Перекрёстки

Эта история началась с обычного вечера обычной пятницы. Вернее, этот вечер послужил началом конца привычной жизни Шарлотты Адамсон. Ее ждал огромный переворот, ее ждал ураган новых эмоций и чувств.  Это был первый день весны. От снега уже не осталось и следа, но никто даже не думал переживать из-за этого. Все ждали, чтобы солнце было теплее, дни длиннее, а темные ночи скрывали под своим покровом все их тайны без исключений. Все ждали от нового сезона ярких красок, больше эмоций и завораживающих событий, ведь свежий весенний воздух никому не давал покоя.  Шарлотта (для близких Чарли) стояла в прихожей, опираясь на стену спиной, и наблюдала за тем, как ее мама, смотрясь в зеркало во всю стену, застегивает ярко-зеленое пальто. Шоколадные волосы девушки красивыми ровными локонами рассыпались по плечам и спине, руки были строго сложены на груди, на губах застыло подобие улыбки, но в темно-карих глазах была бесконечная грусть. — Как я выгляжу? — женщина покрутилась вокруг своей оси, мастерски передвигаясь на высоких каблуках. Улыбка на ее лице могла затмить Солнце. Мама Чарли, Гвен, была очень красивой женщиной, выглядела куда моложе своих лет, мало того, они были очень похожи. Все черты Чарли приняла от мамы.  — Потрясающе! —  воскликнула девушка, в ее голосе отчетливо можно было услышать нотку сарказма (не потому что Гвен выглядела плохо, она была великолепна, а потому что Чарли опять оставалась одна на все выходные). Она уже давно не спрашивала Чарли, хочет ли та провести время вместе, потому что считала ее достаточно взрослой. Чарли, в свою очередь, устала просить маму остаться, потому что это было бесполезно, ведь дела Гвен всегда были неотложными. Чарли не делала попыток намекнуть маме, что она хочет провести с ней время, Гвен слышала только то, что ей хотелось слышать, она думала только о себе.  — Не будешь скучать без меня? — Гвен потрепала дочь по щекам, Шарлотта поморщилась, отворачивая голову. — Ты такая недотрога, — проворчала мама девушки.  — Потому что твои прикосновения фальшивы, мама. Нет, я не буду скучать. Схожу завтра погулять, а потом сяду за уроки.  — Мы же прекрасно знаем, что к тебе придет Зейн! —  Гвен хихикнула.  Чарли закатила глаза.  — Пока, мам. Привет Грэгу. Постой. Оливеру? Снова мимо. Майклу?  — Очень смешно, Чарли, — фыркнула женщина.   — Просто он уже третий за год, мне сложно запомнить всех, — ответила девушка, тяжело вздохнув.  — Не я виновата, что твой отец нас бросил.  — Мама, это было пять лет назад. По-моему, ты неплохо с этим справилась.  — Сейчас не время говорить об этом, — тон Гвен наконец потерял веселые, радостные нотки и стал серьезным, можно даже сказать стальным. Для Чарли уже это было прорывом, но, подойдя к серьезной грани, она сама испугалась говорить с мамой откровенно.  — Знаю. Удачной поездки, — она улыбнулась, убрав руки от груди, и коротко обняла мать.  — Увидимся в воскресенье, детка, — Гвен снова просияла и чмокнула дочь в щеку. Затем она взяла сумочку и, поправив завитые волосы, вышла из квартиры.  Чарли закрыла железную дверь на все замки и выключила свет в прихожей. Девушка прошла в гостиную, отделанную в черно-белых тонах. Здесь стоял огромный телевизор, диван на восемь человек, три кресла, столик, на который девушка обычно ставила еду, когда смотрела фильмы, на полке во всю стену расположились десятки фотографий Чарли и Гвен, а также огромный стеллаж с книгами. Шатенка выключила музыку, которая громко играла на всю квартиру, погасила свет огромной лампы на потолке, оставив включенным лишь торшер.   Обняв себя двумя руками, она прошла на кухню, соединенную с залом. Их разделяла широкая барная стойка. Чарли, взяв со стола давно приготовленный сэндвич и колу, выключила свет и там, а затем поднялась на второй этаж по прямой лестнице с широкими ступенями. На втором этаже квартиры было несколько комнат: спальни Гвен и Шарлотты, мастерская (мама девушки была художницей), а также две ванные комнаты.  Их квартира была действительно уютной, Гвен обладала тонким вкусом, умела подбирать нужные вещи, комбинировать цвета и обставлять помещение  мебелью так, что оно оставалось просторным, но не было пустым. Мало того, повсюду были предметы ее творчества: картины, поделки, безделушки, вылепленные тарелочки, расписанный фарфор. Список можно было продолжать бесконечно.   