Затерявшиеся во времени

Часть 2 (глава 5)

Глава пятая

- Судьба вручила мне щедрый подарок… - тихо сказал Гийом на обратном пути.

- Что вы хотите этим сказать?

- Я говорю о вас, миледи. Судьба подарила мне любовь к самой необыкновенной женщине, и позволила находиться рядом с вами…

- Вот уж, правда, немыслимое счастье… - усмехнулась Анжела. - Я далеко не ангел, несмотря на моё имя.

- Вы лучше, чем может быть настоящий Ангел, потому что вы живая, потому что в вашей груди бьётся сердце, способное на сострадание и любовь…

- Всё, Гийом, больше ни слова о моих достоинствах, иначе меня одолеет мания величия. И, вообще, сколько можно говорить обо мне? Лучше расскажите о себе, ведь я почти ничего не знаю о вас.

- В моей жизни не было ничего интересного.

- И всё же я хотела бы, чтобы вы рассказали мне о своей семье, о том, где вы родились, где учились живописи, почему можете предсказывать судьбу…

- Вы, в самом деле, хотите это знать?

- Конечно, и я не понимаю, почему вас удивляет мой интерес.

- Я не привык к тому, чтобы моя судьба занимала кого-то. Обычно людям интересно знать лишь то, что касается их самих. Большинство людей в этом мире не интересуют судьбы других…

- В таком случае этот мир очень несовершенен. Но оставим в покое мир с его несовершенством. Я хочу знать о вас всё, что вы можете мне рассказать. Приступайте к рассказу, Гийом, и начните с вашего детства, я внимательно слушаю вас.

- Я родился в самой обычной семье. Мои родители были добрыми людьми, но их замучила бедность и слишком большое число детей, - он грустно усмехнулся. - И моё рождение не стало радостным событием для них. Меня продали в раннем детстве, миледи.

- Продали? - Анжела с ужасом уставилась на него. - Что значит - продали?.. Надеюсь, вы пошутили, и применили данное слово, имея в виду что-то другое…

- Ничего подобного, миледи. Обыкновенная сделка, ничем не примечательная… Как ни странно, я очень хорошо помню тот день, хотя мне тогда было всего лишь пять лет. Мы жили в маленьком доме на окраине поселения недалеко от Парижа. Моя старшая сестрёнка болела, и я постоянно торчал возле неё, потому что любил Линду больше всех на свете. Мать, измученная нищей жизнью, не баловала меня, отец почти не бывал дома, работая на полях, а Линда заботилась об мне, оставляла еду из своих скудных порций… Когда в доме много детей, это становится проблемой. Я был младшим и, подозреваю, самым нежеланным ребёнком для своих родителей. К тому же в три года я заболел, а после выздоровления неожиданно стал видеть какие-то картинки, рассказы о которых пугали их, и научился рисовать углем на камнях странные рисунки. Отец запретил мне говорить о том, что я вижу, запретил рисовать, и слушала меня только Линда. Мы забирались тайком в сарай, и она просила рассказать о моих видениях. Я и сейчас помню её глаза, их выражение, когда она слушала меня. Помимо нас, у родителей было ещё шестеро детей, самому старшему исполнилось, кажется, лет пятнадцать. Он и ещё двое братьев помогали отцу в поле, а девочки работали по дому, где постоянно не хватало еды и одежды. Болезнь Линды огорчала только меня. Мне кажется, что мать с нетерпением ждала её смерти…

- Как такое может быть?.. - перебила его Анжела.

