1000 не одна ложь

Я смотрела в иллюминатор самолета и не верила, что это происходит на самом деле. Что я возвращаюсь к себе на родину. Что сейчас взревет мотор и огромная железная птица оторвется от земли и взмоет ввысь, чтобы увезти меня далеко от кошмаров и боли… Только вряд ли я смогу оставить ее здесь, она теперь живет внутри меня и обгладывает мне кости ежедневно, как голодная, обезумевшая тварь, у которой нет чувства жалости. Когда-то это была самая заветная мечта для меня, самая невыносимо прекрасная – вернуться домой… но жизнь настолько меняет людей, настолько выворачивает их ценности и представления о счастье, что лишь за несколько месяцев можно стать совершенно другим человеком… И я уже больше не маленькая Настя, которую выкрали из родного дома, которая верила в справедливость, искала доброе в людях и умела прощать себя и других. Ее не стало. Она умерла где-то в песках Долины смерти. И я точно знала, в какой день и час ее сердце перестало биться. Разве она могла себе представить, что ее пытка лишь началась и не будет ей ни края, ни конца. Дышать она перестала, когда отдала тело Аднана его родне, когда выпустила из скрюченных пальцев деревянный ящик, ломая ногти и загоняя под них занозы. Уже тогда она умирала… держали от последней точки невозврата только слова ведьмы о ребенке. Не давали сойти с ума окончательно и потерять человеческий облик. Хотя назвать меня человеком в те дни было невозможно. Я, скорее, походила на какую-то тень. Она передвигалась, что-то ела, потому что старуха заставляла и ходила по пятам с тарелкой и ложкой. Несколько месяцев непрекращающейся агонии и боли, несколько месяцев жажды встречи со смертью под неусыпным контролем Джабиры, которая не собиралась ей меня отдавать. – Он бы не позволил тебе умереть. Не затем вытягивал тебя с того света, чтоб ты дитя его загубила. Скоро первые толчки почувствуешь. Душу его и сердце внутри себя. Чудо в тебе живет самое необыкновенное из происходящего на земле… Старая Джабира многое бы отдала, чтобы хоть раз узнать самой, что такое быть матерью. Но Аллах наказал ее и не дал детей. Слишком много плохого сделала старая ведьма. Только это и спасало. Мысли о малыше у меня под сердцем. Руки к животу приложу, глаза закрою и думаю о том, как он на Аднана похож будет, о том, что его отец гордился бы его рождением… А потом вспоминала, что теперь никому не нужен этот ребенок и я… Но как же все-таки я ошибалась. Наивная, совсем забыла, с кем имею дело и что такое семья ибн Кадиров. Они приехали поздно вечером. Его братья. Ворвались в лагерь, разбитый Рифатом и его людьми, как к себе домой. Как будто теперь им было позволено все. Джабира тут же затолкала меня в пещеру и спрятала за сундуком, задернув своеобразную шторку. – Не высовывайся. Эти шакалы не просто так сюда приехали. Чую – беду принесли. Она никогда не ошибалась. Я ей верила и сама знала, кто такие братья Аднана. С одним из них мне уже пришлось столкнуться. – Мы приехали забрать то, что нам причитается после смерти нашего брата. – Забирайте все, что посчитаете нужным. Только здесь ничего нет. Все было в деревне и в Каире. – послышался голос Рифата. – Не лги нам. Здесь его снаряжение и оружие. – И скакун, который стоил целое состояние. – Коня Аднана уже забрал себе господин Селим. – Разве? Здесь есть еще один конь, и он породистей и лучше того коня. Где ты его прячешь, Рифат? – Здесь больше нет ничего, что принадлежало бы Аднану. – А белая лошадь? – Белую лошадь подарили. Раздался хохот, от которого у меня по телу поползли мурашки. – Кому подарили? Шармуте? Русской сучке, которую мой брат нагло притащил в дом отца? Кстати, где она? Ее я тоже заберу. Разве она не вещь моего брата? – Альшита была его невестой. – Пыф, невестой. Не было даже обряда обручения, и она все еще не приняла ислам, а значит, она вещь, принадлежащая ибн Кадирам. Давай, выводи к нам девку. – Эй, Раис, а не жирно ли тебе и шлюху белобрысую, и лошадь? – А что такое? – Выбирай или то, или другое. От ужаса у меня все внутри похолодело, и я закрыла рот обеими руками, чтобы не застонать. – Чего это я должен выбирать? Ты