Затмение Лилит

Жертва нечестивых – мерзость, особенно когда с лукавством приносят её (Притч.: 21,27)

I'm not ready to die, girl

Because of what you don't tell me

I'm never going to tow the line of your conformity[1]

Январь 2017

После происшествия в День Рождения Лили отношения между ней и Кэр начали становиться странными. И если раньше блондинка символизировала для Кэр абстрактное солнце, мягкое, доброе, нежное, пусть и немного навязчивое местами, то теперь она стала солнцем настоящим. Со всеми присущими ему солнечными вспышками, пятнами, ветрами, редким полярным сиянием и впечатляющими геомагнитными бурями.

Любые попытки поговорить об Аманде или причинах изменения поведения Лили заканчивались скандалами. Девушка так и не соизволила объяснить, где она была и почему напилась, почему считала, что Кэр следит за ней. Даже невинный вопрос о том, является ли упомянутый в соре Кэвин тем самым Куртко-Парнем, привел к самой настоящей истерике. А потом вдруг Лили становилась чрезмерно доброй и заботливой. Делала массаж, покупала угощения, весело щебетала о чем-то забавном и легкомысленном, прижимаясь к соседке по квартире всем своим трепетным телом, преданно заглядывая в ее глаза.

Вопрос с Днем Рождения вообще был достаточно странным. Очевидно, что цветы и торт не произвели на блондинку никакого впечатления, вернее даже разозлили ее. Спросить, что она хочет получить в подарок не представлялось возможным, а оставить девушку совсем без него было как-то… ненормально.

Из всех вариантов, пришедших в голову, самой невинной показалась идея подарить Лили что-то рукодельное. Что-то, что не выглядело бы как полноценный подарок, но вместе с тем указывало на особое отношение, желание порадовать или сделать что-то необычное.

Когда-то в далеком детстве Кэр любила рисовать. Конечно же, после того, как отец изменил к ней свое отношение, ни о каких рисунках или хобби вообще речи быть не могло. Но оказавшись на свободе, девушка вновь вернулась к любимому занятию. Получалось у нее, на ее же собственный вкус, не очень хорошо. Но, проводя время за тщательным прорисовыванием мелких деталей и сложных завитушек, ирландка ощущала некоторую степень внутренней свободы и даже счастья. Да и выглядели такие картины, основным мотивом которых, как правило, были птицы, достаточно сложными, чтобы стало понятно – человек потратил на это приличное количество сил и времени. 

Один из таких рисунков, двух неразлучников, гармонично вписанных в сложный узор, напоминающий разноцветную витражную мозаику, Кэр решилась подарить Лили.

Настроение у блондинки сегодня было средним – не поймешь, разойдутся облака и проглянет солнце, или вот-вот разразится жуткий ливень с градом и молниями. Но и затягивать смысла не было, от дня рождения отделяло уже приличное количество дней, а ложка, как говорится, дорога к обеду.

Ирландка долго думала, как именно преподнести подарок, сказать (или не стоит), к какому конкретно событию он приурочен, но в результате решила просто его вручить, как жест симпатии и желания сделать приятное близкому человеку.

- Ты не слишком занята сейчас? – спросила девушка, наблюдая за тем, как Лили невидящим взглядом уперлась в окно. Книга на ее коленях лежала раскрытой, но уже давно не на той странице, на которой блондинка остановила свое чтение. На улице начало темнеть, и подмерзшее оконное стекло выглядело словно ажурное.

- Нет, а что? – вяло отозвалась та, не шевельнувшись, даже не повернув головы.

- Я, может, не очень хорошо рисую, - стушевавшись, Кэр ощутила, что дар речи сегодня не самая сильная из ее сторон. Внезапно идея подарка показалась не такой уж и хорошей. – В этом рисунке наверняка много недостатков, но… я хотела бы подарить его тебе…

В знак чего? Стоило ли вообще это говорить? Ирландка мучительно подбирала слова, осторожно приблизившись к подруге и положив ей на колени прямоугольник разрисованного яркими цветами листа. Откровенно говоря, она надеялась, что дальше ей говорить не придется. Лили улыбнется, может, скажет спасибо, или начнет расспрашивать, что именно здесь нарисовано, и разговор сложится как-то сам собой.

Но блондинка лишь поджала губы и медленно, словно нехотя, перевела взгляд на рисунок. Мучительная пауза начинала вызывать какое-то странное чувство неловкости. Кэр снова попыталась что-то сказать.

- Я… ну, я только учусь, поэтому…

- Да, действительно, - совершенно бесцеремонно перебила ее Лили. – Если я правильно поняла, и это неразлучники, то ты исказила пропорции. Хвосты слишком длинные, а клювы, наоборот, маловаты. Зеленый цвет оперения вот здесь, - она ткнула пальцем в лист, - сливается с лимонным оттенком витражного стекла. Да и в целом слишком пестро, тени наложены неправильно, объемности и реалистичности очень не хватает. 

Она, наконец, подняла лицо и взглянула прямо в глаза Кэр. Видимо, что-то в выражении лица той заставило блондинку смягчиться.

- Но мне все равно нравится, что ты делаешь. Очень неплохо для новичка. Немного практики, и ты научишься рисовать.