- Когда живёшь в постоянной нужде, чувства притупляются, - спокойно возразил Гийом. - В тот день, который так врезался в мою память, отец вернулся домой раньше обычного. С ним в дом вошёл человек в чёрном камзоле, который на фоне нашей нищеты казался просто роскошным. Я, как всегда, сидел возле постели Линды, держал её руку, горячую и сухую, и уже понимал, что она уходит. Накануне я увидел смерть сестрёнки в одной из своих картинок, и с самого утра тихонько плакал, наблюдая, как она мечется в жару… Человек, которого привёл отец, подошёл ко мне и тихо спросил: «Тебя зовут Гийом?» Я кивнул, потому что слёзы мешали мне говорить. Он помолчал, а потом сказал: «Не грусти, мальчик. Там, куда уходит твоя сестра, ей будет намного лучше, чем здесь…» Почему-то я сразу поверил ему, и почти тут же Линда открыла глаза, посмотрела на меня и улыбнулась. Помню, как я обрадовался, как что-то говорил ей, но взгляд её замер, и вскоре я почувствовал, что моей сестрёнки уже нет рядом со мной. Человек в чёрном уехал, не пытаясь больше утешать меня. Но на другой день он опять появился в нашем доме и помог похоронить Линду по всем правилам. Я уже не плакал, потому что видел свою сестру ночью. Она пришла ко мне, присела рядом и попросила не грустить без неё, сказав, что ей хорошо теперь, намного лучше, чем на земле. И ещё она сказала, что мы непременно встретимся когда-нибудь, только случится это нескоро…

Гийом замолчал, глядя вдаль, и Анжела не решилась нарушить это молчание, потому что была потрясена его рассказом, и переживала то, что услышала, пытаясь понять, как можно спокойно говорить о несправедливости родителей и смерти любимой сестры…

- После похорон, - заговорил он вновь, - человек в чёрном отвёл меня в сторону и спросил, чего мне хочется в жизни. Я не знал, что ответить ему, и он задал другой вопрос: «Хочешь ли ты, мальчик, остаться здесь или уехать со мной в Париж и увидеть совсем другой мир?» Мне не нужно было раздумывать слишком долго. Ничто не держало меня в родительском доме. Впрочем, подозреваю, что от моего решения ничего и не зависело. Как бы там ни было, я согласился уехать с незнакомцем, и заметил, как тот передал пачку денег моему отцу. Прощание было недолгим. Мать перекрестила меня, а отец лишь махнул рукой и ушёл в дом…

- И вы больше не видели своих родителей?

- Нет. Моей семьёй была Линда, и я верю, что встречу её за пределами земной жизни. Другой семьи у меня не было.

- Но зачем тот мужчина купил вас? Господи, как чудовищно звучит это слово - «купил»…

- Этого человека звали Огюстом Бертраном, и он служил лекарем при дворе Людовика Двенадцатого. Так я и попал в Париж, и оказался в доме Огюста среди других его учеников. До сих пор не знаю, как он познакомился с моим отцом, почему захотел забрать меня с собой. Когда я спрашивал его об этом, он лишь отвечал, что так было записано в Книге Судеб…

- Он учил вас профессии лекаря?

- О, нет. Этот человек был не только лекарем, он ещё умел предсказывать судьбу. Можно сказать, что он был придворным астрологом его величества. Уже тогда он знал, что Людовику осталось жить не более двух лет, и после него страной будет править Генрих. Он видел это так же ясно, как я вижу судьбу теперешнего короля. Но он умел пользоваться своим даром так, чтобы не стать врагом для тех, кто обращался к нему за предсказаниями. Не думаю, что он был способным врачевателем, но умелым политиком - безусловно. Он научил меня управлять своими видениями, хотя бы некоторыми из них. Ведь подобный дар иногда превращается в оружие, направленное в грудь человека, который им владеет, и человек этот может погибнуть под его гнётом. Со мной случались припадки, когда, отдаваясь во власть видений, я терял сознание, бредил, лежал в жару… Огюст старался научить меня справляться с такими состояниями. Это сложно, но постепенно я научился запрещать себе погружаться в видения, возникающие передо мной, слишком глубоко. Я смог удерживаться на краю, сберегая свои силы и не нанося вред здоровью… Когда же Огюст понял, что я умею рисовать, нанял живописца, который, в свою очередь, обучил меня ремеслу художника. Именно Огюста я считаю своим настоящим отцом, потому что видел от него только добро.

- Где он теперь?