себе золото взял. Эй, Рифат, где девка? Давай, тащи ее сюда, посмотрим на игрушку нашего братца, пощупаем, понюхаем, что особенного было в этой сучке. Сердце бешено колотилось и казалось разорвет мне горло. И бежать некуда. Из пещеры только один выход. Да если и сбегу – в пустыне в сезон бурь не выживу. Тяжело дыша, прижала руку к уже слегка набухшему животу, стараясь хоть немного успокоиться. Неужели Рифат отдаст? Неужели… – Забирай коня и уезжай, Раис, и ты, Селим. Мне больше нечего вам отдать! – Девку веди! Хватит шутить, Рифат. Мы сюда не просто так ехали. Или хочешь неприятностей? Защиты у тебя больше нет, и армия твоя оскудела. Может, и ты ради шлюхи русской своих людей в песок уложишь? Как наш братец? – Нет здесь никакой русской шлюхи. Есть моя невеста, ислам она уже приняла и завтра женой мне станет. Икрам подтвердит. – Что за…, – усмехнулся, – ты шутишь, Рифат? Или что это за бред ты несешь? – Не шучу. Я собрался жениться на этой женщине, и свадьба состоится завтра. Вы можете на ней присутствовать. Простите, пригласить не успел. – Издеваешься над нами? Слышишь, Селим, жениться он на русской надумал. А мы, Рифат, сейчас ее с собой увезем. Ведь пока не жена она тебе, так что все по-честному. А ты на другой женись, или девок Аднана не осталось больше, чтоб объедки подобрать? Я увидела, как Джабира напряглась, и поняла почему – провоцируют братья Рифата, сейчас, и правда, может драка начаться. – Я бы, может, и отдал, только не могу. Ребенка моего носит под сердцем. Зачем вам брюхатая? Да и не по совести это – у собрата женщину уводить, своей же веры и ему принадлежащую. – Ишь… когда только успел. Тело брата еще не остыло, а она ноги раздвинула? – Понимаю горечь вашей утраты… но попросил бы уважения к своей женщине. Рано или поздно вам понадобятся люди, а у меня они есть в моей деревне. Зачем дружбу портить, Раис? Воцарилась тишина на какое-то время, а я ощутила, как на глаза навернулись слезы. То ли от страха, то ли от облегчения…Но расслабляться еще рано, пока эти твари здесь. – Коня можете взять. Моей жене не нужны подарки от других мужчин. Я сам в состоянии купить ей другого скакуна. Шамаль, выведи к ним Снега. Я сильно зажмурилась… отдавать коня не хотелось до боли в груди. Я любила его, я привязалась к нему, и это был подарок от Аднана. – Молчи! – скомандовала Джабира. – Пусть забирают, что хотят, и уходят. Только бы бойню не развязали. Не выстоит Рифат. Людей мало у него. Они ускакали через несколько часов, после того, как поужинали с Рифатом и забрали все, что принадлежало Аднану, с собой. Унесли даже его перевязь и нож, лежащие в пещере. Я смотрела на Джабиру, а она на меня, а потом помогла мне подняться с пола и вывела наружу, чтобы воздуха глотнула свежего, чтобы слезы ветер высушил. А потом Джабира нас оставила с ним наедине. Мы редко говорили раньше. Только те пару раз, когда были вынуждены, и все. И сейчас я не знала, что именно сказать… только тихо прошептала: –  Спасибо. – Тут одним спасибо не отделаешься. Они завтра кого-то из своих сюда пришлют или сами приедут. Повернулся ко мне, открывая лицо и сверкая черными глазами. – И… и что делать? – я руки сильно сжала до боли в ладонях и пальцах. – Свадьбу играть. Угрюмо сказал он. – Или бежать… но если поймут, что солгал, догонят и себе заберут. Что ждет тогда тебя, сказать не могу… но, скорее всего, позор и потеря младенца. Насильничать они вместе любят. Отвернулся к костру и протянул к языкам пламени смуглые руки. – Веру менять не заставлю и ни к чему принуждать не стану. Клятву я дал Аднану, что защищу тебя даже ценой своей жизни. Настал момент выполнять ее. Иначе мне никак тебя не спасти. Жизни тебе не дадут ни они, ни вся семья Аднана. Их матери со свету тебя сжить еще тогда были готовы. Неизвестно, кто яд подсыпал. Я не знала, что ответить… во мне еще жило то самое равнодушие к собственной судьбе, к собственной жизни. Я не цеплялась за нее изо всех сил и иногда все так же до дикости желала уйти вслед за Аднаном к тем самым миражам. Только Джабира и встряхивала. Только она и держала меня на поверхности, не давая утонуть в черноте, которая