вон завтра – клиент, и не просто клиент, а такой, который встречи на воскресенье назначает – в другие дни он, понимаешь ли, работает. А я, наверное, на диване всю неделю валяюсь!
– Марина, спокойно! Давай, мы завтра с тобой наши встречи переживем, а потом и поспорим, кому из нас – хуже всех. Ладно?
– Ладно-ладно. Ну, отмокай дальше. Семь футов тебе под килем.
– Спасибо. А тебе – удачного клева.
– Я им не клюну! Ладно, все. До завтра.
– До завтра.
Просветлело на горизонте. Нужно будет постараться Марину к себе затащить – вот мы с ней пирожными и побалуемся. Но даже если придется в кафе идти – Марина меня быстро реанимирует. Это – не Светка, которая меня жалеть начнет; Марина – человек жесткий, целеустремленный, от нее такая волна энергии идет, что – хочешь, не хочешь – взбодришься.
Так, все. Поставить будильник на восемь … нет, на полдевятого, успею!... и спать.