Глава 3

4649 Words
Род Ольрат   — Ты же ее предаешь!!! Ты что — не понимаешь?! Роман тряс Массимо, так что голова мужчины моталась, как у тряпичной куклы. Бесполезно. Массимо смотрел пустыми глазами абсолютно пьяного человека. Да, не просыхал он уж пятый день как. Как похоронил Мариль, так и принялся заливать горе выморозками, да в таком количестве, что улицу бы затопить хватило. Душа горела и болела. Мариль... Ее-то за что?! Ведь соплюшка же, даже жизни повидать не успела! Ничего не успела... И так мучительно! Подонки! Один он остался... Боль мешалась с пьяной жалостью к себе, затягивая Массимо в какой-то омут, в котором не было места реальности. Сестра, мать, отец, Мариль, все кружились перед ним в винном дурмане, Романа он просто не видел. — Ты понимаешь, что ее смерть не должна оставаться безнаказанной?! Бесполезно. С тем же успехом Роман мог взывать к изображению Ардена, авось отзовется. Но деревянный лик, крашенный в бело-синие тона, молчал. Молчал и Массимо. То есть — мычал что-то нечленораздельное. То ли пел, то ли жаловался, то ли ночной горшок требовал. — Тьфу! Роман сплюнул на грубый дощатый пол, утопив плевком двух блох и таракана, — и вышел из таверны, оставив Массимо, где тот и сидел. Что толку с дураком вязаться?! Раз так — он сам отомстит за любимую! Пусть в Храме говорят про слуг Ириона, Роман точно знает, что Змей из Водоворота не вылез! Нож, которым перерезали горло Мариль, держала человеческая рука. И Роман не верил, что можно похитить человека просто так. Только не в их городе! Обязательно кто-то должен увидеть, услышать, шепнуть знакомому, осталось совсем чуть-чуть. Узнать — кто, как, когда, кому... Роман потратил уже кучу времени и сил, щедро платил уличным мальчишкам и нищим и сегодня, кажется, его ждет успех. Ему назовут имя. Имя, человека, в чью карету садилась Мариль. И с этого человека он спросит за все!     Семейство Даверт   Эттан Даверт шел по залу, раскланиваясь со знакомыми. Врагами и недругами. Друзей у него здесь не было. Для быдла — предстоящие все едины, их воля — воля каждого, воля Ардена, воля верующих. Но это — для быдла. Люди посвященные знают иное... Вот стоит Леорант. Стоит, жабеныш, пепелит его злым взором. Ненавидит до безумия, голыми руками разорвал бы Эттана, да не выйдет. Кто ж тебе, дурашке, виноват, что ты мальчиков любишь? Да не просто мальчиков, а маленьких, до десяти лет? И умудрился своей жирной любовью уходить до смерти уже троих в заведении госпожи Лошар? Соблюдал бы обет безбрачия, как подобает предстоящему, — и проблем бы не знал! Вот кланяется Инторс. Этот тоже не любит, но надеется на милости. Ему хватило золота. Монетки сей достойный предстоящий любит больше, чем что бы то ни было. Оно и понятно, на что-то другое уже и сил не хватает, и возможностей, возраст-то почтенный. Почитай, за шестьдесят жучку накапало. А вот и Эльнор. А как ненавидящим взглядом-то жжет! Его б воля — сейчас бы кричал на весь зал, да не выйдет! Никак не выйдет, и не надейся. Доченька твоя, грех юности от любимой девки, сейчас в надежных руках. И если не проголосуешь как надо — ее насмерть затрахают. Эттан мило улыбнулся Эльнору, наслаждаясь бессильной ненавистью. А кто тебе лекарь, коли ты свое защитить не умеешь? Эттан отлично помнил, сколько золота, интриг, сколько сил пришлось ему потратить, чтобы защитить свою семью. Вальера, конечно, не была беззащитна, Тессани — род старый, говорят, еще с самими Лаисами в родстве, а те — отравители из первых. И Вальера этому ремеслу тоже обучена. Эттан помнил, как был удивлен в свое время, обнаружив у Вальеры в прическе отравленную шпильку, а