- Погиб, когда умер Людовик. В Париже начались беспорядки, как часто бывает при смене правителя, и Огюст стал случайной жертвой толпы. Впрочем, может быть, и не совсем случайной. Он слыл колдуном, многие боялись его… Меня же спас мой второй учитель, скромный художник, не побоявшийся взять в свой дом юношу с весьма дурной славой. Ведь уже тогда во мне видели продолжателя дел Огюста, хотя я и не любил астрологию, и ни в коем случае не хотел заменить Бертрана при дворе. Чуть позже, когда уже Генрих укрепил свой престол, меня призвали к его величеству, и он предложил мне занять место придворного художника. Чем это закончилось, вы знаете. Вот и вся история, миледи. Как видите, в ней нет ничего занимательного.

- А женщины, Гийом?.. Вы сказали, что у вас было много женщин. Неужели ни одна из них не смогла тронуть ваше сердце?

- Любовь женщин я принимал как должное, - со вздохом признался Гийом. - Мне казалось, что это нормально - я пишу их портреты, они влюбляются в меня и дарят мне свою любовь. Мы даём что-то друг другу, а затем расстаёмся без боли и сожаления…

- И для них было так же, как для вас? Не было ни боли, ни обиды, ни сожаления о том, что не сбылись мечты, и любовь ускользнула, не оставив следа в вашей душе?

- Я не смогу ответить на ваш вопрос, миледи, даже если бы захотел. Я забывал этих женщин сразу после расставания. Знаю, что мои слова могут показаться жестокими, но я видел вас, чувствовал, что только вам смогу отдать своё сердце…

- Видели меня… Мы опять вернулись ко мне, а я хотела говорить только о вас, Гийом…

- Но вся моя жизнь была дорогой, ведущей к этой встрече. Если представить жизнь как прямую линию, то между рождением и встречей с вами в моей жизни было мало такого, о чём я мог бы вспоминать с благодарностью. Я не говорю, что не помню Линду, Огюста или Марка, художника, который спас меня. Конечно, я помню их, и никогда не забуду. Но сердце всегда рвалось к вам, я ждал встречу с вами, она мне снилась и виделась в самых удивительных мечтах. Иногда после этих снов или видений мне казалось, что я не выдержу, и сердце разорвётся от счастье, если я увижу вас наяву… Иногда я чувствовал прикосновение крыльев… Это почти невозможно объяснить - нежное, мягкое, тёплое касание пера… И лишь один раз - прикосновение губ…

- Гийом…

- Не сердитесь, миледи, ведь это был всего лишь сон… Правда, после него я неделю провёл в бреду, но зато он сохранился в моей памяти в мельчайших подробностях. Когда это случится…

- Боюсь, что этого никогда не произойдёт, - мягко возразила Анжела.

- Нет, миледи, так будет. Я поцелую вас, и умру счастливым сразу после этого поцелуя… Видение смутно, но я точно знаю, что так и будет, - глаза Гийома расширились, и взгляд стал ещё более загадочным, словно перед ним раскрывались картины будущего, известного лишь ему одному.

- Когда вы так говорите, мне становится страшно.

- О, нет, что вы, я не хотел вас пугать! - он перевёл взгляд на Анжелу, и вновь глубина его чувств поразила её.

Дальнейший путь они проделали молча. После слов Гийома о поцелуе Анжела чувствовала себя так, словно она держала в руках бомбу с тикающим механизмом, и не знала, когда произойдёт взрыв, а от понимания этого зависела и её жизнь, и жизни тех, кто находился рядом с ней.

Больше всего ей хотелось, чтобы последние слова Гийома оказались неправдой, чтобы видения обманули его, и жизнь, а не смерть, раскрывала бы перед ним свои пути, по которым он смог бы пройти до глубокой старости…

В холле Анжелу встретил Бернар, вид у которого был смущённый.

- Ваше сиятельство, в малой гостиной вас ожидает важный господин. Он не пожелал назвать себя, но отдавал приказы так, словно имел на это право. Я подумал, может быть, это друг его сиятельства, я не мог не впустить его…

- Не волнуйтесь, Бернар, ничего страшного. Никто не может причинить мне зло в моём доме. Я переоденусь и спущусь в малую гостиную.

