Они лежали на кровати. Подушка и одеяло валялись рядом на полу. Оба чувствовали себя опустошенными, но это была приятная опустошенность. Просто они отдали все силы, и теперь находились в ожидании, когда они хотя бы частично вернутся к ним.
Смуров был потрясен этим накалом страсти, только что отбушевавшей на небольшом пятачке кровати. Он вошел в нее очень быстро, а она все требовала и требовала, чтобы он из нее не выходил. Он уже и приблизительно не мог представить, сколько времени продолжалось их соитие, подсознательно он понимал, что непривычно долго, но при этом все пронеслось одним мгновением.
- Нежность, нежность, какая нежность, - то шептала, то неистово кричала она.
И сейчас, когда он успокоился, то не без некоторого удивления вспоминал эти ее страстные монологи. На его памяти еще ни одна женщина в такие минуты не произносила подобные слова. Он даже не очень представляет, как к этому следует относиться.
Смуров поднял глаза и посмотрел на Надю. Она улыбнулась, и ему вдруг стало очень приятно. Уж не влюбился ли он в нее? Нет, об этом не идет и речи, просто симпатия. А в наше время это тоже немало. Чаще всего она и заменяет любовь.
Смуров обнял Надежду за плечи.
- Тебе понравился наш секс? – сам не зная для чего, спросил он. То, что понравился, более чем наглядно свидетельствовала ее реакция.
- Не люблю слово «секс», - ответила она.
- А какое любишь?
- Нежность. Человек не может раствориться в сексе, а вот в нежности – может без остатка.
- Ты права, хотя всю жизнь использовал слово «секс». И казалось это нормальным.
- Мало ли что нам кажется нормальным. Многие вещи мы считаем нормальными, а они просто ужасны. Не стоит привыкать к таким нормам.
- К сожалению, давно привыкли.
- Значит, надо отвыкать, - решительно заявила она.
Смуров не смог сдержать смешок.
- Легко сказать, трудно сделать.
- А мы не должны бояться трудностей.
- Какая ты смелая и решительная.
Теперь засмеялась Надежда.
- Это что, теперь я, можно сказать, смирная. Вот в молодости был совсем другая, Никому спуску не давала. Но теперь я сильно поумнела, стала гораздо терпимей. А может, это просто старость.
Смуров громко рассмеялся.
- Не представляю, чтобы люди в старости с таким неистовством занимались сексом. То есть, нежностью.
- Терпеть не могу два слова: «секс» и «любовник».
- С сексом мы разобрались, а почему «любовник»?
- Казенное слово, функциональное, совершенно бездушное. Словно название профессии или должности.
– Как же тогда нам друг друга называть?
Надежда ненадолго задумалась.
- Не знаю, только не любовниками.
- Тогда соратники, - пошутил Смуров.
- Все лучше.
- Договорились, будем соратниками. Знаешь, я все удивляюсь, как у нас так все быстро и все спонтанно получилось?
- Могу твердо сказать, что ничего подобного я не собиралась делать. Даже ни одной мысли на сей счет не было.
- Тогда почему все случилось?
- Когда я тебя увидела, то вдруг сильно захотела.
- Но почему именно меня?
- Сама не понимаю. У меня до тебя не было ни одного мужчины восемь лет.
- Не может быть!
- Но это так и есть. И как-то спокойно жила. И вдруг сильно захотела. Стою и ничего не могу понять: смотрю на тебя и хочу тебя.
- Но я не писанный красавец, а весьма не молодой мужчина. Что во мне такого?
- Не знаю, я просто описываю свои ощущения. Что-то значит, есть, раз они вспыхнули.
- Теперь начну гадать: что именно?
- Гадай, это полезное занятие. А пока поцелуй меня.
Смуров прижался ртом к ее губам и почувствовал, как вновь его тело наполняется желанием. Совсем, как в молодости, успел подумать он, прежде чем его снова унес вихрь.