Я вдруг почувствовал, что у меня сейчас голова треснет. Ну, допустим, не треснет, но … болит. Наверное, это так и называется – голова болит. Виски так сдавило, что мозг принялся отчаянно стучать в них, требуя прекратить насилие над собой. Все, хватит раздумий на сегодня. Вот сейчас домой доберемся, поужинаем, отдохнем, как следует, а завтра – на свежую-то голову…
Дома Татьяна загнала-таки меня в ванну. Честно говоря, я бы предпочел помочь ей с ужином, чтобы поскорее подкрепиться и отправиться спать. Устал я что-то… С Татьяной-то все три года жизнь у меня была хоть и не спокойная, но … в целом рутинная, а тут – столько новых впечатлений за один день. Но Татьяна бросила невзначай, что в ванне я еще ни разу не был – так же, как и в реке. Это слово подействовало на меня магически. А что, подумал я, вспоминая то ощущение небывалой свежести и прилива сил – может, и вправду на меня вода так действует? Только … горизонтальная, не так, как в душе? Да и потом – в ванне тоже прилечь можно…
Прилег. Не то. Душно. Дышать совсем тяжело. В висках опять застучало. Может, вода слишком горячая? Добавил холодной. К стуку в висках прибавился стук зубов. На коже пупырышки какие-то выступили. И руками особо не помашешь – тут даже шевельнуться страшно, чтобы воду не расплескать. Хватит, однажды я пол в ванной уже осушал. Нет. Не то. Совсем не то. Как здесь Татьяна часами валяется?
Я выбрался из ванной, растерся полотенцем, быстро оделся, стараясь унять дрожь, и отправился на кухню.
Она только-только картошку поставила? Ну, понятно, решила, что я в ванне полночи, как она, буду нежиться, и решила не торопиться. Да мне что-то и есть уже не хочется…
Когда Татьяна предложила – пока картошка сварится – посмотреть, не пришел ли ответ от Франсуа, я даже обрадовался. Я уже и сам подумывал, как бы мне потихоньку ретироваться в спальню (у нее компьютер там стоит). Мне бы только до кровати добраться … ну его, этот ужин! Но не могу же я ей признаться, что неутомимый ангел раньше ее из сил выбился и на боковую просится! А так – пока она с Франсуа общаться будет, я присяду, а там, глядишь, голову на подушку…
Вот еще! Нужно мне очень с Франсуа переписываться! У меня и так голова не соображает, мне бы ее примостить куда-то… О, вот так – хоть на руку, а рука локтем на подушке, и ноги можно на кровать положить... И совсем я даже не улегся, а так – отдыхаю в ожидании ужина… И глаза можно прикрыть, а то щиплет – на солнечные блики меньше смотреть нужно было…
Черт!!! Когда зазвонил Татьянин мобильный, меня чуть с кровати не сбросило. Как будто пружиной. Сжатой до упора. Мало мне сегодня ярких впечатлений было? Это же какой … человек меня добить собрался?
Но Татьяна вдруг протянула мне телефон с выражением бесконечного удивления на лице. Меня?! Анабель?! Понятно. Значит, все-таки не какой, а какая. Я – на парах самоуважения – сгреб в крохотную кучку остатки сил и взял у Татьяны телефон, старательно придавливая раздражение. О чем бы Анабель ни хотела со мной поговорить, сначала я должен еще раз поблагодарить ее – не будь ее, не сидел бы я здесь сейчас (ох, прилечь бы!).
Едва дослушав меня до конца, Анабель принялась задавать мне вопросы. Напористо и решительно – точно, как ее руководитель. Та тоже их в тебя обойму за обоймой выпускает. И наблюдает потом с интересом, как ты вправо-влево дергаешься, уклоняясь от прямого попадания. Отвечал я на ее вопросы односложно – на большее у меня уже сил не было. Но мысли мелькали. Разные.
– Вам поручили дополнительное задание?