на руке — кольцо с ядом. Разные яды, кстати говоря. Лусию жена тоже учит, передает опыт, мальчишек пыталась, но те... Луис — это его гордость и радость, истинный первенец. Жестокий, умный, сильный, верный, по-своему преданный ему, Эттану. Идеальный пес. Он всегда будет приносить добычу. Самый хитрый и пронырливый — Эрико. Такой проныра, что без денег никогда не останется. Еще мальчишкой был, а уже пытался чем-то торговать со своими друзьями. И с купцами общий язык найдет. Даже с маританцами умудряется торговать, хотя вот уж эти твари — так твари. Вот с кем не договоришься. Гвардия древних королей, чтоб их! Гордости немеряно, но и силы тоже. Ничего, вот он станет Преотцом — и найдет на них управу. Не обязательно атаковать в лоб, есть ведь еще и кинжалы, и яды, и интриги... сами еще запросятся под его милостивую руку. Ну и третий сын. Родригу. Тот попроще. Не такой хищный, как Луис, не такой хитрый, как Эрико, но быть предстоящим под умелой рукой отца — на это его хватит. Сейчас он ждет за дверями, вместе с остальными служителями. Заодно и прислушивается. Вот уж кто не умеет язык держать за зубами, так это вся прислуга. А уж как ее назвать... Лакей ли, служитель... Единообразно. Ничего, пусть сплетничают. Пересказать их разговор и Родригу сумеет, а уж Эттан потом из общей навозной массы выловит крупинки золота. Да, если сегодня все пойдет как надо, следующее утро он встретит в голубой мантии, расшитой жемчугом, — одеждах Преотца. А если нет... Тогда его и в живых не будет. Но в свою судьбу Эттан верил твердо. Он рожден для власти, рожден, чтобы стать Преотцом, и король будет ему кланяться. Он этого добьется, сделав Тавальен — великим. Не на словах, а то сейчас власть Престола Преотца хоть и огромна, но конечна. Эттан Даверт сделает так, чтобы она была распространена на всех трех континентах. О, как хорошо Эттан помнил свою юность. Голодный сын нищего тьера, у которого и было-то добра — шпага и пяток золотых в кошельке, приехал в Тавальен на поиски славы и богатства. Попробовал записаться в гвардию, но быстро понял, что это — не его. Славы там не снискать, если будет война, гвардейцев, может быть, на передовую и не пошлют, но убьют достаточно быстро, а деньги... С вечно задержанным жалованьем? А чего б его и не задерживать, если в гвардию в основном и шли вот такие тьеры, как он. Вторые и третьи сыновья, которым ничего не светило дома, кроме тощего кошелька с монетами... Требовать деньги им не позволяла гордость, вот и шлялись от пьянки к гулянке, от трактира к таверне... Эттана не устраивала подобная жизнь, и он начал присматривать кормушку пообильнее. И — наткнулся! Храм же! И служители Ардена! Нельзя сказать, что они жировали все, без исключения, но юного Эттана сильно впечатлил возносящий Лоуренс. Эттан тогда ухаживал за тьериной Виальт и не был удивлен, что та предпочла возносящего. Как-никак Лоуренс мог красиво ухаживать, дарить цветы, драгоценности, и самое обидное — его нельзя было вызвать на поединок. За это могли и в подвалы Храма упечь. Святотатец же! Покушение на Храм Ардена! Еретик! Эттан подумал — и на него снизошла благодать. Он побеседовал с возносящим Лоуренсом (мир праху его, святой человек был, жаль, помер от дурной болезни), и получил пару полезных советов. — Понимаешь, есть ли там Арден или нет — кто ж его знает? — рассуждал возносящий, аккуратно отпивая глоток травяного взвара и промокая губы батистовым платочком. — А вот верующие, те точно есть. Их много, они с деньгами и так и напрашиваются, чтобы их стригли. Сам посуди, мы же зовем их паствой, а что добрый пастырь делает с