ЛюБоль

Глава 1

– Тебе не следует туда ехать, Оля. Чужая страна…пока нет отца, я бы не

стал.

Отец Даниил сложил руки на груди. На толстых пальцах сверкали перстни,

а он смотрел на дочь олигарха Лебединского. Она стояла у окна в черном платье,

расшитом тонкой серебристой ниткой. Священнослужитель и думать не хотел,

сколько могло стоить это платье. Ее ярко-рыжие почти красные волосы

спускались ниже поясницы вьющимися волнами и огненным пятном выделялись

на черном фоне. Этот цвет волос вводил людей в ступор. Потому что это не

краска. А настоящий цвет от рождения. Огненно-рыже-красный. Похожий на кровь.

Дьявольский цвет. Отец Даниил считал, что такие волосы надо обривать наголо

или всегда носить платок, но в современном мире женщины редко покрывают

голову.

Отец Даниил крестил Ольгу, ей тогда было десять дней. Ее мать умерла

при родах от кровотечения. Не помогли деньги мужа, не помогли связи, дорогая

больница, лекарства, аппаратура. Он тогда еще перекрестился, увидев младенца

с красными волосами, и подумал, что это происки нечистой силы. Женщину отпел

как положено и мужа ее утешил. Несмотря на свое положение, власть,

возможности, Олег Александрович Лебединский был верующим. Это не такая уж

редкость среди олигархов на сегодняшний день. Модно ходить в церковь, давать

детям старославянские имена, радеть за чистоту крови. Маленькую Олю

отправили в огромный особняк в деревне, чтоб растить подальше от сплетен.

Цвет ее волос вызывал много вопросов, несмотря на то, что тест ДНК показал, что

она истинная дочь своего отца. Но когда у светловолосой женщины и

светловолосого мужчины рождается огненно-рыжий ребенок, это вызывает

вопросы.

Отец Даниил мечтал, видя, как Олег Александрович скрывает дочь, что

рано или поздно Ольга примет постриг и останется в монастыре, что принесло бы

невероятную прибыль самому священнослужителю и храму. Давно пора сделать

ремонт, отстроить здесь все, установить новый колокол с золотым напылением,

облагородить фрески, обзавестись исповедальней. Не простой, а обитой

бархатом и расшитой золотом. Ну и…самому Даниилу не мешает сменить

машину, приобрести более просторный дом и участок земли эдак в соток

восемьдесят-сто. Не то, что у него…всего-то двадцать. Отец Даниил говорил с

Олегом Александровичем о его дочери, но тот не торопился с решениями. Когда

ей исполнилось восемнадцать, он решил выдать ее замуж за сына своего

партнера по бизнесу Вячеслава Калюжного, наследника огромной корпорации.

Это сподвигло бы к слиянию двух компаний и появлению огромного концерна,

которым бы управлял сам Лебединский. Прорыв на рынок черного золота в

Африке – вот предел мечтаний миллионера, а чем больше денег у Лебединского,

тем жирнее пирог на столе отца Даниила.

Олег Александрович не учел только одного, что слиянию двух корпораций

будут не рады конкуренты и уберут наследника прямо во время свадьбы

выстрелом в сердце. Не успев познать все радости супружеской жизни, сразу

после венчания Ольга Олеговна стала вдовой и лакомым кусочком для церкви.

Теперь-то уж точно можно уговорить ее отца на постриг.

Люди в окружении болтали, что все это цыганское проклятие, которое

наслали на весь род Лебединского ромалы, чьи земли он тронул и выселил

цыганский табор…не просто выселил, а пролил там немало крови, заставляя

людей уйти и освободить место под строительство одного из филиалов. Говорят,

старая цыганка прокляла его на крови своих детей и внуков…

Возможно, и была в этом доля правды, потому что наследника от своих

сыновей Олег Александрович так и не смог получить. Старший женился на

бесплодной, и за десять лет у них так и не родились дети…хотя, так же не рожали

от него и многочисленные любовницы, средний сын мужеложец, как теперь модно

говорить – гей, а самый младший погиб в горах два дня назад. На границе, там,

где как раз построен тот самый филиал.

Отец Даниил смотрел на девушку и не чувствовал по отношению к ней ни

жалости, ни сострадания. Он был очень зол. Ему с трудом удавалось себя

сдерживать. Ольга своенравная, дерзкая. Не захотела в монастырь после смерти

мужа. Никогда не проявляла интереса к церкви, в отличие от ее отца.