Единственным помещением в доме, остававшимся нетронутым Гвен, была спальня Шарлотты. Девушка попросту не впустила туда мать. У Чарли был неплохой вкус, но он отличался от вкуса мамы. Гвен Адамсон любила роскошь, любила пафос и размах, такой была их квартира.  Жизнь Чарли была слишком насыщенной, и, приходя домой, она хотела попадать в некий мир спокойствия и уединения (в отличие от Гвен, для которой постоянное непрерывное движение было необходимой составляющей нормальной жизни). Поэтому в комнате девушки преобладали спокойные, пастельные тона. Над кроватью висел красивый ловец снов, который они с Гвен сделали, когда ей было еще десять. Окно в комнате было одно, на нем висели легкие фиолетовые шторы, а также шторы-жалюзи. Кровать была двуспальная, но самая простая, из светлого дерева. На небольшом столе стояли ноутбук и колонки, ничего лишнего. Над столом висела большая полка для личных книг, тетрадей и учебников. Под ним были скрыты пять выдвижных ящиков, в которых хранилась разная мелочевка. На противоположной стене висели прицепленные на иголки десятки фотографий, рисунки и поделки, сделанные племянницей Чарли, малышкой Люси.  Забрав волосы в пучок, девушка залезла на подоконник с ногами, а затем, поставив тарелку с сэндвичем и банку с колой, открыла окно настежь, спуская ноги вниз. Вечер стоял безветренный и достаточно теплый, хотя она все равно рисковала заболеть.  Этаж был пятый, а она не боялась высоты. Вскоре в соседнем доме загорелся свет. Пережевывая сочный сэндвич, Чарли улыбнулась. Через минуту створки распахнулись, и Лиам Пейн сел точно в такую же позу. Между их многоэтажными домами было расстояние чуть больше сорока метров, они прекрасно видели друг друга, но разговаривать предпочитали по телефону. Можно сходить друг к другу в гости — да. Можно просто встретиться в кафе через улицу — да. Но так им нравилось больше. Так они делали уже не первый год, потому что дружили целую тысячу лет, и это было их особенной традицией.  — Ты чего ешь на ночь? — спросил он с усмешкой, едва приложив телефон к уху. — Слюнки вытри, — ответила она, едко рассмеявшись, а затем снова откусила бутерброд.   — Кто-то не в настроении, — утверждающе произнес он. Чарли отпила колы и убрала еду от себя подальше.  — Моя мать променяла меня на мужиков и искусство, а отец откупается деньгами и дорогими подарками, потому что у него другая семья и новый любимый ребенок. Нет повода для веселья, — выпалила она, но затем поняла, что это не раз обсуждалось, а выход никак не находился. — Извини. Я не могу реагировать на это спокойно, внутри меня что-то взрывается каждый чертов раз. Прости.  — Все нормально, Чарли. Ты можешь говорить сколько угодно, я всегда тебя поддержу. Я не понимаю, почему они так поступают с тобой. — Считают меня взрослой, — она пожала плечами. Лиам покачал головой. — Или этому нет объяснения, и им просто на меня начихать, что скорее всего, потому что даже у взрослых людей иногда спрашивают "Хэй, как дела?", —  в конце своей речи она закусила нижнюю губу. Такой прилив чувств не был в ее планах на вечер.  — Я уверен, они не хотят причинять тебе боль. Они оба просто чувствуют мир по-другому.  — В твоей интерпретации звучит не так ужасно, — она рассмеялась.  — Мне прийти? Посмотрим фильм? — Я очень устала. Хочу сходить в душ и лечь спать, наконец.  — Оставь окно открытым, когда будешь переодеваться. Хочу посмотреть шоу, — его голос стал ниже, куда более хриплым, он сказал это почти шепотом, используя всю свою сексуальность, которой у него было вагон и маленькая тележка. Чарли не удержалась от закатывания глаз. — Мечтай, Пейн, — рассмеялась она. — Спокойной ночи? — Буду думать о тебе и душе с тобой, — промурлыкал Лиам.  — Иди к черту! — выдохнула она, но не сдержала улыбки.  — Знаю, знаю, солнышко. Ты невинна и чиста. Даже думать не смею об этом. — Я убью тебя, Лиам Пейн! Нет! Я тебя кастрирую, похотливый извращенец!  Лиам никогда не думал о ней, как о девушке. Он просто поднимал ей настроение, и ему это удавалось. Чарли злилась, но ощущала внутри непринужденную легкость. — Спокойной ночи, Чарли, — он чмокнул в трубку, а затем сбросил вызов. Шатенка показала ему средний палец, в ответ на что получила ответный жест — это был большой палец вверх. Фыркнув, она слезла с подоконника и закрыла окно, опустив плотные жалюзи, и задернула занавески