овцами? Пра-авильно. Разводит, стрижет, режет на мясо, ну и пасет, чтобы куда не надо не забредали. Или — ха-ха — дурные мысли в тупые головы к ним не забредали. Вера? А кто тебе мешает верить в Ардена и дальше? Только написано в книге Его — не согрешив, не покаешься. Вот и греши, ибо больше радости ему будет об одном раскаявшемся грешнике, нежели о десяти праведниках. А покаяться всегда успеешь, уж возносящий — возносящему грехи всегда отпустит. Эттан слушал и принимал к сведению. Умный же человек говорит, и правильные вещи говорит. И что пастырь должен быть умным, и что негоже допускать на такие места всякое быдло, и что избыток веры тут только вреден... Управляют ведь не верой в разумность овец, а кнутом и собаками. И это — правильно. Эттан внял. И стал служителем. Быстро сделал карьеру и стал возносящим. Повстречался с Вальерой, но отношения с ней узаконивать не стал. Ему хотелось быть предстоящим, а семейным на эту ступеньку путь был заказан. Спать — можно, детей плодить можно, а вот в Храм — ни-ни. По счастью, Вальера поняла и поверила. И даже родила ему четверых отличных детей. Каждому найдется применение, особенно крошке Лу. Да, дочка получилась очаровательной, как маленький вьелерин! На такое сокровище он еще поймает крупную рыбку. Очень крупную... Задумавшись, Эттан едва не пропустил момента, когда все предстоящие направились в Зал Избрания. Сейчас двери за ними закроются, и на помосте зажгут костер Избрания. Пока его дым белый. А когда изберут Преотца, в огонь бросят порошки, меняющие дым на синий. Да, так вот. И никаких чудес. Образа с проколотыми дырочками, чтобы благоисточили, специальные системы зеркал в храмах, благовонные травы, вводящие людей в блаженное состояние, правильные молитвы — да много чего используют в своей работе возносящие. Верующий должен повиноваться и верить. Нести деньги в Храм, а не думать. Молиться и работать. А думать за него будут другие. С сегодняшнего дня — он. Преотец Эттан Даверт! Иной мысли Эттан и не допускал, вот еще не хватало! Только вперед! Только к победе!     ***     Комната Избрания была обставлена со всеми удобствами. А как еще? Вдруг им тут сутки сидеть придется, случалось и такое — и на голом полу, что ли? Нет уж! Роскошные кресла, обитые голубым бархатом, манили, призывая опустить в них усталое тело, на тяжелых столах всевозможные явства. Не избирать же Преотца на голодный желудок? Мужчины один за другим опускались в кресла, накладывая себе на тарелки, что понравится. Слуг тут не водилось. Пустым осталось одно-единственное место. Кресло во главе самого большого стола мог занять только Преотец. Пока его не выберут — никто не смел опустить свой зад на потертый белый бархат. Какое-то время в комнате царило молчание. Потом его нарушил предстоящий Туаран. По возрасту он уже не годился в Преотцы, поэтому мог спокойно вести собрание. — Что ж, братья мои, мы сегодня собрались, чтобы выбрать нашего Преотца. Я знаю, что мы рассматривали кандидатуры предстоящего Даверта… Эттан вежливо наклонил голову. Он не ел, а стоял пока в сторонке, прислонившись к колонне и потягивал вино из золотого кубка. К слову сказать, жабий камень уже был в нем — мало ли, что может произойти до Избрания? Жить хотелось. — …предстоящего Тинура и предстоящего Эльнора. Прошу поднять руки тех... — Я отказываюсь от места Преотца, — подал внезапно голос Эльнор. — Пусть мой голос будет за Даверта. Эттан не расплылся в улыбке, но был к этому очень близок. Так-то тебя... Прихватить твою незаконную, но любимую дочку, и ты что хочешь сделаешь. Вот от него, Эттана, такой глупости отродясь не дождешься. Он просто