Глава 5.2
1201 Words
– Я не давала тебе этой надежды, Дэн. Никогда.
– Но и не отнимала. Неужели ты все еще любишь его? После всего, что он
тебе сделал? Любишь?
Я посмотрела на Дэна, на отчаяние в его глазах и судорожно втянула
воздух.
– Разве можно приказать себе: люби этого, а того не люби? Можно сказать
себе: не думай, не вспоминай? Ты можешь, Дэн?
Он шагнул ко мне и взял меня за руки:
– Я люблю тебя, мы могли бы попробовать. Ты свободная женщина. Что
мешает попробовать, Дарина? Просто дай мне шанс…
– Не свободная… – тихо ответила я и осторожно высвободила руки.
– Ты разведена, разве это не говорит о том, что ты свободна?
– Не разведена. Я по-прежнему Дарина Воронова. Развод был фикцией.
Дэн усмехнулся, отвернулся от меня и посмотрел вдаль.
– Ты к нему едешь, да? Все было напрасно – наш побег, мое
освобождение?
– Нет, не к нему, Дэн. И все было не напрасно. Ты помог мне, и я
благодарна тебе за это. Благодарна. Но ведь благодарность – не любовь, а любви
я никогда тебе не обещала.
– Значит, это конец? Мне не на что надеяться?
– Не на что, прости. Мне пора, Дэн. Мы поговорим, когда я вернусь.
– Я уже выехала.
– Вы задерживаетесь, а время пошло. Расскажите мне, что сейчас
собираетесь сделать?
– Еду в отель… – я усмехнулась. Радич проверяет.
– Дальше вы смените внешность. Только потом появляйтесь в отеле.
Расплатитесь кредиткой Валерии. Вы позаботитесь о том, чтобы вас никто не
узнал! А также…когда будете убирать отпечатки…чтоб никто не услышал. На
заживление ран меньше недели. Мази и крема у вас собой, обезболивающие
тоже, лимонная кислота для нейтрализации есть.
– Позабочусь.
– Вы знаете, какая это боль? Вы уверены, что вытерпите? Потому что если
нет, то откажитесь от этой затеи сразу. Вашими криками вы привлечете внимание.
Вас запомнят.
– Я вытерплю! – вырулила на дорогу.
– Когда раны затянутся, дайте мне знать. Я перекрою поставку живого
товара. И сразу выходите с ним на связь. Он будет ждать звонок от поставщика
лично.
– Ожоги заживут быстро?
– Это лишь верхний слой кожи. Заживут, но чувствительность может
пропасть. В сейфе в номере есть пакет обезболивающего, наркотического. Если
не уверены, что справитесь с болью, примите его. Это притупит мучения.
При упоминании о наркоте я болезненно поморщилась.
– К черту. Я обойдусь без него.
– Как знаете. Просто запомните, что кричать и стонать нельзя. В этом
дешевом гадюшнике картонные стены.
– Я запомнила.
– Давайте. Удачи. Вас прикроют только по дороге туда, обратно вы
добираетесь сами. Вертолет будет ждать два часа – если не объявились, значит,
все плохо, и я действую по плану номер два.
– Хорошо.
– Если вы опаздываете на вертолет, помните, где скрываться и как дать
мне знать?
– Помню. Черт! Ты ужасно надоедливый, ты знаешь? Я тебе тысячу раз
рассказала все наизусть.
– Я обещал заботиться о вас и нарушать это слово не собираюсь.
– Кому обещал?
– Удачи, Дарина.
Он отключился, а я ударила ладонями по рулю. Упрямый негодяй. Когда я
вернусь – я вытрясу из тебя правду.
***
Я меняла внешность в грязном туалете на заправке, пока прыщавый парень
заправлял мою машину и радовался чаевым, которые я ему дала за ключ от
уборной для персонала. Я даже не посмотрела в зеркало после того, как
обесцветила волосы и обрезала их ножницами. Мне было наплевать, как я
выгляжу. Высушив под сушилкой для рук короткие, жесткие после осветлителя
волосы, заправила их за уши, вышла из туалета, села в машину и, вдавив педаль
газа, поехала в отель. Стефан был прав. Хуже гадюшника, чем это место, не
придумаешь. Что, в принципе, тоже совершенно меня не волновало. Я взяла
ключи от номера у портье и поднялась в скрипучем лифте на третий этаж.