Она лишила Даниила щедрого взноса Лебединского в казну храма, на

который священник так рассчитывал. Лишила мечты о новом доме, о новом

«мерседесе», о поездке по святым местам и покупке золотого креста размером во

всю стену.

Надежда отца Даниила на то, что девка одумается и все же решится, таяла

с каждым днем. Ничего…пусть оступится, пусть делает что-то такое, отчего Олег

Александрович лишит ее всего. Рано или поздно с таким характером она

нарвется. Лебединский деспот и тиран. Всех в своей семье держит в ежовых

рукавицах.

Будь это в другие времена, он бы с радостью посмотрел, как

красноволосую сучку вытащили бы на площадь совершенно голой и забили

камнями.

– Я больше не останусь в деревне. Я пробыла здесь более чем достаточно.

Как в тюрьме. Братья не против. Я поеду к границе и заберу тело Артема домой.

Когда вся моя семья находится далеко, я единственная близкая родственница, и я

хочу найти виновного. Хочу, чтобы враг был наказан за смерть моего брата.

Голос девушки звучал глухо…отец Даниил даже подумал, что она плачет.

Но он слишком хорошо ее знал. Эта упрямая девка не проронит ни слезинки. Он

действительно никогда не видел ее слез. Даже когда была ребенком.

– Отец говорил, что у него много врагов было всегда. Если кто-то захочет,

то достанет меня где угодно и даже в этом захолустье.

– Я просто опасаюсь, что ты поедешь одна…А у семьи Лебединских полно

врагов. Не стоит подвергать себя опасности! Артем погиб…его не вернуть! Я

понимаю, как тебе больно, но…не стоит рисковать!

Девушка резко обернулась, и священник сдавленно выдохнул, когда

увидел, как блестят ее красивые ярко-бирюзовые глаза. Ему понравился этот

блеск. Он предшественник слез. Удовольствие растеклось по его телу приятными

волнами, потянулось мурашками вдоль позвоночника. Пусть заплачет. Это будет

красиво. Пусть покажет свою слабость маленькая, проклятая ведьма. Хотя бы раз.

Один единственный раз, черт ее раздери.

Ольга была единственной женщиной, которую отец Даниил страстно

ненавидел. Нет…не только потому, что она разрушила его планы по обогащению,

и не только за то, что в ее присутствии его скукоженная и годами спящая плоть

восставала, причиняя неудобства, он ненавидел ее за несколько ожогов на своих

пальцах…после этого они утратили чувствительность. Отец Даниил не мог

избавиться от навязчивых мыслей о дочери Лебединского. О ее голом теле,

совсем юном…там в душевой кабинке в монастыре. Когда он со свечой в руках

подглядывал, как она моется. Девушка намыливала тело, терла белоснежную

кожу мочалкой, мыла себя между ног, и священник впервые в жизни испытал

дичайшее сексуальное возбуждение, глядя на ее полную грудь с розовыми

сосками, которая колыхалась в такт ее плавным движениям, глядя на длинные

ноги, между которыми, он знал, его ждут врата чертовой бездны и сладкого

разврата. Он произносил молитвы, ощущая, как под пальцами проносятся искры,

и каждая вена в его собственном теле вибрирует от бешеной энергии, которая

проходит сквозь него. Он схватился за пламя свечи…но кончики его пальцев были

в масле и вспыхнули с адской силой. Он чудом сдержался, чтобы не заорать,

бежал к себе в келью, смачивал руки в холодной воде, дул на них, но пальцы

обгорели до мяса. А еще…под длинной позолоченной рясой на штанах

священника осталось мокрое пятно от растекшейся спермы…когда он все же

кончил, глядя на белоснежную женскую грудь, то именно в этот момент и сжег

свои пальцы.

По ночам он хлестал себя по спине, чтобы унять отвратительные фантазии

и грязные желания, которые лезли к нему в голову. Ему, могущественному и

сильному, давшему обет безбрачия и испытавшему свой единственный о****м,

глядя на красноволосую дрянь. Это она виновата, проклятая ведьма. Она

искушает его только одним своим видом. Напоминает ему о падении.

– Погиб? – Ольга сжала руки в кулаки и сильно побледнела, а ее глаза

казались настолько яркими, что священнику захотелось их выцарапать, чтоб не

соблазняла, – Человек, который посвятил себя горнолыжному спорту, просто взял

и погиб? Он катался, как сам дьявол! Я в это никогда не поверю! Я думаю…что

Артема убили!

– На все воля Господа! И не смей сравнивать Артема с дьяволом!

Девушка вздернула подбородок, продолжая смотреть в глаза

священнослужителю с вызывающей дерзостью.