вычеркнул бы Лу из своих планов, но отказаться от тиары Преотца? Никогда! Предстоящие зашумели, и прошло не меньше десяти минут, прежде чем слово опять взял предстоящий Туаран. — Тогда у нас есть предстоящий Тинур и предстоящий Даверт. Итак, братья... Эттан посмотрел на Тинура. Сейчас должен отказаться и этот. Потому что не надо, вот не надо прихожанок в келье охаживать. И Эттан уже пообещал ему, что это будет обнародовано. Такая клякса на одеждах Преотца! Тинур резко выпрямился. — Я буду счастлив возглавить Храм Ардена, братья! Если вы выберете меня, я не подведу! Эттан скрипнул зубами. Ах ты... — Тинур, а как же тьерина Илона? Или тьерина Луиза? Они одобрят твое Избрание? Тебе ведь придется их бросить, — поинтересовался он самым медовым тоном. Тинур пожал плечами. — Грешен, братие. Но пусть тот, кто без греха, первый толкнет меня с обрыва! Ибо сказано, что не стоит говорить о пятнах на одежде соседа, когда твоя вымазана в навозе. — И чья же одежда вымазана? Любой кто знал Эттана, понял бы, что Тинур только что подписал себе смертный приговор. Если Эттан станет Преотцом, то Тинур уже не выйдет из подвалов Храма. И отправится туда сразу же после Избрания. — Я говорю о тьерине Тессани, которая родила вам, брат мой, четырех незаконных детей. Это для Преотца еще страшнее. Эльнор сложил руки в молитвенном жесте. — Грехи моей молодости... Да, я был юн и глуп. И не могу сейчас оставить бедную женщину своей заботой. Вы же понимаете, что одна, с четырьмя детьми на руках... разумеется, я помогу ей. А кто бы бросил ее в этот момент? — Мне известно, что ваша связь продолжается и по сей день, — парировал предстоящий Эльнор. Ах ты... гадина! Все же умудрился змеиный хвост подложить! — Я не думаю, что это допустимо для Преотца. — Разумеется. Любые связи между нами будут невозможны, — кротко согласился Эттан. — То, что простительно предстоящему, не спустят Преотцу. Так что если меня выберут, тьерина Вальера не увидит меня более в своем доме. Как водится, обещание было вполне двуличным. В своем доме и не увидит, но, став Преотцом, он сможет купить ей другой дом, под защитой башен Ардена. Мало ли кто... Мало ли что... Мог бы и сейчас, но слишком крупные траты привлекут к себе внимание. Ни к чему сейчас такое, вот займет он свое место — да! свое! — тогда и покажет всем, где Ирион лежит! Предстоящие переглянулись. С одной стороны — они и сами были не без греха, известно ведь, что законы пишутся для стада, а не для пастырей. С другой... Кого поддержать? Хотя у большинства выбора не было. Эттан Даверт не собирался прощать предательства и нагадить мог очень сильно. — Итак, предстоящий Даверт и предстоящий Тинур, — провозгласил Туаран. — Пусть принесут чашу — и делайте ваш выбор, братья. Голубой камень — предстоящий Даверт, белый камень — предстоящий Тинур. Как ни был уверен в себе Эттан, а все же душа ушла в пятки, когда камни посыпались в чашу. Один за другим, они глухо щелкали по простому деревянному дну, и каждый раз его сердце вздрагивало, когда подходящий к чаше человек оглядывался на двух предстоящих. Тинур смотрел на Эттана так, что Даверт ежеминутно ожидал воспламенения, и сжимал кулаки. Сам же Даверт был спокоен и вальяжен, словно не происходило ничего важного, будто он не рисковал жизнью в эту минуту... Впечатление он производил, что тут скажешь. Небрежная поза, скучающий взор, рука, сжимающая бокал, не дрожит... Наконец чаша наполнилась — и предстоящий Туаран поднял ее двумя руками, а потом перевернул над специальным столом. Пусть все видят, что Избрание не подделано, что камни не подменили при пересчете... Голубых камней