Умом Кэр понимала, что эти слова вполне соответствуют истине, но в душе творилось черт-те что. Внезапно стало жалко себя и многих часов, потраченных на эту картинку. Вспомнилось, как критиковал ее в детстве отец, а брат уверенной рукой «правил косяки» рисунков. С одной стороны, она осознавала, что Лили не обязана быть вежливой, не обязана симулировать, что ей нравится подарок, когда он откровенно паршив. Но с другой – она ведь принимала попытки подруги приготовить жуткие несъедобные сэндвичи и просто отвратительный кофе. Она же не просила себя хвалить или льстить. Просто немного вежливости было бы достаточно.

Черт, нет. Она рисовала этот рисунок для Лили, ставшей ей очень близким, и родным человеком, и искренне хотела, чтобы девушке этот подарок понравился, какой бы хреновый он ни был. Хотя бы засчитался как неловкая, но искренняя попытка продемонстрировать свои чувства.

Лили отложила рисунок на столик, стоявший рядом с подоконником, слезла сама.

- Я хочу пирожных. Сбегаю, пожалуй, пока совсем не стемнело. Тебе что-нибудь прихватить в супермаркете?

- Нет, спасибо, - глухо отозвалась Кэр, стараясь не показать своего разочарования. Мягко улыбнулась подруге. – Будь осторожна, там сейчас скользко.

Когда миниатюрная блондинка выскользнула за пределы квартиры, ирландка подошла к столику и еще раз критично оглядела творение рук своих. Да, пропорции были не идеальны. Да, цвет не всегда был выбран удачно. Но, пожалуй, это одна из лучших, и уж точно – одна из самых сложных и изматывающих ее работ.

Девушка подхватила лист кончиками пальцев, будто боясь испачкаться.

«Немного практики, и ты научишься рисовать», сказала Лили. Даже воспоминание об этих словах причиняло странную ноющую боль. Ощущая, как боль плавно переходит в ярость, она ухватилась за противоположный край другой рукой, и уже было собралась порвать рисунок, как какой-то неприятный, детский клянчащий голосок внутри посоветовал ей его спрятать. Если Лили заметит пропажу, значит, хоть немного, но этот подарок для нее ценен. Если же нет…

Идея была откровенно идиотская, но какая-то смутная надежда внутри все же победила.

«Какой же я все еще ребенок», - мысль была раздражающая, как давно ноющий зуб мудрости.

Лист отправился в папку с документами в самый дальний ящик у прикроватной тумбочки… Чтобы быть изодранным в мелкие цветастые клочки уже недели через две.

Естественно, за все это время Лили даже не вспомнила о подарке.

**

Постепенно жизнь вошла в относительную норму. К концу января Лили стала все чаще улыбаться и все дольше держаться в хорошем настроении. Она, наконец, научилась делать кофе, и даже пошла на курсы готовки. Кроме общих сериалов их теперь объединяли и общие друзья, с которыми блондинка очень активно общалась в сети и даже по телефону. Все чаще новости о переменах в жизни кого-то из них Кэр узнавала именно от Лили.

К самой ирландке соседка по квартире тоже стала относиться заботливее. Провожала, почти насильно впихивая с собой ланч-боксы с перекусом и зонт, если прогноз погоды был неутешительным, несколько раз даже звонила на работу, предупреждая, что синоптики обещают снежную бурю и лучше вместо обычного маршрута выбрать метро.

Эти перемены выглядели положительно, но чем больше их было, тем больше они напрягали Кэр. Она не любила настолько сильное вторжение в свою жизнь и столь бесцеремонное нарушение личного пространства. Ей не нравилось постоянно есть сэндвичи на работе. И она совершенно точно помнила, что не давала Лили номера телефонов мест, где она работала.

Казалось, что блондинка осознала, что вела себя с ней несправедливо, и теперь всеми силами пыталась загладить вину, превратиться почти в идеального партнера. Но это выглядело так, словно она хотела подмять под себя всю жизнь Кэр, стать той самой женой, которая точно знает, в трусах какого цвета ее муж ушел на работу в какой день, и где он находится в каждый конкретный момент времени. И если те жуткие жены хотя бы признавали право мужа на собственных друзей и покер в чисто мужской компании по пятничным вечерам, то и друзей Лили практически отобрала себе. За все это время Джанин звонила Кэр всего лишь раз, чтобы спросить «почему Лиль не берет трубку?».

Лили делала все, что делала бы Кэр, если бы не была столь замкнутой и интровертной. Ее квартира, ее друзья, ее музыка и сериалы, ее привычки, книги и даже одежда – все это теперь принадлежало ее подруге. Последней каплей в чаше терпения и понимания происходящего для ирландки стали птицы.

Вернее то, что блондинка начала рисовать птиц, причем в той же манере, в которой любила это делать сама Кэр. Но намного, намного лучше. Была ли она художницей, до того скрывавшей свой талант, записалась ли на еще одни курсы, или просто была одаренной от Бога, но одно оставалось бесспорным - все, что ни делала и ни рисовала Лили, у нее получалось куда лучше и красивее, чем у Кэр.

Лили стала своеобразным зеркалом, в котором в полной мере отражалось все несовершенство ее подруги. Жарким полуденным солнцем, уничтожавшем все тени и вуали, и обнажавшим все пороки и недостатки той, кто оказалась под этими безжалостными лучами.

[1]  «Я не готов умереть, девочка, из-за того, о чем ты умалчиваешь. Я не собираюсь позволить тебе сажать себя на поводок» Bound (Disturbed)