Да какое ей дело? Проверяет, решилось ли все со мной так же, как с ней?
– Да.
– Помочь коллеге?
Ну, уж откровеннее некуда. А я у нее спрашивал, что ей поручили?
– Да.
– Которого Вы не знаете?
Откуда же мне его знать? Она же в курсе наших условий работы!
– Абсолютно.
– Тогда Вы позволите мне дать Вам совет?
О, это уже лучше. Советы у нее неплохие, да и пусть лучше она говорит.
– С удовольствием.
– Подходите к нему осторожно. Желательно в таком месте, где у вас обоих будет простор для маневра.
Ничего себе. Я дикого зверя укрощать буду или с коллегой опытом делиться?
– Почему?
– Вспомните себя. Вряд ли он сразу поверит, что Вы присланы ему на помощь. Скорее он решит, что его отзывают. И тогда…
Я вспомнил себя. Особенно, как я вцепился в подоконник, чтобы меня весь отряд быстрого реагирования – в полном составе – от него не оторвал. Интересно, а что бы она сделала?
– Что?
– Никогда нельзя предугадать, как поведет себя ангел в подобной ситуации. Не забывайте, что и для Вас это – испытание на умение работать в более напряженных условиях.
А вот за это – спасибо. Они, что, все же оставили меня под наблюдением? Да нет, не мог мне мой руководитель врать. Скорее, они за Галиным балбесом наблюдать будут, а за мной – только в процессе контакта с ним. Вот это – действительно ценная информация.
– Спасибо, – сказал я совершенно искренне.
Анабель попросила меня вновь передать телефон Татьяне – Франсуа еще что-то там не договорил – и я снова откинулся на подушку, мучительно размышляя. Вернее, стараясь размышлять. Но не менее мучительно. Нет. Сегодня нет. Я же еще в метро решил, что лучше завтра, после отдыха. А что это он Татьяне столько времени договаривает?
Наконец, Татьяна опустила телефон, повернулась ко мне, хлопая глазами, и выстрелила в меня очередным вопросом: «Что она тебе сказала?». Который столкнулся на полдороге с моим: «Что он тебе сказал?». Меня совсем свалило на подушку – в приступе хохота. А я и не сопротивлялся.
Татьяна поведала мне, что Франсуа повторно пригласил нас проведать их с Анабель. Да? И все? И на это ему понадобилось столько времени? Я сказал Татьяне – не менее кратко – что Анабель дала мне несколько советов в отношении общения с Галиным ангелом. И если она сейчас потребует от меня детали…!
Но Татьяна вдруг попросила меня присмотреть за картошкой, пока она родителям позвонит. Я чуть не взвыл. Это же на полчаса, как минимум! И успокаивай ее потом после … советов. И тут я заметил очень странное выражение у нее на лице. У меня даже сложилось впечатление, что ей … не терпится им позвонить. Ого! Похоже, и в этой сфере Татьяниной жизни произошли какие-то перемены. М-да. Неизменным осталось лишь ее нежелание сообщать мне о них. Она и к картошке меня приставила, чтобы я не потащился за ней подслушивать. А я и не собирался, между прочим! Не хочу. Все равно результаты этого разговора я у нее на лице сразу же увижу.
Разговор действительно оказался на удивление коротким – минут пять-семь, не больше. Картошка уже как раз сварилась, и я – опять аппетит проснулся! – принялся раскладывать ее по тарелкам. Татьяна вошла на кухню и немедленно включилась в процесс приготовления ужина. Вот только движения у нее были какие-то неуверенные. Я пару раз глянул на нее украдкой – нет, лицо, вроде, спокойное; не успели они ее из себя вывести. И вдруг она обронила, словно между прочим: – Слушай, родители на следующие выходные в гости зовут…
Да неужели? Что, по зрелом размышлении они пришли к выводу, что я не так уж плох для их единственной дочери? Хоть и работа у меня не солидная, и происхождение туманное, а намерения – и вовсе мутные?