оказалось тридцать один. — Поздравляю вас, Преотец Даверт. Туаран первым склонился в поклоне. Кстати, его Эттан даже не подкупал. Будучи старым и неглупым, предстоящий Туаран искренне считал, что во главе стаи должен стоять самый хищный зверь, а таковым он полагал Даверта. И, Эттан не сомневался, — его камень был голубым. Что ж, при случае, Эттан это вспомнит. И поблагодарит старика. Эттан выдохнул — и поклонился в ответ, не обращая внимания на ненавидящие взгляды. — Обещаю приложить все усилия для возвеличивания Храма Ардена в королевствах! Даверт и не знал, что в момент его наивысшего торжества, судьба подложит ему свинью.   ***     Тьерина Мелания нервничала. Тьерина Мелания переживала. Тьерина Мелания строила планы побега. Ну разве могла она позволить, чтобы из-за нее отец оказался в зависимости от этих гнусных Давертов? Конечно, нет! А потому... Надо было просто выбраться из домика через окно, так, чтобы не заметили эти мужланы (а им и дела до нее нет, сидят на поляне, играют в кости), добраться до дороги, а уж там... Вот в романе тьерина Коломбетта повстречалась с переодетым принцем, они полюбили друг друга и бросились родителям в ноги. А тьерина Адалетта встретила на дороге графа, который как раз был в печали после смерти супруги, и у них было еще много испытаний, но потом-то все было хорошо! Так что надо только сбежать! О жизни тьерина Мелания знала ну очень мало. Отец любил ее, берег, воспитывал в монастыре под присмотром доверенных лиц, а потому все ее знания были почерпнуты из романов. О том, что в лесу водятся волки, она теоретически знала, но ни в одном романе волки не загрызали главную героиню! Могли погонять по лесу, а потом являлся герой и спасал ее. Так что побег тьерина тоже воспринимала, как восхитительное приключение из романа. А о том, что ее могут обидеть, даже и не задумывалась. Её?! Обидеть?! А за что? Это же она, она хорошая, она никому ничего плохого не сделала... Так что тьерина обдумывала планы побега — и, наконец, решилась. Взяла столовый ножик и принялась открывать задвижки на окне. Одна, вторая... есть! Не прошло и десяти минут, как ставни растворились. А всего-то дел, просунуть нож в щелочку и приподнять засов, совсем как в «Похищении Армелинды»! Вот какая она молодец! Теперь надо бесшумно вылезти в окно... Тьерина мрачно вздохнула, подоткнула повыше юбки, подставила стульчик и полезла. Караульщики так и играли в кости, когда тьерина выбралась с противоположной от них стороны и тихо-тихо направилась в лес, едва дыша, чтобы не услышали. Может, ей и удалось бы уйти в лес, и попасться там на зубы особо невезучему и романтичному волку, но... Пауки в романах тоже не водятся. Разве что паутина, которая может обнаружиться где-нибудь в углу старинного замка. А вот в лесу — водятся. И вырастают до размеров ногтя на большом пальце руки, и обладают отвратительной внешностью... А еще у них есть такая привычка — если в их паутину влезть прической, они вполне могут упасть неосторожному типу на голову. Что и произошло. Тьерина Мелания завизжала так, что лес дрогнул. А уж как подскочила ее охрана... Девушка поняла, что раскрыта, и помчалась в лес, не особо разбирая дорогу. За ней рванулись вояки, понимая, что за побег девчонки Даверт из них ремней нарежет. Тьерина бежала, и было это вовсе не как в романах. Лес почему-то оказался буреломным, сухостойным и паутинным. И сколько всей этой мерзости она собрала на прическу и платье — неизвестно. Позади топали тяжелые сапоги, девушка летела, уже не разбирая дороги, а герой все не приходил и не приходил. А потом земля вдруг вывернулась из-под маленьких ножек.     ***     Двое мужчин стояли над бездыханным телом. — Ирионова глотка, — мрачно произнес Дим. Его более молодой напарник выражался куда как изощреннее. И было отчего. Убегая от погони, тьерина Мелания не заметила звериной ловушки — Ирион сожри всех браконьеров! — и попала прямо в нее. Сейчас тьерина больше всего напоминала бабочку на булавке. Заостренный кол пробил ее насквозь. Девушка скончалась раньше, чем ее вытащили из ямы. Мужчины смотрели на нее и прикидывали, что с ними сделает Даверт. — Шею свернет, — подумал вслух Дим. — Это если повезет, — откликнулся напарник. Эттан Даверт не прощал подобных промахов, его сын тем более, так что... Спустя двадцать минут на поляне никого не осталось. Тело девушки мужчины оставили в доме, заперев его на все засовы, так хоть зверье до нее не доберется. А сами сняли с тьерины все имеющиеся драгоценности и направились в Тавальен. Если повезет, до вечера их не хватятся — и они успеют уехать. Хоть и тяжко покидать насиженное место, а жизнь дороже...     ***     Эттан выходил из зала победителем. Очаровательная улыбка, поклоны... Эльнор догнал его на выходе. — Мелания... — Ваша дочь будет возвращена вам к завтрашнему вечеру, — тихо ответил Даверт. — Раньше просто не успеть. Как вы понимаете, сегодня я буду немного занят. Эльнор скрипнул зубами, но что он мог сделать? Только предупредить. — Если с ней что-то... я вам глотку перерву, Даверт. Эттан ответил сопернику улыбкой победителя. Глотку он перервет! Смешной дурак! Да что ты успеешь-то? Сейчас, когда я стал Преотцом, я как следует прополю ваш огородик. Должен быть — Я. А вы должны слушаться меня, покорно выполнять приказы и не иметь своего мнения. И уж тем более не метить на мое место, вот еще не хватало! Так что предстоящего Эльнора ждала печальная судьба. Рано или поздно, скорее, рано, Даверт доберется до его горла, а уж как это будет обставлено... Может быть, встреча с разбойниками на проселочной дороге, может быть, подарок с отравленной иголкой, может быть, арбалет на темной улице — как повезет. Что будет выгоднее. Но — покойся в Море, предстоящий Эльнор, как говорили раньше еретики. Это ж надо, было ведь время, когда умерших хоронили в море... Да, надо активнее бороться с суевериями. Эттан отлично знал, кто до сих пор поддерживает их, и собирался ловить людей на их маленьких слабостях. Или — не маленьких. А девчонку можно вернуть Эльнору, и даже нужно. Когда предстоящий совершенно случайно отравится рыбой, придет время подумать о подходящей партии для соплячки, чтобы получить хотя бы часть состояния ее отца. Даже во враге должно быть что-то хорошее. Например, его деньги, которые могут стать твоими.       Род Ольрат   Когда на голову Массимо вылилось ведро холодной воды, он только замычал. Пьяный туман у него в голове одним ведром было не вышибить, тут бочка нужна. Вот туда бедолагу головой и сунули. И поболтали еще как следует, чтобы прочухался. Раз, другой, третий... потом Массимо разлепил глаза и издал стон. — Ой... где я?!! Крепкая затрещина вышибла остатки тумана. На него смотрел Тимус Шернат, отец Романа. Старый кожевник был чем-то весьма недоволен. — Протрезвел? Или еще добавить? — Да пошел ты... Ириону под хвост, — огрызнулся Массимо. — Чего ты ко мне лезешь? Еще одна оплеуха прилетела быстрее ветра. В обычном состоянии старый вояка увернулся бы от нее, но сейчас, после многодневного запоя? Да его бы и муха крылом сшибла... — Завтра Романа хороним. И ты там будешь, понял, дурак старый? Новость ошарашила Массимо вернее дубинки. Он завозился на вытоптанной земле шернатовского двора, пытаясь подняться и развозя