Бросила сумку в кресло, достала ноутбук, ввела сторонний ай пи и вошла в
электронную почту, открытую на имя Валерии Северской. В течение нескольких
лет почта была рабочей. Кто-то регулярно пользовался ею, социальными сетями
и так далее, создавая видимость реально существующей личности. Если меня
будут искать, никто не сможет засомневаться в подлинности всех моих аккаунтов.
Я заперла дверь и достала пузырек с кислотой. Мне предстояло налить ее в
емкость и опустить туда подушечки пальцев. Просто-напросто сжечь кожу, чтобы
избежать идентификации по отпечаткам пальцев. Ищейка продумал даже это – в
биографии Валерии Северской значилось, что у нее есть многочисленные ожоги
на руках.
Стефан боялся, что я не вытерплю боль. Да что значит физическая пытка
по сравнению с моральной? Радич понятия не имеет о настоящей боли, когда
хочется просто умереть. И если физическая рано или поздно заканчивается, то
моральная боль вечная. Моя личная боль.
Я окунула пальцы и не издала ни звука, только губы закусила до крови. Я
упала на колени и доползла до узкой кровати. Легла поперек и закрыла глаза. Я
справлюсь быстрее. Все успею и вернусь вовремя. Я должна. Просто обязана
справиться. Я хотела вернуться к детям, и я решила найти Максима. Сейчас, лежа
с закрытыми глазами, чувствуя ослепительные волны дикой боли в руках, я опять
думала о нем. О том письме, которое прочла, обо всем, что узнала. Проклятый
эффект дежавю. Однажды такое уже было… точнее, могло быть и не произошло.
Когда мой мозг взорвался от взгляда на оборотную сторону медали. Сейчас
происходило то же самое. Только если я и понимала, то простить уже не могла.
Ни Софию Волкову, ни грязную игру с моей свободой и материнскими чувствами.
Нет. Я не могла простить ему, что он не доверился мне. Я хотела увидеть его и
трясти за шиворот, кричать в лицо, по которому до безумия соскучилась: «Почему
ты не доверился мне? Почему не дал мне шанс? Мы могли все обдумать
вместе!»… Но с другой стороны – это сейчас я в курсе всего, сейчас мой мозг
сканирует информацию, и я нахожу выход из любой ситуации, а тогда…что я
могла сделать тогда? Только помешать.
Одна боль глушила другую. Сплеталась с ней в дьявольском танце. Я
кусала губы и ждала. Нет, не стихания мучительного жжения в пальцах рук, а
именно окончания приступа дикой тоски по нему. Невозможно справляться
одновременно и с той болью, и с другой, и я отпустила их. Позволила затопить
себя, захлестнуть с головой, вывернуть мне душу наизнанку. А потом, когда
физические страдания притупились, я все еще металась по кровати и кусала
подушку, чтобы не завыть от раздирающей меня пустоты.
Зарецкий вышел на связь сразу же. Именно лично. Посыпались вопросы,
угрозы, откровенный шантаж, а потом и предложение встретиться. Мне удалось
его заинтересовать – я предлагала другой канал по сбыту живого товара. Он
позвал меня к себе. Сверилась с часами и вышла из номера. Счет пошел на
минуты. У Радича все расписано по секундам.
Через час пути на старой машине я оказалась в пригороде столицы,
проехала КПП без проблем и свернула на закрытую территорию.
В особняк Зарецкого меня впустили сразу. Видимо, тот предупредил о
гостях. Конечно же, сейчас он меня узнает, но на то и был расчет. Так даже
лучше. Ублюдок не просто узнал, а от удивления сжал бокал, который поднес к
губам, с такой силой, что тот треснул.
– Дарина…как там тебя сейчас по фамилии… собственной персоной. А я-то
думаю, кто же мог взломать мою охранную систему и написать мне мейл?
Наглость, оказывается, передается не только по наследству, а?
– Воронова! – поправила я его. – Дарина Воронова. Мой муж, если вы
помните, развелся со мной и женился на сестре вашего друга.
- Writer