– После смерти моего брата Огнево теперь принадлежит мне. Я могу

вступить в права наследия. Не стану ждать и минуты – завтра же выезжаю.

– Твой отец был бы против этой поездки.

– Мой отец был бы рад отправить меня подальше от своих глаз и одобрил

её до своего отъезда, а сейчас он где-то в джунглях Африки заключает новые

сделки и не отвечает на звонки…Разве не вы благословили его на эту поездку,

уверенные в том, что будут найдены залежи нефти? Так что оставайтесь здесь, а

мне нужно ехать туда и заняться похоронами моего брата. Никто другой этого

теперь не сделает.

– В аэропорту к тебе присоединится отец Михаил. В горы вы можете

отправиться вместе. Теперь в его распоряжении приход имени Святого

Пантелеймона, как раз неподалеку от Огнево.

Девчонка дерзко усмехнулась, и на обеих ее щеках заиграли ямочки. Отцу

Даниилу тут же захотелось оказаться в своей келье и начать неистово молиться,

потому что у него зудели губы от желания касаться её кожи. Сколько женщин он

перевидел за всю свою жизнь, но такую красивую не встречал никогда.

– Кого еще вы приставите ко мне, чтобы следить за каждым моим шагом,

дожидаться, когда я оступлюсь, и сожрать меня? Почему вы считаете, что ко мне

можно отправить кого-то в сопровождающие без моего согласия? Кто вам дал

право считать себя уполномоченным лезть в мою жизнь?

– Что за оскорбления, Оленька? У твоего отца полно врагов, я лишь боюсь

за тебя и…вообще там поговаривают о нечистой силе, о цыганах. Ты хрупкая

девочка. Тебе опасно бродить по горам совершенно одной. Я всего лишь забочусь

о тебе. А отцу Михаилу как раз нужно отправиться в местное святилище, и он

составил бы тебе компанию.

– Я не просто девушка. Я – Ольга Лебединская. Я не трусливая овца, и со

мной так же будет моя охрана. Зачем мне священник? Если вы все еще питаете

иллюзии насчет пострига, я их разрушу – моя душа принадлежит только мне, как и

мое сердце. Ими вы никогда не сможете распорядиться.

– Замолчи! Следи за словами и побойся гнева Господа! – воскликнул

священник и возвел глаза к резному потолку, украшенному разноцветными

стеклянными фресками.

– Мне давно уже нечего бояться. В этом мире я боюсь только смерти

близких! Больше меня ничего не пугает, и я достаточно потеряла за последнее

время, чтобы верить в вашего Бога и в его справедливость. Артем был таким

юным и чистым…а его забрали у нас. Где она, справедливость? А нет ее и

никогда не будет, пока кто-то жаждет власти и золота – другие будут умирать. А

вы торгуете этим страхом и неплохо преуспели, ведь его легче всего продать.

– Дьявол вкладывает эти мерзости в твои уста! – крикнул священник и в

ярости посмотрел на девушку.

– Мерзости? Неужели! Как красиво и по-старинному вычурно вы говорите,

отец Даниил. Мерзость — это то, что вы творите во имя вашего Бога. Мерзость –

это брать деньги за каждую молитву и сорокоуст, или молебен, или отпевание,

мерзость — это затевать войну, где брат убивает брата…мерзость – это

национализм, который вы разжигаете. Вот что мерзость! А слова – это всего лишь

слова, увы, они не поразят ни одного из убийц Артема. И я не сомневаюсь в том,

что его убили. Посылайте со мной кого угодно – хоть поезжайте сами. Мне все

равно. Я собираюсь вступить в права владения шахтами и северным филиалом.

Мне никто в этом не помешает. Даже вы. У меня на руках все документы. А вы

никогда не дождетесь меня в своей обители жадности.

– Скажи спасибо, что мы с тобой одни, и тебя не настигнет кара за эти

речи!

– Я скажу спасибо тем взносам, которые храм получает от моего отца. Но

все же недостаточно, раз вам так хочется получить с меня еще больше. Не

говорите мне о моей душе, когда вы осеняете себя крестным знамением

пальцами, унизанными перстнями, а под стенами вашего храма умирают

голодные нищие, в то время как ваши свиньи едят отходы с обильных ужинов и

обедов.

– Ольга Олеговна!

– Я никогда не приму постриг ради вашего обогащения – я лучше раздам

золото со своего приданого голодным и нищим прихожанам вашего храма.

Священник стиснул пальцы так, что они захрустели, когда девушка прошла

мимо него с прямой спиной и гордо поднятой головой, оставляя позади себя запах

свежести и мятного мыла.