по себе месячную грязь. — Как... Роман?! КАК?! — А вот так. Ты соображать-то в силах? — Да уж не дурее тебя, — огрызнулся Массимо. Тимус кивнул на бочку с водой. Рядом с ней лежала на скамейке чистая одежда. — Вымойся, переоденься, да приходи в мастерскую. А то от твоей грязи у меня все шкуры попортятся. Только сейчас Массимо обратил внимание, что они находились в кожевенной мастерской. Не в городе, нет. Кожевники жили в городе, а вот работали они как раз за городом. Уж больно смердели их дубильные чаны. Потому градоправитель в обязательном порядке отправил кожевников и углежогов за городские стены, за что и был нежно любим населением и ненавидим кожевниками. Но... воняло ж! Воняло и сейчас. Только аромат Массимо с лихвой перекрывал вонь чанов с едкими веществами и сохнущих бычьих шкур на распялках. От него пахло так, что... А как может пахнуть после такого долгого запоя? Мужчина вздохнул и направился к бочке. Мыться и еще раз мыться. Шернат ждал его в доме. — Поговорим? — Да. От Массимо после экзекуции все еще попахивало, да и бороду с волосами подстричь не мешало бы, но сейчас от него бы лошади не шарахались. Тимус кивнул на стол. — Много тебе нельзя, но бульончик попей. А я пока расскажу. Желудок Массимо отозвался на слово «бульончик» нежным урчанием. Ольрат и не заметил, как уговорил большую миску. Тимус смотрел строго. — Можешь теперь разговаривать? — Да. — Тогда слушай. Когда Маришка умерла, Роман был сам не свой. Ходил как чумной, но запивать горе не пытался, у меня не забалуешь. А зря... — Зря? — искренне удивился Массимо. — Запил бы — жив остался. А он решил найти тех, кто убил Мариль. Массимо напрягся. — И?! — Нашел. Только не он — их, а они его. Видимо. — Рассказывай, — попросил Массимо. И превратился в слух. А история вырисовывалась печальная. У Романа и Мариль все было серьезно, ребята пожениться собирались, любовь цвела пышным цветом, так что гибель любимой девушки Роман принять отказался. Нет, если бы Мариль, например, утонула в море или случайно погибла... случайно! Там — да! Воля Ардена, и никто не виноват. А тут-то у******о! И никто не может найти этих негодяев! Никто! Никому это не интересно! Логическая цепочка оказалась простой. Никто не может найти — никто не ищет — никому не нужно — я сам найду мерзавцев — Мариль не останется неотомщенной. Да, Храм Ардена не одобряет мести, считая, что Арден воздаст всем по заслугам. После смерти достойных вьелерины уведут по солнечным лучам, а недостойные души пожрет Ирион. Но во времена Морских Королей считалось иначе. Если ты видишь несправедливость или зло — останови его. Если не можешь остановить — отомсти, чтобы такого не повторялось впредь. А если ты отвернулся, то ты виновен и в том, что случилось, и в том, что случится. Ибо негодяй непойманный становится вдвое наглее. Вот Роман и решил поймать, схватить и донести градоправителю. И пусть убийц казнят на площади. Ради такого случая он и сам топор в руки возьмет, что уж там! Тимус видел, что сын чем-то занят, но наивно радовался. Все не запил, в море не бросается, о самоубийстве не говорит, понимает, что жизнь продолжаться должна... Когда мальчишку нашли с перерезанной глоткой, тогда-то правда и выяснилась. Отцу Роман ничего не сказал, открылся только старшей сестре, с которой был близок. И та, дура безмозглая, нет бы вправить мальчишке мозги или хотя бы Тимусу сказать, он бы сам справился, поддержала сопляка в его начинаниях! Мол, ищи, Рома! Обязательно ищи! Ревет теперь в три ручья, понимает, что наделала. Она-то думала, что Роман побесится, да и успокоится, а там она ему и подружку новую подберет. У ее мужа кузина хорошенькая... ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы... — Дура, — кратко высказался Массимо. — И? — Тем вечером... он ведь ей все рассказывал, вот и тогда... Пришел к ней Ромка мой весь веселый, довольный, говорит, пожелай мне удачи, я такое нашел... Она расспрашивать начала, а он рукой махнул, мол, времени нет, да и сбежал. Сказал, что может узнать, кто Маришку убил. Массимо стиснул челюсти. Имя племяшки отдавалось тупой болью в груди, под сердцем... — Ты думаешь, он и правда кого-то нашел? — Его нашли. За городской стеной, горло перерезано, а ограбить не успели. Понимаешь, что это значит? Перстень, кошель — все при нем осталось. — Не грабили, не просто убили... нашел? Сейчас Массимо было еще хуже. Он смутно помнил Романа через пьяную муть... и не смог не признаться Тимусу. — А ведь Ромка и до меня пытался достучаться. Ты сказал — сестра, а выходит, что и я не умнее. Коли б я не пил тогда, что та лошадь, не пошел бы он один, уж я бы его прикрыл... — Ага. Или лежали б вы там оба. Рядышком. Доля истины в словах Тимуса была. И Массимо это понимал. Но... — На похороны я приду. — И опять запьешь? Не хватит ли? — А ты что предлагаешь? Тимус опустил на столешницу сжатый кулак. Стол мягко крякнул, хоть и был дубовым. — Я сына никому прощать не собираюсь. Будь там хоть Преотец, хоть король, а за мальчишку мне ответят. — Тоже искать будешь? — Будем. Вместе будем. Где ты чего услышишь, где я... а там и разберемся. И... я их в живых не оставлю. Помогать будешь? — Тебе нельзя. У тебя семья, дети... Массимо понимал, что выход тут только один. Конечно, можно сейчас заявить: «Вот, как твоего-то ребенка коснулось, так мигом побежал», получить по морде от Тимуса, пойти и опять нажраться. Запросто. А потом и сдохнуть где-нибудь под забором, валяясь в пьяной блевотине. А можно... Можно попробовать узнать то же, что и Ромка. Уж если малолетний сопляк смог что-то раскопать, то они с Тимусом, двое умных мужиков, знающих, что почем в жизни, тем более справятся. А когда найдут тех, кто убил ребят... — Я сам их убью, — тихо произнес Массимо. — Что? — отвлекся от созерцания стола Тимус. — Я. Сам. Их. Убью. Тимус не стал спрашивать — кого. И так понятно. — Не доверяешь? Я хоть людям глотки и не резал, не наемничал, а все ж рука не дрогнет. — Не потому, — отмахнулся Массимо. — Ты сам подумай. у******о Маришки — не первое, а результатов никаких нет. Ни слухов, ничего... значит, это кто-то высокий. Очень высокий. И Романа как-то быстро убрали... узнать бы, кто еще умер в городе, может, поймем, с кем он должен был встретиться... — Соображаешь, когда захочешь. Массимо пожал плечами. А что тут сложного? — Если это кто-то из тьеров — убивать должен я. И только я. У тебя дети, дело... ты из города никуда. А я перекати-поле. Продам тебе свое имущество, да и поминай, как звали. Не обидишь старика? Тимус прищурился. — Ну коли так... — А иначе и не складывается. Прав ты, надо тех гадов искать, еще как надо! И взыскать с них за нашу малышню. Неповадно им будет детей убивать, попомнят они нас. Глаза Массимо горели злыми огнями. Месть бесплодна? Она иссушает и разрушает душу? Скажите это тем, кто потерял своих близких. Скажите это, глядя в глаза отцу, у которого отняли ребенка. Попробуйте посмотреть в глаза страдающей матери. И, может быть, тогда придет понимание. И осознание разницы между местью и справедливым возмездием. Зло надо останавливать. Иногда даже ценой собственной жизни.  
Free reading for new users
Scan code to download app
Facebookexpand_more
  • author-avatar
    Writer
  • chap_listContents
  • likeADD