заволокла все мои мысли после гибели Аднана. – Я не настаиваю. Подумай. Время до утра у тебя есть… если не решишься, буду решать, где тебя прятать. Он ушел к своим воинам под навесы, а я перевела взгляд на огонь, глядя, как он пожирает ветки, как беснуются ярко-оранжевые языки, сплетаясь друг с другом, и превращают в пепел дрова. Вот так и у меня внутри один лишь пепел остался. Хочется развеяться по воздуху и исчезнуть. – Соглашайся, Альшита. Нет у тебя иного пути ребенка спасти и самой выжить. Растерзают тебя братья. Насиловать по очереди будут, пока ребёнка не выкинешь, а потом отправят в одну из своих деревень на потеху своим людям. Старая ведьма подошла к костру и воткнула рядом с ним палки с разветвленными концами. – Не знаю, на что решаться… не знаю, Джабира. Не хочу ничего. Только уснуть. Чтоб ненадолго не болело. – Очнись! Жизнь продолжается. В тебе и вокруг тебя! – Нет больше жизни. Есть выживание и эфемерное чувство долга, которое ты пытаешься во мне разбудить… а его нет! Понимаешь? Ничего вокруг нет. Пусто вокруг меня и вот здесь, – ладонь к груди прижала, – пусто и бессмысленно. Я не хотела соглашаться, не хотела предавать Аднана этим согласием. Пусть спрячут меня где-то, а не смогут, значит такова судьба моя и я сама себе перережу горло. Я смогу.   « – Отвезу тебя в Каир, а потом вернусь – отрежу ублюдку яйца, чтоб не смел зариться на то, что принадлежит мне. – А если он тебя убьет? Спросила неожиданно, скорее, подумала вслух, и Аднан вдруг оторвал меня от своей груди, внимательно всматриваясь в мои глаза. – И что? Разве не этого ты хочешь? Или боишься, что, когда меня не станет, твоя участь окажется еще более незавидной, чем со мной? Несмотря на слова, которые он говорил, его пальцы продолжали перебирать мои волосы, словно жили отдельной жизнью от этих пронзительно ярких глаз, выражения которых я начала бояться. – А может быть еще хуже? Теперь взгляд стал невыносимо острым, словно резал меня на куски. – Может… Как здесь рядом со мной, так и не здесь. Но я бы не хотел, чтоб ты об этом узнала, Альшита. – Почему? Разве тебе не все равно, как умрет грязная, русская шармута? Он прищурился и склонил голову к плечу, всматриваясь в мое лицо, словно считывая с него нечто неподвластное мне самой. – Не все равно…, – костяшки пальцев прошлись по моей щеке очень мягко, – ты не умрешь, пока я не позволю тебе умереть. И ты… ты не шармута. Убрал прядь волос с моего лица назад, приглаживая волосы большой, широкой ладонью, на запястье звякнули металлические символы, которые наверняка что-то означали. – А кто я? – Моя женщина…»   Ничья я теперь… никому не принадлежу, и в эту секунду почувствовала, как в живот изнутри что-то толкнулось, нежно перекатываясь и щекоча, как крылышками маленькой птички. Я невольно прижала туда руку и ощутила, как ребенок толкнулся еще раз.   «– Я никогда не лгу, Альшита. У меня достаточно власти в руках, чтобы позволить себе всегда говорить правду. Я приподнялась на локте и слегка покраснела, когда его взгляд вспыхнул, опустившись к моей груди. – Я стану твоей женщиной по-настоящему. И он опрокинул меня навзничь на шкуры, глядя мне в глаза своими безумно красивыми зелеными омутами. – Я клянусь, что ты никогда об этом не пожалеешь… Поженимся и поедем в Россию, Настя. Знакомиться с твоими родителями… Я вскинула руки и рывком прижалась к его груди. Неожиданно для себя расплакалась, а он засмеялся. – Я счастлив, ледяная девочка. О, Аллах свидетель – еще никогда в жизни я не был так счастлив. А утром он одевался на эту самую вылазку, и я снова ощутила прилив дикого ужаса от предстоящего расставания. Поправляла джалабею у него на груди, проводя пальцами по вышивке на вороте и нарочно оттягивая расставание. – Я хочу родить от тебя ребенка… И опустила взгляд вниз. Чувствуя, как кровь приливает к щекам, а он заставил посмотреть себе в глаза и усмехнулся. В глазах заблестели миллионы чертей. – Если хочешь, значит родишь. Когда вернусь, мы будем очень много стараться над его исполнением».   Утром я согласилась выйти замуж за Рифата. Я рожу ребенка Аднана, как он хотел… как я хотела.