Татьяна строго сообщила мне, что целью нашей поездки может быть только примирение. И добавила…
А вот это уже интересно! Судя по Татьяниному дрогнувшему голосу, звонок, который сделала ей мать в мое отсутствие, действительно оказался необычным. Она ее поддержала?! Не обрадовалась, что я скрылся в голубой дали, не заявила: «Так я и знала!»… Фу, ты, черт – похоже, я тоже что-то недосмотрел…
Ха, а вот в это слабо мне верится! Чтобы после стольких лет постоянных поучений они вдруг оставили ее в покое и дали жить по-своему? Ну да, конечно…
Татьяна, похоже, и сама поняла, как неправдоподобно звучит эта фраза, и тут же заявила, что ее родители – будучи людьми – находятся в ее компетенции. А, замучила все же совесть – после того как она мне на шею всех ангелов повесила и контрольную комиссию к ним в придачу! Хотя, впрочем, я предпочел бы разделить с ней груз общения с родителями: маму – ей, папу – мне. Сергей Иванович хоть и человек, но с мужчинами, знаете, как-то проще общий язык найти – да вот на базе элементарной логики, например. Я и сам хотел поделиться с ним своими наблюдениями по поводу строительства… А с женщинами этими … хоть с человеческими, хоть с ангельскими… Хватит с меня Марины и Анабель. Если, после них, меня еще на Людмилу Викторовну замкнуть, то от скачков в разговоре мне головная боль на неделю обеспечена. Ох, ты, не нужно мне было про голову вспоминать…
Нет, решено – поедем. В воскресенье? Отлично. Тогда в субботу можно было бы куда-нибудь на свежий воздух… После трудовой недели-то…
Но Татьяна, видимо, решила посвятить все ближайшие выходные светским визитам. С подружками у нее, видите ли, давно не получается встретиться! А не могла она к ним съездить, пока меня не было? Хотя, впрочем, к Свете на дачу я бы не прочь… Хорошо у нее там, уютно… Воды, правда – один бассейн надувной, да мы вот с сыном ее, Олежкой, в кораблики в прошлый раз не доиграли… Только к Свете?
Татьяна бросила небрежно, что Марина, возможно, тоже подъедет. Я поморщился. С этой хищницей мы уже, по-моему, отношения выяснили, но если она ко мне опять приставать начнет, я отведу ее в сторонку – только так, чтобы Татьяна видела! – и прямо ей скажу, что я о таких активных дамах думаю…
Я вдруг понял, что уже согласился ехать к Свете. Татьяна тоже это почувствовала и выпорхнула из кухни, чтобы позвонить ей. Вот же умеет момент ловить! Тьфу, опять я слабину дал. Еще две минуты ждать. Если она через две с половиной минуты вернется… Да что это я расчихался? И голова никак не унимается… Точно от возмущения.
Ужин был какой-то странный. Вкусовые ощущения … притупились, что ли, а может, в привычку уже начали входить. Но в целом к концу ужина я почувствовал себя явно лучше – даже мысли какие-то в голове зашевелились. И первыми от летаргии очнулись, естественно, неприятные. Квартира – дверь – замок – код. При первом же поползновении мыслей в этом направлении в голове у меня зазвенел сигнал тревоги, парализовавший их все до единой.
Пришлось признаваться Татьяне… Нет, пришлось сообщить ей… Нет, пришлось намекнуть ей – невзначай – что я совсем не против выслушать ее соображения по этому поводу.
Но этот сумасшедший день и ее, видимо, утомил. Она решительно заявила мне, что сегодня мы больше ни о чем беседовать не будем, а прямо после чая отправимся в кровать.
Наконец-то!
Мне стоило больших трудов не выказать каждой черточкой лица полнейшее одобрение принятому решению. И заметьте: не я об этом заговорил.