Черные вороны 11. Ураган

Глава 6.2

Стефан говорил мне код, и я выучила его наизусть. Набрала цифры, но они не

подошли, набрала еще один вариант – бесполезно. Без документов эта смерть

ничего не стоила…Пусть и была высшей местью…Мне нужны файлы, мне нужны

доказательства.

***

У тебя такие счастливые сияющие глаза, безмятежная улыбка. Лицо

светится настоящим счастьем. Жаль, что оно было настолько коротким,

правда, малыш? Погладил пальцем щеку. Я помню, какая бархатная у тебя

кожа. Я её и сейчас чувствую, как наяву.

И по подушечке пальца пробегают сотни маленьких искр от невинного

прикосновения. Закрываю глаза, полностью отдаваясь этому ощущению.

Наклоняюсь к твоему лицу и почти касаюсь губ губами. Осторожно, боясь

спугнуть. Наверное, если постараться сосредоточиться, я смогу даже представить

себе, как ты мне отвечаешь, жадно прижимаешься ко мне грудью, запустив руку в

мои волосы. Твои острые соски трутся о мое тело сквозь ткань рубашки, и я скоро

не выдержу, скину её только для того, чтобы почувствовать их голой кожей. А я

всё пью и пью твоё дыхание, терзая такую мягкую плоть языком, исследуя

сладость твоего рта.

Негромкий звук врывается в наш с тобой мир, малыш, разрушая хрупкую

иллюзию счастья. Резко открываю глаза, а перед ними твоё лицо. Счастливая

улыбка... запечатлённая на мертвой глянцевой бумаге.

Закусываю губу до крови, чтоб не засмеяться над собой в голос. В который

раз рассматриваю твою фотографию и теряю не только контроль над собой, но и

связь со всем окружающим миром.

Дьявол, Даша, как же мне не хватает тебя. Просто твоего присутствия

рядом. Тихого голоса, нежных невинных прикосновений, радостного смеха и

тёплых объятий.

А вместо этого меня окружают грубые мужские басы, чёткие указания

руководства, сотни проведённых изощренных пыток… и боль. Целые океаны

боли. Не физической. Физическая боль – та роскошь, которую я не могу себе

позволить. Как и тебя, малыш. Речь о другом – об иссушающей сознание

безысходности, опустошающей душу тоске. О том, что всё чаще хочется плюнуть

на всё и увидеть тебя. Хотя бы издалека. Даже не заговорить. УВИДЕТЬ! И ничего

более. Один раз! Только один раз и всё! А потом... Потом можно и сдохнуть без

сожаления.

Но всегда останавливаю себя сам, запрещая даже мечтать об этом, иначе

не сдержусь. Сорвусь к чёртовой матери. И тогда всё окажется зря.

Пусть лучше так. Вдали от тебя. От детей. Это лучше. Намного. Для вас.

Для тебя в первую очередь. А остальное ведь не так уж и важно, верно, малыш? Я

не устаю повторять себе эти слова изо дня в день. Произнося их как мантру по

утрам, и как молитву богам, которыми давно проклят, по вечерам.

Прокручивая их в голове в те жалкие свободные минуты, когда могу

позволить себе вспоминать, или же глядя на очередного смертника, жестоко

пытаемого нами. В такие моменты, когда я смотрю в их глаза и лица,

перекошенные от боли, я чувствую, как всего меня заполняет едкая чёрная

зависть. Потому что та боль, что чувствуют они, никогда не сравнится с моей. Со

временем она уйдёт. С их смертью или освобождением. А моя… моя будет со

мной вечность. И мне не скинуть её цепей с себя. Она вряд ли отпустит меня даже

после жизни.

Спрятал фотографию в карман рубашки и накинул на себя куртку. Нужно

получить у руководства информацию на одну преступницу. Какая-то зарвавшаяся

богатая сука слишком много о себе возомнила и убила важного

человека…человека, которого я мечтал у***ь сам. Приказ поступил однозначный

– возможность её освобождения не предусматривается вообще, только пытки и

казнь. Так что мы с ней будем страдать вместе. Только по разным причинам.

Смертнице крупно не повезло. Сегодня у меня очень плохое настроение.

Впрочем, как и всегда в последнее время.

Вышел из комнаты и прошёл по коридору к другому крылу. Лис должен быть

у себя в кабинете.

Однако мне сказали, что он на Собрании. Скорее всего, оно было созвано

для вынесения приговора преступнице, которой мне предстояло заняться. Ее

доставят вертолетом в лагерь, слишком важная птица, нужно узнать, на кого

работает, кто заплатил. Когда-то я считал, что самый мой большой враг Зарецкий

– я ошибался. Система, верхушка, те, чьи имена даже не называют, и те, к кому не

добраться, вот кто виновники, а Зарецкий - пешка.

Решил не ждать в помещении и выйти на свежий воздух. Как раз занимался

рассвет.

Солнце медленно поднимается всё выше и выше, уютно устраиваясь на

вершинах скал, лениво раскрашивая тёмные пики и угрюмое, ещё не

проснувшееся окончательно небо в бледно-розовые оттенки. Ненадолго. На

какие-то жалкие минуты. Чтобы потом снова уступить место мрачным серым

облакам, признавая своё очередное поражение.

Среди скал нет места ни радостным птичьим трелям, ни яркому солнечному

свету, ни тёплому летнему дождю. Только затяжные холодные ливни,

пронизывающий насквозь ветер и мёртвая тишина самих гор, нарушаемая лишь

голосами и шумом солдат.

Иногда мне казалось, что они есть на самом деле - другие реальности. По

крайней мере, одна. Та, в которой я впервые полюбил и стал любимым. А после –

умер в холодном одиночестве. Та, в которой осталось моё прошлое, где я был

презренным ублюдком, мечтавшим отомстить за долгие годы унижения.

Та, в которой я обрёл семью и новый смысл для существования. Та

реальность, в которой я встретил свою единственную женщину, сумевшую

полюбить того монстра, которым я стал. Жестокого, кровожадного,

бескомпромиссного. Здесь, в своей новой реальности, я сотни раз задавался

вопросом, а полюбила бы этого зверя Даша? Такого, каким меня любила потом? И

каждый раз, отвечая на этот вопрос, понимал, что, скорее всего, нет. Она любила

того парня, который спас её. Но она ни за что не смогла бы смириться с

чудовищем, получавшим удовольствие от чужой боли и смерти. Другое дело –

добрый и благородный Андрей, который всегда поступает по законам совести и

чести.

Закрыл глаза, отгоняя видение, в котором Даша на очередном приеме

танцует с Дэном... Уже полгода прошло, а я помню каждую деталь этого

проклятого кадра. Облегающий тёмно-синий шёлк на соблазнительном теле, и

руки этого подонка, ласкающие ткань. Его довольная улыбка, как отражение её

собственной.

В очередной раз от злости и бешеной ревности срывает все планки, и я

прихожу в себя стоящим возле полуразрушенной колонны. Я разнес ее в щепки

так же, как и свою жизнь… себя. От меня тоже остались одни обломки, гниющие

от яда ревности, одиночества, сожаления и боли.

– Проклятье!