Савелий

Встреча

Нещадное солнце палило так, что даже две открытые друг напротив друга дверцы старенького трактора нисколько не помогали справиться с духотой. Кондиционер не подавал признаков жизни и казалось, что воздух застыл в тесной кабине и тягучей горячей патокой обволакивал тщедушное тело Савелия. Расстёгнутый воротник рубашки и закатанные рукава нисколько не помогали, а мокрая от пота спина буквально прилипала к спинке сиденья трактора. Конец апреля выдался необычно жарким.

Заглушив трескучий двигатель, Савелий достал из–под сиденья пластиковую двухлитровую бутылку с водой и с жадностью приложился к тепловатой, но живительной влаге. Струя прозрачной жидкости с бульканьем стекала в жадно открытый рот и не останавливаясь продолжала свой путь по небритому подбородку, скатываясь на голую грудь старика. Но Савелий не обращал на это никакого внимания. Внезапно бутылка застыла над его открытым ртом и вода полилась на подбородок. Она стекала на грудь и заливала старые, потерявшие цвет и форму штаны. Взгляд Савелия остановился на человеке, который легко одолевал только что вспаханное им поле. Идущий не замечал под ногами ни высоких гребней рыхлой земли, ни глубоких впадин между ними. Человек шёл так, как будто под его ногами расстилалось новехонькое, только что заасфальтированное шоссе. Вот он только что был в конце распаханного поля — и … вот он уже заглядывает в распахнутую настежь дверцу кабины трактора. Савелий мотнул головой. Попытался стряхнуть наваждение. Ещё раз посмотрел на едва виднеющийся на горизонте край огромного поля, а затем медленно опустил голову и непонимающе уставился на молодого, невинно улыбающегося голубоглазого парня торчащего в дверном проёме его трактора.

— Бог в помощь, хозяин, — негромко, но отчётливо произнёс незнакомец.

— И тебе не хворать, — медленно ответил Савелий, одновременно с любопытством оглядывая гостя, который был одет в чистую, белоснежную одежду. По всему видно, что перед ним стоял горожанин. Чужак с сочувствием оглядел землепашца и продолжил:

— Тяжело тебе сегодня на такой жаре работать?

— Не тяжелее, чем другим, — пытаясь определиться как себя вести со странным гостем ответил Савелий.

 Одолевший по жаре не один километр свежей пашни человек был совершенно чист. Ни одна соринка не пристала к его белоснежной одежде и от пахло него какими-то нездешними травами, и к тому же, он не проявлял ни малейших признаков усталости и жажды.

— Как вообще тебе живётся, Савелий? — спросил незнакомец.

— А ты откуда знаешь моё имя?

— Так узнать твоё имя труда никакого и не составляет. Ты здесь почитай один на сто вёрст в округе и остался. Остальные-то все давно разбежались по городам, к более лёгкой жизни.

— А твоё какое дело — как мне живётся? — с подозрительностью в голосе произнёс Савелий.

Незнакомый человек всё больше и больше его настораживал. Вокруг на сотни вёрст не было ни души, а тут какой-то чужак, да ещё и без вещей. Хотя… Может он за пригорком свою машину оставил? Журналист что ли? Захотел узнать как живётся на отшибе одинокому старику? Но представиться не захотел. Странный человек!

— Меня Георгием в народе кличут. Так и ты можешь меня называть, — как бы отвечая на мысли Савелия представился гость. — Может чем-то я могу помочь тебе?

— А чем ты, городской по виду человек, мне можешь помочь? Может ты пахать землю умеешь или сеять зерно обучен? — прищурив насмешливые глаза спросил старик.

— Нет, Савелий, в этом я тебе помочь не смогу. Но мне очень хочется оказать посильную помощь достойному этой помощи человеку!

— Что-то я тебя, Георгий, не понимаю. То ты говоришь, что с землей мне помочь не в силах — не обучен, значит. То помощь свою мне предлагаешь. Это как тебя понять можно? Да и за какие такие заслуги ты незнакомому человек помогать будешь? — удивлённо спросил Савелий.

— Понять это не сложно. С обработкой земли ты и сам как ни будь сладишь, а вот справишься ли ты с болезнью, которая одолевает тебя ежедневно и ежечасно. Вот здесь у меня большие сомнения появляются. Ибо сам ты, пока ещё, не можешь себе помочь по причине до конца не проснувшихся в тебе способностей. Ты ведь только хорохоришься, что у тебя всё хорошо? Но ты ведь и сам прекрасно видишь свою хворобу и можешь даже разглядеть как глубоко она в тебе сидит. Ты же ведь его видишь — недуг свой? — скорее утверждал, чем спрашивал Георгий.

— И откуда ты всё знаешь про меня? Я тут на сотню, а может и тысячу вёрст один как перст! Так что некому здесь было тебе про меня сказывать, а посему и знать ты про меня ничего не мог! Дочура одна только и знала про мою болезнь, но видно, надоел я ей своим ворчанием и хворобой.  Как мать умерла, так сразу в город подалась! Не захотела на хуторе с отцом оставаться. Даже не знаю — что с ней теперь происходит. Так за десять лет ни разу отцу даже весточки ни прислала и сама не приехала! Некому мне помочь! Да и не нужна мне ничья помощь! Сам справлюсь! — разгорячённо закончил Савелий и отвернулся.