- Но он просил, чтобы я сразу проводил вас к нему… - растерянно пробормотал слуга.

- Здесь я пока ещё хозяйка, - Анжела упрямо вскинула голову. - Я спущусь через пятнадцать минут, мне нужно привести себя в порядок после прогулки.

- Миледи, вы хотите, чтобы я сопровождал вас на эту встречу? - остановил её Гийом.

- Нет, идите к себе.

- Но я беспокоюсь… Мне кажется, это…

- Возможно, мы с вами думаем об одном и том же человеке, тем более я должна встретиться с ним наедине. Вы полагаете, его обрадует ваше присутствие?

- Боюсь, что нет, миледи… Более того - он наверняка будет разгневан, увидев меня рядом с вами.

- Вот именно. Нам не нужны лишние проблемы. Идите к себе, Гийом, я зайду к вам после беседы с этим господином. А вы, Бернар, пройдите к гостю и скажите, что я встречусь с ним через пятнадцать минут.

- Слушаюсь, ваше сиятельство… - поклонился слуга и исчез.

- Итак, король сделал первый шаг, - тихо сказала Анжела Гийому, поднимаясь с ним по лестнице. - Вы ведь точно так же, как и я, уверены, что сегодня его величество почтил нас своим визитом.

- Не сомневаюсь в этом, миледи.

- Значит, сейчас мне предстоит первое сражение…

- Вы могли бы сказаться больной, - неуверенно заметил художник.

- Больной? После возвращения с длительной прогулки? Вы шутите, Гийом? Не принять короля - этого даже я при всей моей наглости не могу себе позволить. Впрочем, не сомневаюсь в том, что отсюда его величество уедет в страшном гневе… Ведь я не смогу выполнить его требований. Кстати, как вы думаете: чего может потребовать от меня король?

- Может призвать вас ко двору.

- Только этого не хватало! Что ж, тогда мне, в самом деле, придётся сослаться на нездоровье…

- Вряд ли короля устроит такой ответ.

- Я не поеду в Париж, Гийом, как бы ни злился король. Я останусь здесь, и буду ждать возвращения графа, чего бы мне это ни стоило…

- Да, миледи, я знаю.

- Что ж… Переоденусь и войду в клетку к зверю…

- Король - не зверь, миледи, - грустно улыбнулся Гийом. - Он всего лишь несчастный человек, загнавший себя в капкан собственных чувств.

- Дай Бог, чтобы мы с вами ошибались, и в гостиной меня ждал совсем другой мужчина… - вздохнула Анжела, открывая дверь в свою комнату.

Когда она вошла в малую гостиную, одного взгляда было достаточно для того, чтобы узнать нежданного визитёра. Анжела заставила себя улыбнуться и присесть в глубоком реверансе:

- Я не ожидала, ваше величество, увидеть вас здесь.

- Здравствуйте, графиня, и не нужно лицемерить. Именно меня вы ожидали увидеть сейчас, я не заметил в вашем взгляде удивления. Садитесь, сударыня, нам нужно поговорить.

Он опустился в кресло возле небольшого столика, кивнув на стул напротив. У Анжелы мелькнула мысль, что король и в её доме чувствует себя хозяином, но озвучивать эту мысль она не рискнула, и послушно выполнила приказание.

- Итак, графиня, - нарушил король молчание, - вы обдумали наш разговор?

- Ваше величество, если бы я сказала, что совсем не думала о нём, то солгала бы. Разумеется, я вспоминала его.

- И каков ваш ответ?

- Я всё сказала вам, ваше величество, уже тогда, другого ответа не может быть.

- Но сейчас, когда вы остались одна…

- Благодаря приказу вашего величества, - с горечью перебила его Анжела, понимая, что поступает дерзко, - я, в самом деле, осталась одна, но это ничего не меняет.

- Я хотел бы, графиня, чтобы вы оставили замок и переехали в Париж.

