Ужас русского инока

Глава 14

[14]

Я подошёл к девушке ближе.

— Как Вы меня отыскали?

Она рассмеялась:

— Как будто сложно! Во всех газетах про ваше заседание написали. Подумала: а вдруг? Тем более что завтра уже буду далеко. Не нашла бы Вас здесь — вообще бы не увиделись...

Я поискал глазами и нашёл своё такси (за минуту до конца заседания мне на телефон пришло сообщение с маркой и номером машины). Алиса тоже проследила мой взгляд.

— Вы возвращаетесь на такси? — спросила она. — Можно мне напроситься с Вами? Не волнуйтесь: я не поеду до самого монастыря, но если мы по дороге остановимся в одном месте, буду ужасно Вам благодарна.

Разве можно было отказать такой вежливой просьбе, которую, к тому же, так несложно исполнить?

Девушка села на переднее сиденье и говорила водителю, куда ехать. С удивлением я увидел, что мы выехали из Рославля незнакомой мне дорогой. Свернули с трассы на грунтовку и ещё сотню метров проехали, остановились перед калиткой в одном из дачных заборов.

— Не дожидайтесь нас, — сказал я шофёру. Тот невозмутимо кивнул.

На участке стоял деревянный сруб с высокими окнами, с причудливой крышей. Алиса отперла дверь своим ключом. Я, недоумевая, вошёл внутрь вслед за ней.

Мебели внутри почти не оказалось, если не считать скамей по стенам. Мы присели на одну из них.

— Что это, Алиса? — спросил я полушёпотом.

— Это храм.

— Храм?!

— Да. Храм... моего детства.

— Причудливое же у Вас было детство...

— Пожалуй, не детства, а юности. Мне его подарили, но об этом как-нибудь потом. Хотя когда же потом? Некогда — значит, и никогда. Я... — она порывисто вздохнула. — Я уезжаю, Николай Степанович.

— Куда?

— Не так важно, куда, но важно, что далеко.

— Вы бросите Ваших родителей? Приёмных родителей, я хотел сказать.

— Я ещё прощусь с ними. Я взрослый человек и нужна им не очень.

— А со мной прощаетесь сейчас?

Алиса замолчала, глядя на меня с той же пронзительной лаской и тоской, с какой сегодня глядел на меня Преосвященный Владыка Пантелеймон.

— Вы можете поехать со мной, — выговорила она очень тихо.

— Куда? Поясните мне, ради Христа, зачем Вы едете?

— Потому что я услышала Голос.

— Голос?! — я, говоря честно, в этот миг сильно испугался вероятности сумасшествия. — Чей голос?

— Одного из Учителей.

— Учителей? — переспросил я скептически, даже, пожалуй, иронически. — Наверное, одного из тех мудрецов, что скрываются в пещерах Гималаев?

Алиса молча и не улыбаясь кивнула — во рту у меня пересохло и иронизировать расхотелось.

Если бы сам отец Павел Флоренский всерьёз заговорил со мной о гималайских мудрецах, я, пожалуй, поднял бы его на смех. Но вот сидела передо мной девушка, эта девушка не лгала мне. Хоть и скверный человекознатец, такую простую вещь я мог увидеть. Безумной, пожалуй, могла она быть, но вот лгать бы не стала. Бог мой, не лгут накануне прощания человеку, которому готовы были отдать молодость и жизнь!

— Можете Вы мне поручиться, что это... не болезнь Ваша? — спросил я почти шёпотом.

— Как я могу Вам в этом поручиться? — ответила она так же тихо. — Ведь если я с ума сошла, мало стоит моё ручательство.

— А если нет?

— Вы не поверите ему, как и раньше не поверили.

— Алиса! — воскликнул я. — Вы требуете...

— Я не требую!

— Вы ожидаете, чтобы за один миг я совершил огромный прыжок! («Не меньший, — подумалось мне, — чем нужно совершить митрополиту Корнилию, чтобы понять и принять Русскую православную церковь Московского патриархата».) И как совершать этот прыжок — а я прыгнул бы, я не из пугливых! — но как совершать его, если не знаешь точно, прыгаешь ли вверх или вниз, в пасть к дьяволу и к сумасшествию?!

Девушка не отвечала мне, а лишь глядела на меня, я же видел, как её глаза полнятся слезами.

— Не плачьте, пожалуйста, — попросил я. — Зря, зря я Вас обидел. Может быть, Вы правы, и существуют воистину гималайские учителя, и в добрый час тогда.

— А Вы?

— Вы знаете, что мне сказал отец Варлаам? — ответил я вопросом. — Что мужчине стыдно прятаться за юбку. Возможно, Вы воссияете в славе и увидите Христа воочию, а я до скончания эонов Его не увижу, больше того: может быть, паду и заслужу эпитафию Владимира Соловьёва, большого шутника, который словно про таких, как я, написал: «Он душу потерял, не говоря о теле: её диавол взял, его ж собаки съели». Но если и сожрут меня собаки, кони бледные и прочие... стрекозы любви, я буду знать, что сражался с ним своим оружием. Может быть, Вы сражаетесь не ради себя. Так ведь и я буду сражаться не только ради себя. А ради церкви, о которой тоже кто-то должен промыслить. Кто же позаботится о ней, бедной нашей церкви русской, если все убегут к гималайским мудрецам?

Алиса, не смахивая слёз, несколько раз медленно кивнула, соглашаясь со мной и будто подводя разговору черту.

После этого она вынула из сумочки запечатанный конверт и протянула мне.

— Что это? — не понял я.

— Завещание. Продавать этот дом я не хочу, а в далёкую страну с собой я его тоже не возьму. Я дарю его Вам. Делайте с ним что хотите. Хотите — перевезите в монастырь и приспособьте под часовню, хотите — подарите кому другому.

— Завещание? — непонимающе переспросил я. — Вы, что, умереть собираетесь?

Девушка рассмеялась:

— Я ведь уже умерла, два года назад, Вы забыли? Теперь меня зовут Леся Петренко. А как будут звать через месяц, один Бог знает. Я не буду обнимать Вас — можно? Я уйду прямо сейчас, а Вы, пожалуйста, посидите здесь хотя бы минут десять. Не надо Вам наблюдать, куда я пойду, и идти за мной не нужно. У Вас есть свой путь и своё оружие.

Я кивнул, закрыв глаза.

Когда я вновь открыл их, девушки уже не было.