— Успокойся, жива твоя дочь и телесно она здорова. Только дух её чрезвычайно ослаб. Да и откуда дух у неё будет, коли веры в собственные силы у неё не осталось, — горестно вздохнул Георгий. — А о тебе она иногда вспоминает, но за делами своими так же быстро забывает.

— Ты и про дочку мою знаешь? — недоверчиво спросил Савелий и пристально, с подозрением посмотрел в ясные, голубые глаза гостя.

— Как мне не знать про мирских жителей. Не так это и трудно! Да и обязанность моя такая — знать всё про всех людей на белом свете и помогать самым достойным из них! — пояснил Григорий и присел прямо в белоснежных брюках на облепленную грязью ступеньку трактора.

— Ты что ни будь подстелил бы, что ли! Одежду свою белую, городскую, ведь запачкаешь! Небось дорогая одежда-то? — расстроился за гостя Савелий.

— Грязь к чистому не пристаёт! — небрежно отмахнулся Григорий. — Ладно, посидел немного на дорожку у тебя — пора и честь знать. Ещё увидимся, Савелий. А ты к дочке сам съезди! Пока ещё не так поздно для неё самой будет. Может сумеешь помочь вернуть ей свою душу, а заодно и внучку подлечишь! А тогда у нас с тобой и появится повод для более обстоятельной беседы.

— Я бы с радостью к дочери подался! Страсть как хочется на её повидать, но болезнь моя проклятая не отпускает! — в сердцах Савелий даже пристукнул кулаком по коленке. — В трактор уже еле–еле забираюсь, а обратно из него ещё не слаще выбираться. А кто, вместо меня землю будет обрабатывать? Никому же теперь не нужна наша земля–кормилица. Все синтетику жрут! Будь она не ладна эта зараза! Организм людской от природы отворачивают! Детей своих калечат! Ослепли они совсем там в своих городах! Не видят они как из нормальных людей в синтетические существа превращаются! — с горечью произнёс старик.

— Ты прав, Савелий! Не доведёт род людской до добра их леность к земле своей кормилице. Не ухаживать за своим домом — большой грех! А Земля и есть дом людской! А они только и делают, что обворовывают её. Всё, до чего могут дотянуться, тащат себе! Прям как последний пьяница старается всё, что только может, из дому вынести. Да продать за бутылку водки. Но когда жизненные силы Земли закончатся, — что тогда будут делать люди? Не хотелось бы мне, чтобы тяжкий грех разбоя лёг на весь род людской. Да что мне тебе рассказывать! Приедешь в городе — сам всё увидишь. Когда поймёшь как там твоя дочка и внучка живут, может тебе удастся их души спасти. Ладно, пора мне, Савелий. У тебя впереди ещё очень много дел, да и у меня — их не меньше!

Георгий встал и направился обратно к краю поля. Савелий посмотрел на облепленную землёй ступеньку трактора, на которой тот сидел. «Он даже не отряхнув своих белоснежных брюк!», — подумал Савелий и перевёл взгляд на исчезающий в дымке исходящего от только что вспаханного поля силуэт странного гостя.

— А как болезнь-то моя? Как? Георгий! Ты же обещал помочь мне! Я ведь даже выбираюсь из трактора только на карачках! — отчаянно и протяжно закричал на всё бескрайнее поле Савелий.

Так и не дождавшись ответа он некоторое время просидел в тесной кабине старого трактора, беспомощно оглядывая поле в надежде ещё раз увидеть силуэт гостя. Но тщетно. Бескрайние просторы свежевспаханного поля были пусты. Перевернувшись на живот Савелий по старой привычке стал сползать со ступеней трактора. Коснувшись ногами земли он встал на ноги.  Выпрямился. Ещё раз оглядел горизонт поля, и… неожиданно для себя резко нагнулся. Затем удивлённо уставился на свои ноги. Долго смотрел. Его стала бить дрожь. Он внезапно понял, что случилось чудо! Он сам, без костылей, которые остались в кабине трактора стоял на своих ногах. Савелий стал судорожно ощупывать исхудалые ляжки. Мышцы еле прощупывались. Они почти атрофировались за ненадобностью. Впервые, за долгие годы, он сам, без чьей-либо помощи твердо встал на ноги. Боясь стряхнуть наваждение Савелий слегка постучал по коленям и впервые за долгие годы не ощутил никакой боли. И тут он сорвался на крик. Стал радостно приплясывать и бестолково размахивать руками.

На крик хозяина со двора прибежала небольшая, рыжая дворняга. Она закрутилась вокруг него заливаясь оглушительным лаем. Собака была единственным существом, разделившим вместе с хозяином радость обретения возможности стоять и ходить самостоятельно без помощи костылей.

Савелий сделал первый осторожный шаг. Получилось. Организм помнил былые навыки. Он подошёл к открытой дверце трактора и немного покопавшись под сиденьем, достал старые, многократно залатанные костыли. Широко размахнулся и… закинул их в стоящие на краю поля кусты. Отряхнул штаны от налипшей грязи и было направился к дому, как вдруг застыл на месте. Его сознание озарило отчётливое воспоминание. Он вспомнил белоснежно чистое одеяние странного гостя. Вспомнил, как тот встал с поросших толстым слоем грязи ступенек трактора и даже не отряхнул свою одежду. Но от этого его одеяние не стало менее белоснежным, а её владелец излучал вокруг себя непонятный, мягкий свет, который до сих пор грел душу Савелия.