- Благодарю, ваше величество, но я совсем недавно перенесла болезнь и не имею сил для того, чтобы переезжать на новое место.

- Вы были больны? - в глазах короля появилась тревога. - Я не знал об этом, сударыня, я бы прислал своего лекаря.

- Ваше величество очень добры, - Анжеле с трудом удалось избежать иронической интонации.

- Сколько времени вам потребуется для того, чтобы прийти в себя и выполнить моё пожелание?

- Столько, сколько нужно для возвращения моего мужа. Я останусь здесь, ваше величество, и дождусь его.

- А если он не вернётся?

- Он вернётся, ваше величество.

- На войне может случиться всякое… И ваш муж - всего лишь человек, который не защищён ни от пули, ни от удара шпагой.

- Неправда, он защищён более надёжным оружием.

- Какое оружие может защитить морского разбойника?

- Моя любовь, ваше величество, - Анжела смело встретила гневный взгляд короля. - Моя любовь защитит и сбережёт его для меня. И вы забыли одну мелочь: граф стал морским разбойником, как вы называете его, по вашему приказу.

- Неужели вы не понимаете, мадам, что сражаться с королём бесполезно? Как бы вы ни сопротивлялись, рано или поздно вы станете моей.

- Только если вы возьмёте меня силой.

- Я не стану этого делать, но у меня есть другие средства…

- Одно вы уже испробовали, не так ли? Разлучили меня с любимым мужчиной…

- Вы забываетесь, сударыня! - повысил голос король.

- Нет, ваше величество, это вы забыли, что находитесь в моём доме. О, да, я знаю, что всё в этой стране принадлежит королю. Что ж, вы можете отобрать замок, можете уничтожить меня физически, но вы не получите того, чего так упорно пытаетесь добиться. Моя любовь принадлежит одному мужчине, и этот мужчина - мой муж, граф де ля Феб.

- Ни один человек в стране не посмел бы разговаривать со мной в таком тоне! Вы - моя подданная!

- Но я не вещь короля! Подданные - тоже люди, ваше величество, у них есть сердца и души, властвовать над которыми не может даже король.

- Вы заблуждаетесь, мадам, здесь всё принадлежит мне, в том числе и души моих подданных! - король поднялся, глядя на Анжелу сверху вниз, но она спокойно выдержала его яростный взгляд, прежде чем последовала его примеру и встала, не опуская глаз, замечая, как бледнеет лицо короля от этой затянувшейся схватки взглядов.

- Странно… - усмехнулась она. - Я всегда полагала, что только Бог может распоряжаться душами людей… А вы говорите, что это привилегия короля.

- Если бы при нашем разговоре присутствовал кто-то из моих придворных, мне пришлось бы казнить вас, сударыня, чтобы не стать посмешищем в чужих глазах. Кем вы себя считаете, что смеете так дерзить королю?

- Женщиной, - мягко ответила Анжела. - Я считаю себя женщиной, ваше величество. И вижу перед собой мужчину, а не короля - красивого, сильного и умного мужчину, который почему-то не может понять одну простую истину: не всё в этом мире принадлежит ему…

- Анжела, я могу подарить вам весь мир! Покоритесь, и в этом королевстве не будет женщины счастливее вас.

- Когда-то я уже слышала эти слова. Люди повторяют их во все времена, но подарить мир может лишь один человек во вселенной, которого нужно найти и выбрать, чтобы стать счастливой. А моё сердце давно сделало свой выбор.

- Ваш муж, сударыня…

- Да, ваше величество, мой муж.

- Что ж… - король резко развернулся и пошёл к выходу. - Не провожайте меня, мадам, и помните: наш разговор не окончен. Вы будете моей, Анжела, сколько бы вы ни противились этому…

Хлопнула дверь гостиной, шаги короля стихли вдали, а Анжела продолжала стоять, глядя ему вслед с отчаянно бьющимся сердцем и тревогой, заползающей в душу, словно змея, выбирающая момент для того, чтобы ужалить как можно больнее…